Предательский кинжал - Джорджетта Хейер

Стивен вынул коробку спичек, протянул ее дяде и начал разжигать трубку, сказав между затяжками:

— Приступайте, наконец! Чего вы ждете?

— "Горечь полыни", — начал Ройдон с угрозой, — пьеса в трех действиях".

— Впечатляющее название, — кивнул Мотисфонт со знанием дела.

Ройдон бросил на него благодарный взгляд и продолжил:

— "Действие первое. Место действия — спальня в третьеразрядных меблированных комнатах. Провисшая никелированная кровать, две шишечки на спинке сломаны, потертый ковер, запачканные обои с венками из роз, завязанными голубыми ленточками".

— Чем запачканные? — спросил Стивен.

Ройдон, которому это не приходило в голову, изумленно посмотрел на него и ответил:

— Какое это имеет значение?

— Для меня никакого, но если кровью, так и скажите, тогда моя невеста выйдет. Она очень пугливая.

— Нет, не кровью! Я не пишу таких пьес. Обои просто испачканы.

— Я думаю, это от сырости, — предположила Мод. — Такое впечатление, что место очень сырое.

Стивен насмешливо взглянул на нее.

— Не скажите, тетя. В конце концов, мы еще недостаточно услышали, чтобы делать предположения.

— Заткнись! — свирепо сказала Паула. — Не обращай внимания на Стивена, Виллогби! Продолжай. Слушайте, все вы! Вы должны настроиться и проникнуться атмосферой, это очень важно. Продолжай, Виллогби!

Ройдон опять откашлялся:

— "Окна закрывают ноттингемские кружевные занавески, сквозь которые можно различить вереницу крыш и дымовых труб. На туалетном столике косо сидит дешевая кукла, с единственного кресла свисает пара грязных розовых корсетов".

Произнеся эту фразу, он окинул всех вызывающим взглядом и, кажется, ждал комментариев.

— Я понял! — сказал Джозеф, обратив на собравшихся умоляющий взгляд. — Вы хотите подчеркнуть убогость обстановки.

— Согласен! — сказал, покашливая, Мотисфонт.

— Мы все готовы признать, что вам это удалось, — сердечно произнес Стивен.

— Мне всегда казалось, что корсеты — это ужасно убого, правда ведь? — сказала Валерия. — Я имею в виду атласные, с множеством косточек, кружев и всяких украшений. Конечно, сейчас носят просто эластичные пояса, если вообще что-нибудь носят, обычно нет.

— Когда-нибудь придется, дорогая, — предрекла Матильда.

— Когда я была молодой, — заметила Мод, — все носили корсеты. Никто и подумать не мог, чтобы ходить без них.

— Вы и ум свой зашнуровали в корсеты, — насмешливо обобщила Паула. — Слава Богу, мы живем во время, не ограниченное условностями.

— Когда я был молод, — взорвался Натаниель, — ни одна приличная женщина не обсуждала такие вещи в присутствии мужчин!

— Как это необычно! — сказала Валерия. — Стивен, милый, дай мне сигарету!

Он бросил ей портсигар. Ройдон спросил, пытаясь овладеть своим голосом, хотят ли присутствующие, чтобы он продолжал или этого достаточно.

— Да, да, продолжайте, ради Христа! — раздраженно сказал Натаниель. — Можете опустить все, что там еще есть о нижнем белье.

— Да уж, придется, — добавил Стивен.

Ройдон не обратил внимания на его слова и сердитым голосом громко прочел:

— "За туалетным столиком сидит Люсетта Мей. Она в розовом дешевом пеньюаре, который плохо скрывает…"

— Осторожней! — предупредил его Стивен.

— "Края пеньюара запачкались, кружево износилось", — с вызовом прочитал Ройдон.

— Какой замечательный штрих! — воскликнула Валерия.

— Удивительно, сколько грязи собираешь с ковров, даже если пользоваться пылесосом, но не похоже, чтобы в таком месте был пылесос, — сказала Мод. — Я-то знаю эти театральные меблированные комнаты, слишком хорошо знаю!

— Это не театральная меблированная комната! — закричал доведенный до бешенства Ройдон. — Это, как вы вскоре поймете, публичный дом!

В ошеломленной тишине прозвучал спокойный голос Мод.

— Ну, думаю, там не менее грязно, — сказала она.

— Послушайте! — грозно начал Натаниель.

Джозеф поспешил вмешаться.

— Мы слишком часто перебиваем. Если мы будем продолжать в таком духе, Ройдон собьется! Уверен, мы не настолько старомодны и не будем возражать против того, чтобы вещи назывались своими именами!

— Говори за себя! — возразил Натаниель.

— Он и говорит за себя, — сказал Стивен. — И надо отдать ему должное, он также говорит за большинство присутствующих.

