Навеки Элис - Лайза Дженова

— У нее все это есть.

— Это не то же самое.

— Пусть. Я считаю, что оплачивать ее занятия — более чем справедливо. Прости, что не сказал тебе, но с тобой трудно говорить на эту тему. Тебя все равно не переубедить.

— Тебя тоже.

Джон взглянул на часы на камине, потянулся за очками и нацепил их на макушку.

— Я на часок должен заскочить в лабораторию, а потом подберу ее в аэропорту. Тебе ничего не нужно? — спросил он, вставая с кресла, чтобы уйти.

— Нет.

Их глаза встретились.

— У нее все будет хорошо, Эли, не волнуйся.

Она приподняла брови, но ничего не сказала. А что тут скажешь? Они уже разыгрывали эту сцену прежде, и вот чем все заканчивается. В споре Джон выбирал путь наименьшего сопротивления, всегда сохранял свой имидж любящего родителя и не убеждал Элис перейти на свою сторону. Что бы она ни говорила, он стоял на своем.

Джон ушел. Оставшись одна, Элис расслабилась и вернулась к фотографиям в альбоме. Любимые, обожаемые дети — младенцы, тоддлеры,[14] тинейджеры.

Куда уходит время? Элис разглядывала фотографию маленькой Лидии, которую Джон принял за Тома. Она снова почувствовала уверенность в своей памяти. Но конечно же, эти фотографии приоткрывали дверь к историям, которые хранила ее долговременная память.

Адрес Джона Блэка хранился в краткосрочной памяти. Внимание, повтор, уточнение нужны в том случае, если воспринимаемая информация помещена в базу долговременной памяти, в противном случае ее быстро и естественно сотрет поток времени. Предписания и вопросы доктора Дэвиса разбили ее внимание на части и не дали возможности повторить или конкретизировать для себя названный адрес. И если сейчас этот самый несуществующий Джон Блэк немного пугал и злил Элис, в кабинете доктора Дэвиса он ничего для нее не значил. В подобных условиях мозг среднего человека вполне мог потерять нужную информацию. Но у нее был далеко не среднестатистический мозг.

Элис услышала, как в щель во входной двери упала почта, и кое-что придумала. Она только раз взглянула на каждый предмет: поздравительная открытка с малышом в колпаке Сайты от одного из выпускников, рекламный проспект фитнес-клуба, счет за телефон, счет за газ, каталог «Эл Эл Бин». После этого она вернулась к дивану, допила чай, поставила фотоальбомы на полку и села. Тишину в доме нарушали только тиканье часов и редкий отрывистый свист пара в батареях. Элис посмотрела на часы. Прошло пять минут. Вполне достаточно.

Не глядя на почту, она сказала вслух:

— Открытка с малышом в колпаке Санты, приглашение в спортклуб, счета за телефон, за газ, очередной каталог «Эл Эл Бин».

«Проще простого».

Но, если честно, промежуток времени между тем моментом, когда она услышала адрес Джона Блэка, и тем, когда ее попросили его вспомнить, был гораздо больше, чем пять минут. Следовало увеличить интервал.

Элис схватила с полки словарь и сформулировала для себя два правила по выбору слов. Так как ее целью было не заучивание новых слов, а проверка краткосрочной памяти, слово должно быть знакомым, но при этом она не должна была часто его употреблять. Она раскрыла словарь на случайной странице и указала пальцем на слово «берсерк». Написав его на листке бумаги, Элис сложила листок, убрала его в карман брюк и установила будильник на микроволновке на пятнадцать минут.

У маленькой Лидии была любимая книжка — «Бегемот-берсерк».[15] Элис стала думать о рождественском ужине. Запищал таймер. «Берсерк».

Сомнений нет, не понадобилось даже сверяться со шпаргалкой.

Элис продолжала играть в эту игру в течение всего дня, увеличила количество слов до трех, а промежуток времени — до сорока пяти минут. Несмотря на повышенную степень сложности и большую вероятность того, что приготовление ужина уведет ее память в сторону, она ни разу не ошиблась.

«Стетоскоп, миллениум, дикобраз».

Она приготовила равиоли с рикоттой и красный соус.

«Катод, гранат, шпалера».

Нарезала салат и замариновала овощи.

«Львиный зев, документальный фильм, устранять».

Положила ростбиф в духовку и накрыла стол в столовой.

Анна, Чарли, Том и Лидия расположились в гостиной. Элис слышала, что Анна и Джон спорят. Из кухни она не могла разобрать, о чем они говорят, но, судя по интонациям и повышенным голосам, это был спор. Возможно, о политике. Чарли и Том помалкивали.

Лидия мешала на плите морс и рассказывала об актерских классах. Поскольку приходилось сосредотачиваться на готовке ужина, словах для запоминания и Лидии, у Элис не оставалось сил для возражений или неодобрения. Лидия, так как ее не перебивали, произносила воодушевленный монолог о том, чем она занималась. Элис, несмотря на предвзятое отношение к выбору дочери, обнаружила, что ей это интересно.

