Роман строгого режима - Кирилл Казанцев

Он оторвался от окна и поплелся обратно к кровати. Ноги не держали, подламывались, как сухие хворостины. На кровати он был не один — кто-то лежал, укрывшись с головой одеялом! Леха поморгал, помотал головой — отчего она чуть не взорвалась! Он попытался сосредоточиться, родить одну-единственную мысль. Бесполезно, не выходило. Голос разума нес какую-то белиберду. Проблемы со связью. Откуда здесь Лида? В пьяной компании ее вчера не было. Пришла под занавес — морально поддержать перебравшего любимого? Ну и дела. Да уж, вчера он был сам на себя не похож… Он забрался на кровать, потряс скорчившееся под одеялом тело. Оно завозилось, застонало, потом вдруг резко вздрогнуло. Откинулось одеяло, женщина, лежащая на кровати, судорожно повернулась, и на Леху уставились объятые ужасом глаза Татьяны Струве…

Он так и сел. Татьяна была в чем мать родила. Лицо измятое, опухшее, волосы всклокочены, торчали в разные стороны. Она с неописуемым, каким-то первородным страхом смотрела на остолбеневшего Корчагина. Потом взглянула на себя, сдавленно ойкнула, схватилась за одеяло и натянула на подбородок. Ее зубы выбивали барабанную дробь. Судя по всему, Татьяна переживала аналогичное похмелье.

— Ты что здесь делаешь? — прохрипели оба одновременно. И после пронзительной, насыщенной драматизмом паузы, добавили: — Как мы здесь оказались?

Леха лихорадочно тер виски. Он надеялся, что все образуется, вернется на круги своя. Женщина пропадет, а вместе с ней и чувство ошеломительной паники. Она следила за ним распахнутыми глазами, придерживая одеяло.

— Н-не может быть… — спотыкаясь, просипел он. — Т-танюха, ты что, охренела? Я не мог тебя сюда притащить… мы не могли… у меня же Лида…

— Лешенька, родной, я не помню… — глаза девушки стали наполняться слезами. — Честное-пречестное, не помню… Но я тоже не могла, я же не такая сволочь… Я волновалась за вас — за тебя, за Вовку… Он сказал перед уходом, что вы встречаетесь в «Созвездии»… А потом позвонила Маринка — она вчера была в «Созвездии» со своим хахалем, сказала, что у вас тут разборки, драка, приезжала милиция… Я очень волновалась, прибежала в ресторан, пыталась вас вразумить, выпила несколько бокалов, чтобы Вовке меньше досталось — я никогда еще такими пьяными вас не видела… Потом я просто отключилась… я вообще ничего не помню, Лешенька…

— Мы точно с тобой не спали?

— Господи, да за кого ты меня принимаешь?.. Я люблю тебя, Лешенька, ты прекрасно об этом знаешь, но чтобы пойти на такое… Вот если бы ты сам настоял, я бы не удержалась…

— Да что ты несешь, идиотка? — Леха в гневе сжал кулаки, но не бить же ее…

— Подожди… — Она заглянула под одеяло, ощупала себя какими-то рывками, оглядела простыню, на которой сидела. — Ф-фу, расслабься, Лешенька, у нас с тобой ничего не было… — сквозь мертвенную бледность стали проступать стыдливые розовые пятна. — У меня месячные в разгаре, я в тампоне… вернее, тампон во мне…

Вот это уже значительно лучше… Леха облегченно перевел дыхание. Мысли прорывались через слипшиеся извилины. Реальная подстава! Опоили, демоны! Кто-то конкретно копает под Леху и его друзей. Наняли войско в соседнем поселке, чтобы сделать из них отбивную, но войско бежало, получив по шапке. Тогда вступил в действие план «Б». Дискредитировать перед Лидой! Офоршмачить перед всем честным народом! Пригрозили персоналу, заволокли бесчувственные тела на второй этаж в первый подвернувшийся номер, раздели, положили в одну койку. Да чушь, подотрутся! Нет реальных свидетелей, что Леха с Татьяной в обнимку входили в номер. Этого не было и быть не могло! Могут быть фальшивые свидетели, но с фальшивыми он разберется. Доказать наличие злого умысла — раз плюнуть! Месячные у Таньки — это так кстати…

— Слушай, Татьяна, обо всем, что было и чего не было — молчок, — зашептал он. — Сейчас я сваливаю, а ты побудь тут еще минут десять, а потом тоже сбегай. Лучше через заднюю дверь, чтобы на глаза никому не попадаться… И, я тебя заклинаю, никому ни звука, уяснила? А я пока разберусь, какая падла это паскудство затеяла…

— Да-да, Лешенька, конечно, я же не дура… — яростно кивала Татьяна.

