Там живут одни киты - Святослав Сахарнов

— Вид-то у вас какой нехороший. Устали сильно. Только с лимана?

Лоцман кивнул и вышел на крыльцо.

У крыльца сидела Машка. Вокруг неё толпились ребята.

Прохор Петрович хотел было что-то сказать, протянул к Машке руку и вдруг увидел, что улица вместе с домами опрокидывается на него. Серое небо наклонилось, и по нему стремительно поплыли синие круги…

На шум падения из почты выбежала девушка.

— Что же вы стоите? — закричала она на мальчишек. — Помогите. Подержите голову… Ты, самый большой, беги в порт, позови матросов. Я сейчас!

Она убежала звонить в «Скорую помощь». С воем подлетела белая, с красными крестами на дверцах машина.

Дверцы открылись и захлопнулись. Снова завыла сирена.

Прохора Петровича увезли.

Девушка с матросом повели Машку в порт. Скрипела лестница. Машка неуклюже слезала со ступеньки на ступеньку и всё время оглядывалась.

Прохор Петрович не возвращался.

Машка беспокойно металась по палубе, то и дело подходила к трапу, обнюхивала его. Доски пахли чужими.

Заметив открытый люк, Машка залезла внутрь катера. В тесном маленьком коридорчике была всего одна дверь. За дверью — тесная каютка, в ней койка, застеленная рыжим одеялом.

Машка понюхала одеяло и радостно завизжала. Она тёрлась о него длинной узкой мордой, царапала когтями, лизала.

— Смотри, чего натворила! — закричал матрос, заглянув в каюту. — Одеяло истратила! А ну отсюда!..

В тот же день катер ушёл на проводку.

Вместо Прохора Петровича в рубке, рядом со старшиной, стоял новый лоцман. Он был маленький, сухонький, всё время шелестел картой и выбегал с биноклем на палубу.

— А вы не волнуйтесь! — сказал ему старшина. — Человек хотя вы и новый, да проводка обычная. Сто раз ходили!

Маленький лоцман кивнул, но на всякий случай ещё раз осмотрел берег в бинокль.

— У вас тут сложно! — сказал он. — Река, приливы, отливы… У нас на Балтике проще!

И он вздохнул.

Мимо открытой двери по палубе прошмыгнула Машка.

— И знаете, — сказал лоцман, — у нас на Балтике зверей держать на кораблях не разрешают. От них запах и портится обмундирование.

Когда катер с баржей подошли к «Победе», Машка снова появилась у рубки.

— Иди, Маша, на корму! — ласково сказал старшина.

Машка посмотрела на медленно движущийся берег и недовольно замотала головой.

— Урч! — сказала она.

— Пошла на место!

— Рррр!

— Ничего не понимаю, почему она сердится? — сказал старшина. — Тихий зверь, год с нами плавает, все порядки знает… Может, что делаем не так?

— Не тем курсом идём? — осторожно спросил балтиец.

Старшина засмеялся:

— Медведь лоцман?

В этот момент катер дёрнулся, старшина и лоцман упали друг на друга.

— Трос лопнул! Баржа сидит! На мель выскочила! — закричали матросы.

Все выбежали на палубу.

Баржа неподвижно стояла на месте. Вокруг неё расплывалось жёлтое пятно.

— Отдать якорь! — скомандовал старшина. — Ах ты! — добавил он. — И верно, не так шли: прилив-то забыли. На этом месте, — обратился он к лоцману, — Прохор Петрович всегда останавливался, прилива ждал… Где эта чёртова скотина?

Машка уже была на носу. Она стояла столбиком у борта и облизывалась. От берега к катеру шла лодка. Ветер доносил сладкий запах горбуши.

Прохор Петрович лежал на белой больничной кровати, укрытый тоненьким застиранным одеялом.

Над ухом шёпотом бормотал репродуктор.

Ночь лоцман не спал. За окном в чёрном небе падали звёзды. Они летели наискосок из левого угла, вправо и вниз. Не долетев до подоконника, звёзды гасли.

Под утро Прохор Петрович забылся. Ему снова приснился сон.

Снился адресный стол. Стол был огромный. Он стоял над всем городом, упираясь четырьмя ногами в землю.

Маленькие люди суетились у его подножия. Людям нужно было узнать что-то очень для них важное. Они кричали и размахивали руками. Стол стоял молчаливый, как гора. Изредка с него срывались и падали вниз белые листки бумаги.

Прохор Петрович тоже суетился и бегал вместе с людьми Он тянул руки вверх к падающим листкам, но каждый раз толпа относила его в сторону.

Вдруг Прохор Петрович увидел Машку. Она пробиралась к нему. В зубах Машка держала белый листок. Она повизгивала и огрызалась — ей наступали на лапы. Листок белел, как салфеточка на груди.

Прохор Петрович хотел броситься к ней навстречу, но почувствовал, что ноги у него опутаны якорной цепью. Он с трудом волочил их.

Когда до Машки оставалось каких-то десять шагов, Машка и стол исчезли. Вместо города перед ним жёлто и безбрежно горел на солнце лиман. Под ногами качалась палуба…

Прохор Петрович проснулся. Кто-то осторожно покачивал койку.

Перед ним стояли сестра и врач в белых халатах.

— Мы решили выписать вас, — сказал врач. — Только никаких рейсов. Ни реки, ни моря. Служите, если хотите, на берегу. И каждый месяц проверяйтесь у нас.

Мокрая глинистая дорога сделала ещё один поворот. Открылась бухточка. Прохор Петрович спустил с плеча на землю фанерный, с острыми углами, чемодан. Машка подошла к чемодану и обнюхала крышку.

Чемодан пах хорошо: машинным маслом, железом, катером.

— Вот так, — сказал Прохор Петрович, — доплавались мы с тобой, Машка. Будем плавать теперь на берегу. Склад вещевой мне дают.

Весеннее солнце быстро сушило глину. Обочина дороги желтела прямо на глазах. В бухте белой уткой плавала последняя льдина.

Прохор Петрович поднял чемодан.

Ещё поворот — и открылась щитовая база. Чёрные деревянные домики на берегу, вытащенные на зимнюю стоянку щиты.

Щиты лежали, словно старинные корабли, — задрав кверху острые носы, подняв в небо частокол мачт. На одном щите уже прилаживали между мачт серое, в заплатах полотнище.

— Здорово они его расстреляли! — сказал про полотнище Прохор Петрович. — Из пушек, видно, здесь бьют. Вот служба — рвут да чинят! Чинят да рвут.

Он замолчал и начал спускаться с дороги, тропинкой вниз.

Машка побрела следом. За зиму она вымахала в длину, отощала. За Прохором Петровичем лез чёрный с синим отливом медведь ростом с телка. Лез, осторожно ставя лапы на камни, корни, где ловчее упор.

На щитовой базе служба оказалась тихая. Прохор Петрович днями сидел в складе, порол тяжёлую грубую парусину, банками выдавал смолу, перекатывал с места на место свёрнутые в тугие круги мотки верёвки.

Ещё ругал матросов.

— Ну, что вам от неё надо? — говорил он какому-нибудь здоровенному верзиле в тельняшке. — Не с кем бороться? Да вас, таких дурней, здесь сотня. Она же скоро вас рвать начнёт. Ведь растёт — силу набирает. Беда будет!