Трудус-трудум-труд - Нина Дехтерева

На другой день начались дела! Сперва Кароле наряжать стали: и тонкие чулки надели, и туфли с пряжками, и раззолоченное по всем швам платье, и парик! А парик-то мукой посыпан, концы у него завиты, а сзади крысиный хвостик, как у девчонок.

Вырядили Кароле, поставили его внизу у большой парадной лестницы и сунули в руку канделябр серебряный.

— Держись прямо, друг мой, — говорит мажордом. — Смотри перед собой. И не шевелиться!

Постоял так Кароле, а потом надоело ему:

— Мне, конечно, стоять так не трудно, но я бы уж хотел начать настоящую работу. Вот и всё утро прошло, а вы даже не показали мне, что я должен делать.

Мажордом расхохотался;

— Вот потешные эти деревенщины. Да это же и есть твоя работа! Тебе надо неподвижно стоять у лестницы или возле подъезда. Возможно, что позднее я допущу тебя в обеденную залу, там ты будешь передавать тарелки. Но до этого пока ещё далеко.

От удивления Кароле чуть канделябр из рук не выронил.

— И это для такого дела вы меня и наняли? И я должен столбом стоять у лестницы, да ещё выряженный этаким пугалом? Разве это настоящая работа, а?

Мажордом рассердился и губы поджал:

— Если должность тебе не подходит, ты волен уйти, друг мой.

— Да сию же минуту и уйду! Ведь я-то себе настоящее ремесло ищу…

Идёт Кароле по берегу горного потока, хохочет, никак уняться не может: уж эти столичные господа, ведь придумают же! Требуется им человек, чтоб держать канделябр!

Однако за всем этим Кароле в своих поисках не далеко продвинулся. Выходит, что настоящее, да хорошее, да справедливое ремесло так просто на дороге не валяется. И вдруг слышит он, окликает его кто-то:

— Эй, парень, ты, часом, работы не ищешь? Для такого крепыша у меня кое-что найдётся.

Кароле стал разглядывать того, кто с ним говорил. Человек незнакомый, видать, не из здешних. На цыгана похож. И знай своё повторяет:

— Решайся, парень. Мы вдвоём будем золото лопатами загребать, вот тебе слово Мандро!

А сам смеётся, словно хорошую шутку сказал. Кароле это показалось подозрительным:

— А честная ли она, твоя работа? Коли тут что нечисто, тогда ты, старина, адресом ошибся. Золото лопатами, говоришь…

Тот ещё пуще смеётся:

— Вот именно, золото лопатами! Ничего не бойся. Перед тобой Мандро-золотоискатель, человек ясный, как золото, и чистый, как вода в горном ручье. И как раз в горном ручье мы и будем искать золото. Сильные люди, которые не страшатся труда, — вроде нас с тобой — смогут выудить себе кое-что, чтобы заработать на кусок хлеба, да ещё с ветчиной и со стаканом вина в придачу. Ну, так как же — порукам?

А почему бы и нет? Это, по крайней мере, настоящая мужская работа. И Кароле согласился.

Весь следующий день, с восхода солнца и дотемна, Кароле рыл и рыл, поднял тонны земли. К вечеру у него ныла спина, и ноги, и руки — всё ныло. Мандро промывал песок через большое железное сито. Он тоже устал так, что всё тело ломило. И в результате всего одна крупинка золота величиной с воробьиный коготок. А золотоискатель доволен:

— Ты принёс мне удачу, парень! Не каждый день попадаются самородки таких размеров.

Кароле так устал, что не в силах был возражать. Но зато на следующее утро он выложил всё, что у него было на сердце:

— Послушай, старина, сам ты человек хороший, но работа твоя нестоящая. Мы с тобой вчера столько трудов положили, что можно бы вспахать целое поле, а это принесло бы и другим больше пользы и нам больше выгоды. Не сердись на меня за то, что я тебя бросаю, но мне надо поискать другой работы, по-настоящему хорошей.

От всех этих неудач Кароле не пал духом. Коли нельзя найти подходящего ремесла в деревне, придётся попытать счастья в городе — в Фуа, а то и в Памье — уж там-то он отыщет то, что будет по нраву папаше Билла. И Кароле отправился в путь.

Долог был этот путь. Солнце уж стало клониться к закату, а Кароле ещё и половины дороги не прошёл. И жара изнуряла, да и усталость прошлого дня сказывалась, И тут подходит Кароле к месту, такому, будто его нарочно сделали для отдыха: из скалы бьёт источник, кругом свежая зелень, тень. До чего ж приятно!

Чуть подальше дорога делилась на две — одна спускалась в долину, а другая круто поднималась вверх, в горы. Там, высоко, у края плато, видны были домишки. Такие селения, если со стороны смотреть, кажутся очень привольными и красивыми. А вот жить в них — это уж другая песня. Эти затерянные деревушки бывают до того бедны, что жить в них совсем невесело.