— Может быть, не стоит продолжать, — вновь предложил Ройдон. — Я предупреждаю, это пища не для слабых желудков!

— Вы просто обязаны дочитать! — воскликнула Валерия. — Я знаю, мне ужасно понравится! Пожалуйста, не перебивайте его!

— "Она сидит неподвижно, разглядывая свое отражение в зеркале, — вдруг продекламировала Паула трепещущим голосом. — Она берет помаду и устало намазывает губы. Раздается стук в дверь. Инстинктивным кокетливым движением она приглаживает волосы, выпрямляет свое усталое тело и произносит: "Войдите!".

Матильда не выдержала вида Паулы, выполняющей эти движения в почтенной обстановке гостиной. Всхлипывая от смеха, она извинилась, объяснив, что декламация всегда оказывает на нее такое прискорбное действие.

— Не могу понять, что здесь смешного! — сказала Паула с опасным блеском в глазах. — Смех — это не та реакция, которую я ждала!

— Это не твоя вина, — с раскаянием уверила ее Матильда. — Меня всегда разбирает смех в самых трагичных местах.

— Я так хорошо тебя понимаю! — сказал Джозеф. — Паула, ты не сознаешь, как высоко Тильда оценила тебя. Несколькими жестами ты создала такое напряжение, что у Тильды не выдержали нервы. Помню, однажды я играл в Монреале перед полным залом. Я достиг момента непереносимого напряжения. Я чувствовал публику, она повиновалась движению моих губ. В момент кульминации я остановился. Я знал, что держу весь зал у себя на ладони. Вдруг какой-то человек закатился смехом. Обескураживает? Да, но я понял, почему он засмеялся, почему он не смог удержаться от смеха!

— У меня тоже есть некоторые предположения на этот счет, — согласился с ним Стивен.

Это так понравилось Натаниелю, что он решил не запрещать дальнейшего чтения "Горечи полыни" и в третий раз пригласил Ройдона продолжать.

Ройдон сказал:

— "Вошла хозяйка миссис Паркинс…" — и угрюмо прочитал целый абзац, описывающий ее внешность в выражениях достаточно вызывающих, чтобы приковать внимание слушателей, если бы те постоянно не отвлекались на Мод, которая, крадучись, передвигалась по комнате и что-то искала.

— Меня просто убивает эта неопределенность! — наконец провозгласил Стивен. — Что вы ищете, тетя?

— Все в порядке, дорогой, я не хочу никого беспокоить, — неискренне ответила Мод. — Не представляю, куда я положила вязание. Пожалуйста, продолжайте, мистер Ройдон! Это так интересно! Просто мурашки по спине.

Стивен, присоединившись к поискам Мод, тихо заметил, что его всегда интересовало, где Джозеф ее подцепил, и сейчас он наконец это понял. Матильда, которая извлекала эмбрион носка с четырьмя спицами из-за шторы, обозвала его хамом.

— Спасибо, дорогая моя, — сказала Мод, снова усаживаясь у камина. — Я буду вязать и слушать.

Оставшуюся часть пьесы Ройдон прочитал под мерный аккомпанемент спиц. Пьеса местами была совсем неплоха, думала Матильда, даже почти что великолепна, но это была не та пьеса, которую читают в гостиных. Нередко она была жестокой и содержала много такого, что без особого ущерба было бы лучше опустить. Паула же самозабвенно наслаждалась своей главной сценой, казалось, ни она, ни Ройдон не в состоянии были понять, что вид племянницы, представляющей падшую женщину в трагических обстоятельствах, навряд ли должен был вызвать благодарность Натаниеля. Только огромным усилием воли Натаниелю удалось сдержаться. По мере того как глубокий голос Паулы наполнял комнату, ее дядя становился все более и более беспокойным и бормотал себе под нос что-то, сулившее неприятности и драматургу и актрисе.

Чтение закончилось уже после семи, на протяжении последнего действия Натаниель три раза смотрел на часы. Один раз Стивен что-то сказал ему на ухо, и он мрачно улыбнулся, но, когда Ройдон наконец отложил напечатанные на машинке листы, на его лице не было и тени улыбки. Он зловещим голосом произнес:

— Очень поучительно!

Паула, увлеченная собственной игрой, осталась глуха к нотам гнева в его голосе. Ее темные глаза сверкали, на щеках выступил восхитительный румянец, ее тонкие, выразительные руки беспокойно двигались — так случалось всегда, когда она приходила в возбужденное состояние. Она кинулась к Натаниелю.

— Замечательная пьеса, правда? Ну правда же?

Матильда, Джозеф, Валерия и даже Мотисфонт, которого "Горечь полыни" просто шокировала, поспешно заговорили, стараясь заглушить все те ужасные слова, которые собирался произнести Натаниель.