Он соскочил с кровати и, отчаянно воюя с «куриной слепотой», начал шарить по полу. Где его модные винтажные джинсы? И чуть удар не хватил, когда негромко постучали в дверь! Леха икнул, тупо воззрился на Татьяну. Та сделала лицо коммунарки перед расстрелом и пожала плечами. Он приложил палец к губам – сердце от волнения неслось вскачь, как табун по прерии. Постучали громче. Татьяну передернуло, она с натугой сглотнула и зачем-то спряталась с головой под одеялом. Посетитель определенно знал, что в номере кто-то есть. Но Леха не мог открыть – приступ паники, предательской трусости скрутил и вязал узлом, он застыл на полу в раскоряченной позе. И тут дверь стала медленно открываться! Разрази ее гром, она не была закрыта на замок! Кожа покрывалась гусиными мурашками. Он не мог пошевелиться. В номер медленно вошла смертельно бледная Лида Холодова – в своей любимой розовой курточке, с наспех собранными на затылке волосами – и потрясенно уставилась на то, что предстало ее взору…

Минута трагического молчания вылилась в целых две! Леха что-то беспомощно проблеял и закашлялся. Лида молчала, только нижняя губа немного подрагивала. Она не верила своим глазам. Посмотрела на него, на мятые, пропотевшие простыни, на то, что скорчилось под одеялом.

— Лидок, я объясню… — хрипло исторг Леха.

— Ты объяснишь, я знаю… — Лида перевела дыхание, закрыла глаза. А когда открыла и обнаружила, что ничего не меняется, они стали наполняться слезами. Они не выливались, скапливались в глазах, отчего те становились очень большими, объемными, блестели, как озерная гладь под лучами солнца… — Мне кто-то позвонил, Леша, не представился, сказал так сочувственно, что хочет открыть мне глаза, чтобы я знала… Сказал, куда я должна прийти, чтобы все увидеть… А мне еще было так странно, что ты не позвонил утром…

— Подожди, не делай выводов, я же говорю, что все объясню… — закаркал Леха. — Это совсем не то, что ты думаешь…

Лида не стала развивать тему, подошла неуверенно к кровати, откинула одеяло. Завизжала Татьяна, сжалась, обняла себя за плечи. Она пыталась что-то сказать, но все слова сплетались у горла, ее чуть не вырвало.

— Боже мой… — потрясенно прошептала Лида. — Танюша, неужели у тебя наконец-то получилось… Ну что ж, поздравляю, ты долго шла к этому дню.

— Прекрати… — захрипел Леха. — Мы сами не понимаем, как здесь оказались…

Лида отмахнулась и побрела к выходу. Прорвало, лопнула пленка поверхностного натяжения, и слезы градом хлынули из глаз…

— Подожди, не уходи, послушай… — выдавил из себя Леха и бросился за ней. Но она с силой захлопнула дверь — и ему едва не перепало по лбу! Он отшатнулся, ноги переплелись, Леха треснулся об пол мягким местом. Взметнулся, издавая завывающие звуки, выбросился в коридор. Мимо шли какие-то люди, засмеялись при виде взлохмаченного парня в трусах. А Лида уже убегала от вселенского позора, сверкали пятки, она свернула за угол на лестницу…

Он опомнился, преследовать девушку в таком виде — позорить обоих. Он бросился обратно в номер, рухнул на кровать ничком, застонал в отчаянии, замолотил кулаками по матрасу. А Татьяна уже сидела над ним, забыв, что она тоже нагишом, пыталась успокоить, касалась пальчиком плеча, давилась слезами.

— Леша, успокойся, ты ей все объяснишь… Ну, хочешь, я сама ей все объясню…

— Татьяна, замолчи, без тебя тошно… — рычал Леха, грызя несвежую простыню. — Уйди от меня, Татьяна, ненавижу тебя… Мать твою, как же я тебя ненавижу…

Он плохо помнил, как доволокся до дома. Прохожие шарахались, уступали дорогу. Остатки разума подсказывали, что затевать разборки в столь плачевном состоянии — в свой же пассив. Он проник в дом с заднего крыльца, чтобы не светиться у конюшен. Припал к крану с водой и пил, пока пузо не стало рваться. Доволокся до постели, рухнул. Он все прекрасно понимал, догадывался, кто устроил это испытание. Но чтобы что-то предпринять, он должен выйти из мерзкого состояния. Он обливался потом, руки не слушались, дважды ронял телефон, прежде чем донес его до уха. Антон Вертковский не отзывался. На пятнадцатом звонке ответила Люсьен, на которой он женился по счастливой глупости (иначе и не скажешь), стала припадочно орать, что она такого не потерпит, она лично прибьет этих так называемых друзей ее мужа! Во что они его вчера превратили! Он на человека не похож! Добрел до дома на автопилоте в три часа ночи, абсолютно без памяти, грязный, как чушка, остаток ночи провел в обнимку с унитазом — его не просто рвало, его наизнанку выворачивало! А сейчас «оне» изволят спать, и она оторвет башку любому, кто посмеет в ближайшие двадцать четыре часа разбудить это чмо!