В поисках Одри - Софи Кинселла

– Нет, – честно признаюсь я, и доктор Сара кивает.

– Чем больше ты сталкиваешься с внешним миром, тем лучше тебе будет удаваться приглушать эти тревоги. Ты увидишь, что они беспочвенны. Что все очень занятые и очень разные, и многие, как комары, подолгу об одном и том же думать не могут. Люди уже забыли о том, что произошло. С тех пор уже случилось пять других серьезных событий. Согласна?

Я неохотно пожимаю плечами.

– Тебе в это сложно поверить, поскольку ты застряла в своем мирке. Поэтому я и хочу, чтобы ты начала выходить из дома.

– Что? – От ужаса у меня вздергивается подбородок. – Куда?

– На главную улицу твоего городка.

– Нет. Не могу.

От одной только мысли об этом у меня грудь ходуном заходила, но доктор Сара не обращает на это внимания.

– Мы обсуждали такой метод терапии. Начать можно с очень короткой прогулки. На минуту-другую. Но постепенно выходить надо, Одри. В противном случае появляется риск, что ты действительно будешь вынуждена жить в заточении.

– Но… – Я сглатываю, даже говорить толком не в состоянии. – Но…

Перед глазами поплыли черные точки. В кабинете доктора Сары я всегда ощущала безопасность, но теперь она меня словно в огонь бросает.

– Да эти девочки могут оказаться где угодно, – возражает мама и хватает меня за руку, словно чтобы защитить. – А что, если она с ними столкнется? Две из них все еще учатся в нашем районе, знаете ли. Это просто возмутительно. Их должны были отправить подальше. И под словом «подальше» я подразумеваю действительно подальше.

– Я понимаю, что это сложно. – Внимание доктора Сары сосредоточено только на мне. – Я не предлагаю тебе идти одной. Но, Одри, я считаю, что уже пора. И уверена, ты сможешь. Назовем это «Проект “Старбакс”».

«Старбакс»? Она что, смеется?

К глазам подступили слезы. Пульс бешеный. В «Старбакс» я пойти не могу. Не могу.

– Одри, ты смелая сильная девочка, – говорит доктор Сара, словно читая мои мысли, и подает мне платочек. – Надо выходить за рамки привычного. Ты это можешь.

Нет, не могу.

На следующий день я пролежала в кровати двенадцать часов. От одной мысли о «Старбаксе» я скатываюсь по тоннелю страха в темную черную яму. Больно даже дышать. Я вздрагиваю от каждого громкого звука. Я даже глаза открыть не могу.

Мама приносит супа, садится на кровать и гладит меня по руке.

– Это было бы слишком рано, – говорит она, – слишком рано. Врачей иногда заносит. Выйдешь, когда придет время.

Когда придет время, задумываюсь я после ее ухода. Что это значит? Когда оно придет, время Одри? Пока мне рисуется очень медленный маятник. Его клонит то в одну сторону, то в другую. Но часы не тикают. Я не продвигаюсь вперед.

Прошло три дня, тьма рассеялась, я встала с кровати и затеяла спор с Фрэнком.

– Это были мои подушечки «Шреддис», я всегда их ем. И тебе это известно.

– Не всегда, – чтобы позлить его, возражаю я. – Иногда ты ешь блинчики.

Фрэнк смотрит на меня с таким видом, словно в любой момент может вспыхнуть.

– Блинчики я ем, когда мама их готовит. А в остальное время я ем «Шреддис». Каждое утро уже лет эдак пять. Даже десять. А ты только что прикончила упаковку.

– Возьми мюсли.

– Мюсли? – Брат в таком отвращении, что я едва не хихикаю. – Типа изюм и прочее дерьмо?

– Они полезные.

– Тебе «Шреддис» даже не нравятся, – винит он меня. – Признайся! Ты взяла лишь для того, чтобы меня выбесить!

– Да нормальные, – отвечаю я, пожав плечами. – Хотя не такие вкусные, как мюсли.

– Сдаюсь. – Фрэнк опускает голову на руки. – Ты нарочно портишь мне жизнь. – И бросает на меня злобный взгляд. – Мне больше нравилось, когда ты в постели лежала.

– А мне больше нравится, когда ты подсоединен к компу, – бросаю я в ответ. – Когда тебя видно не было, ты доставлял куда меньше проблем.

– Фрэнк! – Мама врывается в кухню, держа Феликса наперевес. При виде лежащего на столе Фрэнка она пугается. – Милый, ты в порядке?

– «Шреддис»! – орет Феликс, посмотрев в мою тарелку. – Хочу «Шреддис»! Пожалуйста, – сладким голоском добавляет он, выскальзывая из маминых рук. – Можно, пожалуйста.

– Держи. – Я отдаю Феликсу тарелку. – Надо было лишь попросить вежливо, – сообщаю я Фрэнку. – Поучись у брата.

Он не шевелится. Мама подходит, трясет его.