Подходит Кароле к источнику напиться и видит, что там, в тенёчке, сидит какой-то бородатый старичок. Кароле поздоровался, старик ответил.

Разговорились они.

— Ты оттуда, сверху, сынок? — спрашивает старик.

— Нет, я не здешний, я из Орлю.

Старичок стал рыться в памяти:

— Орлю… Орлю… Не припомню что-то. Вода там есть?

— Уж в чём, в чём, а в воде недостатка нет. У нас кругом ручьи да озёра.

Старику это, видно, понравилось.

— Вот хорошо! Вода, сынок, — самое лучшее, что есть на свете. Да, люблю я воду…

«Старичок, должно быть, немного того, заговаривается», — подумал Кароле, но из вежливости спросил:

— А вы сами, что — здешний?

Старик засмеялся так странно, словно закудахтал:

— Нет, я не здешний. И не тамошний. Я вообще ниоткуда. Я прихожу, ухожу. Иду к тем местам, где есть вода, и вода появляется там, куда прихожу я. Что смотришь на меня так, сынок? Я тебе правду говорю. Я люблю воду, а вода любит меня — так-то вот.

Нет, конечно же, старик хоть немного, но заговаривается. Не будь такой жары на дороге, Кароле оставил бы его тут — пусть себе болтает сам с собой. Но в тени было так славно… Старик поддакнул, будто Кароле всё это вслух сказал:

— Да, ты прав, сынок, славно здесь. И всё из-за воды. А вот в деревне, там, наверху, совсем не так хорошо. А почему? Да потому, что там воду пьют из бочек. Очень скверная вода в бочке. Вода должна течь, бежать, она должна быть свободной. Взгляни-ка, разве не жаль смотреть на такое?

Кароле обернулся. У подъёма остановилась упряжка — телега, а на ней большущая бочка, полная воды, — и лошадь запряжена старая, тощая: кожа да кости.

И сразу видно, что лошадь отказывается идти не потому, что упрямится, просто у бедной скотины силёнок больше нет. А возчик — сам-то не больно ретивый, не лучше своей клячонки, — старается сдвинуть её с места ударами палки. Кароле одним прыжком подскочил к нему:

— Эй ты, живодёр!

Да разве можно так бить скотину? А коли я с тобой то же сделаю — тебе понравится?

Кабы не старичок, туго пришлось бы возчику. Но старик уж тут как тут, тянет Кароле за рукав:

— Полегче, сынок, успокойся. Знаю, горячишься ты от доброго сердца, но если побьёшь ты беднягу, к чему это приведёт? Будет вместо одного двое побитых. А это и нехорошо и несправедливо.

Кароле сразу же отпустил возчика. И ведь правда! Вот натворил бы дел! И это он-то, который не хотел ни ошибаться, ни обижать никого даже ненароком. Хоть и заговаривается старик, а ведь прав он: колотушками никогда ничего не докажешь.

А тут ещё возчик стал объяснять, а сам чуть не плачет:

— Думаете, я это от злости? Воду-то поднять надо! Мне тоже нелегко. Оба мы несчастные горемыки.

По нему это и вправду можно было сказать. Кароле стыдно стало:

— Не серчай на меня, старина, я погорячился, — знаешь, как бывает. Садись сюда с нами, пускай твоя скотина в холодке отдохнёт. Надо поразмыслить, нельзя ли вам обоим чем помочь.

Тут бородатый старичок прищурился и поглядел на Кароле:

— Горячая голова и горячее сердце — это неплохо. А если сердце горячее, да к тому же доброе, тогда ещё лучше. Люблю я тех, у кого доброе сердце. А теперь любопытно мне послушать, как ты хочешь помочь этому бедняге. Это важно, очень важно.

Будто Кароле и сам этого не понимает! Говорит он с досадой:

— «Как, как»… А я и сам ещё не знаю как. Надо сперва подумать.

Старику это понравилось:

— Верно, сынок! Подумать, прежде чем сделать, — это самое главное. Даже хорошую мысль надо сперва в голове покрутить-повертеть, чтобы она ещё лучше стала. Только сдаётся мне, что в нашем-то деле далеко искать не придётся: пусть они отдохнут оба, ты оплатишь возчику воду, и просчёта у него не будет. Так ведь?

Как раз это и пришло в голову Кароле. Но возчик всё одно твердит:

— Если хоть день нам пропустить, плохо им там придётся. Воды-то наверху нет. Захочется пить — нечего. Суп сварить — не из чего. Даже помыться нельзя. И скотину ведь тоже поить надо.

Вздохнул Кароле:

— Нет, дедушка, никуда не годен ваш совет. Людям наверху нужна вода. Как же их оставлять без воды? Это будет несправедливо.

Старик будто удивился:

— Несправедливо, говоришь? Гм! А и вправду, теперь и я вижу. Ну, а если купить ему другую лошадь, всё пойдёт хорошо, как ты думаешь?

Что это он, словно мысли в голове у Кароле читает! А возчик опять за своё: