Месть за миг до вечности - Татьяна Аксинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«О погоде…» Марьяна щелкнула пультом. Она была вне себя от ярости. «Как он смеет! Индюк надутый! Делает себе карьеру на костях знаменитого деда! Сам написал сценарий, исказил всё, что можно, наслушался родственников, этих Якушиных, пышущих ненавистью, и прочих сплетников».
Она не могла усидеть на стуле, вышла из-за стола и заходила в волнении по комнате. Интервью с Генрихом они с Машей сохранили из интернета и просмотрели несколько раз. Маша тоже возмущалась, как вольно он обошелся с личной жизнью Генриха-старшего, добавил «для клубнички» трех любовниц в юности: сокурсницу, французскую журналистку и чилийскую коммунистку. А семью представил как брак самодура и тирана Генриха Гарфа и святой мученицы Натальи Якушиной.
«Где бы, интересно, Генрих крутил романы: в джунглях, в окопах, в уличных боях? Он был журналист-международник «Известий». А этот выскочка и недоумок каким-то Джеймсом Бондом выставляет деда, как в песенке: «то бегает по крышам, то в пепельнице спит, а то на абажуре кого-то соблазнит». «Новосибирской любовницей» внук обозвал самую большую любовь в жизни деда. На момент их знакомства семья Генриха держалась только на ребёнке, Олегу в 72-м году было всего 7 лет. Они жили на грани развала из-за того, что Наталья с родителями постоянно давила на Генриха, а он не соглашался лебезить и прислуживать начальству, лишь бы получать командировки в Рим или Париж, на худой конец – в Прагу. Ездил везде, куда пошлют: хоть в Чили, хоть во Вьетнам. Возмутительно, что любимую женщину Генриха его внук выставил злодейкой-разлучницей, облил грязью с головы до ног. Он предполагал, что в этой роли снимет Лару Хмель – особу, скорей вульгарную, чем красивую, сыгравшую в «Зазеркалье» эпизодическую роль, – зато какую! – нимфоманки.
«А ведь эта «злодейка-разлучница» еще жива! Марьяна Ледовских – вот она, собственной персоной». Марьяна стояла перед зеркалом в прихожей, глаза её горели гневом, щеки зарумянились. «Вот ведь в чем ужас: стареет и дряхлеет тело, а душа остается молодой, живой и ранимой».
Как же паршиво Генрих чувствовал себя утром! Давно не напивался, пора прекращать подобные развлечения. Он выпил шипучую таблетку, встал под ледяной душ. Вышел из ванной человеком. Сварил крепчайший кофе. Вряд ли какая еда в рот полезет, но кофе взбодрит. Памятник поставить тому, кто первым кофе научился готовить. Прекрасно! Он начинает новую жизнь, где нет места выпивке и разным Машам, Марьянам и прочим бабам. Плюнуть на них и растереть. Звонок. Кого там принесло в такую рань? Лара? Вот уж действительно, подумаешь, и принесёт.
Лара вошла с выражением полного раскаяния на лице. Актриса она неплохая, слезу запросто выжмет из себя, если надо.
– Генрих, прости, что в такую рань. Я знаю, ты рано встаешь. Надеюсь, не помешала.
– Чего ты хочешь от меня?
– Извиниться, что неподобающе вела себя в прошлый раз.
– Извиняю. Всё?
– Я хотела объяснить своё поведение.
– Не надо, прощаю. Ступай, у меня мало времени.
– Генрих, ты абсолютно прав, нам следует остаться друзьями.
– Я разве что-то предлагал?
– Ты забыл. Сам же сказал, что следует подчеркивать наши теплые и дружеские отношения.
– Лара, я просил не говорить гадости, это разные вещи.
Лариса прошла за ним в кухню и демонстративно уселась на стул. «Начинается второй акт. Сейчас должны появиться слёзы», – Генрих наблюдал за Ларисой.
Действительно, крупная слеза покатилась по щеке девушки. «Сейчас она изобразит великодушие: её обидели, но она всех прощает, зла не держит, и готова на… »
Но Лариса вытерла слезу и молчала. Затем подняла на Генриха полные боли глаза и спросила:
– Что в ней особенного? В той женщине, с которой ты провел последнюю ночь. Ты бесишься, потому что она не с тобой.
Генрих пожал плечами. Не собирался он обсуждать свое сокровенное ни с Ларой, ни с кем другим. Лара продолжала.
– Она не свободна? Она не любит тебя?
– Замолчи. Не смей касаться этой темы.
– Генрих, ты не замечаешь, а она до сих пор стоит у тебя перед глазами.
Лариса ушла, а Генрих выругался. Хотел же забыть и не вспоминать. Принесла нелегкая эту Лариску!
Невольно вспомнился его последний визит в дом Маши. Оказывается, Шелехов Павел знаком с Марьяной. Павел работал вместе с дедом. Ещё в студентах Павел проходил практику у Генриха Гарфа, а затем тот взял способного ученика на работу. Они часто вместе бывали в командировках. Павел написал книгу о событиях, в которых принимал непосредственное участие. Книга «Записки о друге» вышла вначале 80-ых небольшим тиражом, прошла незамеченной. Но один экземпляр своей книги Шелехов подарил Марьяне. Подарил, зная о её роли в судьбе Генриха Гарфа.
Кстати, Шелехов выступал категорически против съемок фильма о Генрихе Гарфе. Он с неохотой разрешил частично использовать материал своей книги. Как же он при этом сказал? «Хотя бы здесь не допустить лжи». Какая ложь? Общеизвестные факты!
Три дня Генрих терпел, на четвертый напросился к Шелехову в гости. Павел Николаевич ворчал с порога, вот же несносный старикан, но в комнату пригласил.
– Чем обязан? – Обратился он к Генриху.
– Вы хорошо знали Марьяну? – Спросил Генрих. – Я видел вашу книгу «Записки о друге» у Маши, внучки Марьяны. Вы подарили Марьяне эту книгу.
Павел вздохнул, вытер платком глаза.
– Марьяна умерла. Мне Маша сообщила. К сожалению, не смог приехать на похороны: здоровье не позволяет. Давай помянем.
Павел открыл дверцы шкафчика, достал две рюмки и начатую бутылку водки.
– Я не пью, одна капля, чисто символически, а ты выпей. За светлого человека и талантливую актрису.
– Я как бы тоже в последнее время не пью. К тому же, я на машине. – Генрих вежливо отказался.
– Жаль. Мысленно помянем. Ты хоть видел тот фильм с Марьяной, что снял Вячеслав?
– Нет, откуда. Хотелось бы посмотреть, но не нашел. Пленки не сохранились.
– Не стоило Вячеславу делать подобную картину. Он комедии снимал, прославился. Хорошо они у него получались. И дочь его, Наташа, идеально подходила на роль девочек-припевочек. Якушин государственную премию получил! Видимо навязали ему сюжет о молодых ученых, тогда модной эта тема стала. Про физиков, химиков снимали.
– Якушин плохо снял?
– Я разве говорил, что плохо? Он выжал, что