– Фрэнк! Милый! Ты меня слышишь?

– Ничего не случилось. – Он наконец поднимает голову. Лицо у него бледное, сероватое. – Просто устал.

Вот теперь я замечаю у него темные круги под глазами.

– Я, наверное, слишком много напрягаюсь, – слабым голосом говорит он. – И домашняя работа, и все остальное.

– Ты нормально высыпаешься? – Мама взволнованно смотрит на него. – Подросткам надо спать. По четырнадцать часов.

– Четырнадцать? – Мы оба изумленно таращимся на нее.

– Мам, даже в коматозе люди не спят по четырнадцать часов в сутки, – возражает брат.

– Ну, значит, десять, – поправляется она. – Сколько-то там. Я посмотрю. Ты витамины принимаешь?

Она начинает вытаскивать из шкафчика разные пузырьки. Подростковые, детские, женские, для костей… хотя это шутка, конечно. Никто их не пьет.

– Вот. – Она вываливает около десяти капсул Фрэнку и еще одну пригоршню мне. – Феликс, милый, скушай магния.

– Не хочу гния! – вопит он и прячется под стол. – Никакого гния! – После чего зажимает рот руками.

– Ох, боже мой. – Мама сама выпивает этот магний и брызгает на себя каким-то «улучшителем кожи», который стоит в шкафу уже три года, это я точно знаю.

– Тебе нужно железо, – говорит она Фрэнку. – И ложиться пораньше. Я на сегодня взяла кино на диске, посмотрим вместе, а после этого сразу в постель.

– Наверняка будет очень весело, – отвечает он, глядя куда-то в пустоту.

– Классика, – добавляет мама. – По Диккенсу.

– Диккенс. Хорошо. – Брат пожимает плечами с таким видом, будто ему это совершенно неинтересно.

– Слава богу, хоть от этих игр проклятых тебя отвадили, – как-то слишком радостно продолжает она. – Сразу стало ясно, что нет смысла в них играть, да? Ты же и не заметил, как твоя жизнь изменилась.

– И не заметил? – Фрэнк наконец смотрит ей в глаза. – Не заметил? Ты надо мной смеешься? Не заметил!

– Ну, я бы не сказала, что ты прямо дни считаешь…

Фрэнк задирает рукав, демонстрируя электронные часы, и мама замолкает.

– Остался 61 час 34 минуты и 27 секунд, – монотонно произносит он. – И не только я считаю, все мои друзья тоже считают. Так что, мам, я заметил.

Фрэнку сарказм хорошо дается, когда он этого захочет, и у мамы на щеках появляются небольшие красные пятнышки.

– Хотя мне все равно, – отрезает она. – Сегодня будем смотреть «Большие надежды» всей семьей. Веришь или нет, Фрэнк, ты будешь в восторге. Вы вот, дети, думаете, что все знаете, но Диккенс – один из лучших авторов в мире, этот фильм вас поразит.

Она уходит, а Фрэнк еще больше растягивается по столу.

– Повезло тебе, – едва слышно говорит он. – За тобой никто не следит. Можешь делать все, что захочешь, блин.

– Не могу, блин! – обороняюсь я. – Мне постоянно надо снимать этот фильм. А теперь еще и в «Старбакс» идти.

– Зачем в «Старбакс»?

– Не знаю. Терапия такая. Или типа того.

– Угу. – Фрэнк теряет всякий интерес. Но потом внезапно подскакивает. – Слушай. А ты можешь сказать своему терапевту, что ты излечишься, если посетишь международную конференцию по играм в Токио вместе с братом?

– Нет.

– Пффф. – Фрэнк снова раскатывается по столу. Мама права, выглядит он действительно так себе.

– Вот, возьми. – Я отдаю ему остатки от «Шреддис», брошенные Феликсом.

– Ага. Размокшие, из третьих рук, в слюнях Феликса. Спасибо, сестренка. – И смотрит на меня испепеляющим взглядом.

Через миг Фрэнк берет ложку и начинает уплетать.

ИНТЕРЬЕР. РОУЗВУД-КЛОУЗ, 5. ДЕНЬ

Камера обводит гостиную. Комната в полутьме. МАМА с восхищенным лицом смотрит телевизор. ПАПА – украдкой в «Блэкберри». ФРЭНК – в потолок.

В ящике грохочет музыка. Камера выхватывает телеэкран. Там – черно-белая заставка с надписью «Конец».

МАМА:

Ну вот! Разве не восхитительно? Невероятно захватывающий сюжет, да?

ФРЭНК:

Да, ничего.

МАМА:

«Ничего»? Дорогой, это Диккенс.

ФРЭНК (спокойно):

Да, Диккенс. И вполне ничего.

МАМА:

Уж получше, чем твои бессмысленные компьютерные игры, это-то ты должен признать.

ФРЭНК:

Не лучше.

МАМА:

Разумеется, лучше.

ФРЭНК:

Нет.

МАМА (взрывается):