— И после всего увиденного задаешься вопросом Илии: «Почему в эту ночь, а не в другую?»

Запищал таймер. Лидия отошла в сторону, и Элис заглянула в духовку. Она довольно долго разглядывала недожаренное мясо, даже лицу стало жарко.

«О!»

Это был сигнал вспомнить три слова «из кармана».

«Тамбурин, змея…»

— Повседневная жизнь не рутина, на кону всегда жизнь или смерть, — сказала Лидия.

— Мам, где штопор? — крикнула Анна из гостиной.

Элис изо всех сил старалась игнорировать голоса дочерей, которые ее разум был приучен слышать поверх всех звуков на планете. Она сконцентрировалась на собственном внутреннем голосе, который, как заклинание, повторял два слова: «Тамбурин, змея, тамбурин, змея, тамбурин, змея».

— Мам! — позвала Анна.

— Я не знаю, где он, Анна! Я занята, поищи сама.

«Тамбурин, змея, тамбурин, змея, тамбурин, змея».

— Если хорошо подумать, то все всегда сводится к выживанию. Чего мне не хватает, чтобы выжить, и что произойдет, если мне это не удастся? — продолжала Лидия.

— Лидия, прошу тебя, я не хочу сейчас об этом слушать, — резко оборвала дочь Элис и сжала влажные от пота виски.

— Хорошо.

Лидия повернулась к плите и стала энергично размешивать морс. Наверное, обиделась.

«Тамбурин, змея».

— Никак не могу найти! — снова крикнула Анна.

«Компас! Тамбурин, змея, компас».

Расслабившись, Элис начала выкладывать продукты для пудинга с белым шоколадом: ваниль, пинта жирных сливок, молоко, сахар, белый шоколад, хала и две картонные упаковки по половине дюжины яиц в каждой.

«Дюжина яиц?»

Если листок с рецептом мамы еще и существовал, она не знала, где его искать. Уже много лет он был ей ни к чему. Простой рецепт, лучше, чем рецепт творожного пудинга Марти, и она с юности готовила по нему каждое Рождество. Сколько яиц? Должно быть, больше шести, иначе она достала бы только одну упаковку. Семь, восемь, девять?

Она на секунду отвлеклась от яиц, но другие ингредиенты тоже ни о чем ей не говорили. Надо использовать все сливки или отмерить какое-то количество? Сколько сахара? Смешать все сразу или в определенном порядке? Какой взять противень? При какой температуре печь и как долго? Ни малейшей подсказки. Информация просто стерлась из памяти.

«Что, черт возьми, со мной происходит?»

Она снова посмотрела на яйца. По-прежнему ничего. Она ненавидела эти проклятые яйца. Взяв одно, со всей силы бросила его в раковину. Одно за другим Элис перебила все. Это принесло некоторое удовлетворение, но надо было уничтожить что-то еще, для чего потребовалась бы физическая сила, чтобы этот процесс ее утомил. Она оглядела кухню. Глаза Элис сверкали от ярости, и тут она встретилась взглядом с возникшей на пороге кухни Лидией.

— Мам, что ты делаешь?

Битье яиц не ограничилось одной раковиной. Осколки скорлупы и желток разлетелись по стене и столешнице, а по дверцам шкафчиков, словно слезы, стекал белок.

— Яйца просрочены. В этом году пудинга не будет.

— Перестань, сочельник не может быть без пудинга.

— Яиц больше нет, а я больше не могу торчать в этой душной кухне.

— Я схожу в магазин. Иди в гостиную, отдохни, я приготовлю пудинг.

Элис прошла в гостиную, ее трясло, но волна дикой злости схлынула, она не могла понять, что испытывает — опустошенность или признательность. Джон, Том, Анна и Чарли беседовали и пили красное вино. Видимо, кто-то все же нашел штопор. Лидия в пальто и шапочке заглянула в комнату.

— Мам, а сколько яиц покупать?

Январь 2004 года

У нее были веские причины отменить назначенные на утро девятнадцатого января визиты к нейропсихологу и доктору Дэвису. Экзаменационная неделя осеннего семестра в Гарварде выпала на январь, когда студенты вернулись после зимних каникул. Последний экзамен в классе по когнитивизму, который вела Элис, был назначен именно на это утро. Ее присутствие не было так уж важно, но она любила это ощущение на экзамене, когда видишь весь путь, который твои студенты прошли от начала до конца курса. С большой неохотой она договорилась с коллегой о подмене. Но главной причиной было то, что девятнадцатого января тридцать два года назад погибли ее мама и сестра. Элис не считала себя суеверной, как Джон, но никогда в этот день она не получала добрых известий. Она даже попросила администратора назначить визит на какой-нибудь другой день, но выбор был невелик — либо девятнадцатого, либо через четыре недели. И она согласилась. Ждать целый месяц ей совсем не хотелось.