Покоренная поцелуем - Донна Валентина

Его мать строго за ним следила, да и сама она трудилась от зари до зари бесконечно что-то шила, вышивала до тех пор, пока была вынуждена от этого отказаться, когда зрение ухудшилось. Из-за слабого зрения она, оступившись, упала с берега в реку во время весеннего паводка и вскоре умерла из-за простуды после такой купели.

Нет, его мать-госпожа не обладала такой силой воли, как Мария. Он сомневался даже в том, что бесценная настоятельница монастыря в Марстоне могла навязать свою волю мятежным норманнским рыцарям и не допустить управлять народом в Лэндуолде этого безумного человека, любителя кукол.

Нет, даже прикосновение к нему самой аббатисы не могло у него вызвать до такой степени непристойного, похотливого чувства, которое могло бы пересилить муки голода.

Но если посмотреть с другой стороны, вероятно, все же могло бы. Ротгар не видел женщины уже полгода, а может, даже больше. Вероятно, поэтому распущенные волосы Марии показались ему такими красивыми, поэтому он был пленен состраданием, отражающимся в ее карих, золотистых глазах, поэтому ее прикосновение, которое должно было только объяснить ему, куда был ранен Хью, вместо этого заставило ускорить бег его крови.

Ах, может, постоянная диета, состоящая из подавляющей все компетенции Марии сделает как ее лицо, так и формы менее привлекательными? Но малая ее доза показалась ему удивительно привлекательной. Мысли об этом стали для него увлекательным побегом от действительности, и ему очень захотелось знать, что может ему дать время, проведенное вместе с женщиной, способной серьезно мыслить, остроумной, умеющей все схватывать на лету.

Когда вдруг закудахтала курица и хрипло запел петух, Ротгар, чувствуя свои затекшие члены, сразу понял, что причиной их беспокойства не он. Потом он осознал, что проникающий из маленьких щелей свет слегка изменился — теперь это был не мягкий лунный свет, он сиял по-другому, был бледновато-белым, таким, когда наступает заря. Из легкой рези в глазах он понял, что, вероятно, немного вздремнул, размечтавшись о Марии, каким бы невероятным ни казался этот факт.

Рискуя снова вызвать куриный гнев, он медленно изменил положение тела, чтобы хоть немного вытянуть ноги. Его «друзья» выразили кудахтаньем слабый протест, и поэтому он вначале не осознал, что услышанные им царапание и шорох доносятся сюда снаружи. Глухой удар в дверь привлек его внимание.

Девушки с кухни предпочитали именно этот ранний час перед рассветом, чтобы выбрать нужную птицу для супового котла. Сумрачный свет убаюкивал их, поэтому они не замечали, как некоторым представителям их племени ловко сворачивали головы.

Он чувствовал, что возле двери стоит вовсе не полусонная девушка. Мужские голоса, низкие, спорящие друг с другом, свидетельствовали о силе, которая была явно излишней при такой операции — скрутить голову курице. Увы, он знал, чья именно голова в этом курятнике вызывает у них интерес.

По звукам их шагов Ротгар понял, что часть пришельцев направилась к тому краю курятника, где находился он, и, вероятно, хорошо зная привычки его обитателей, открыла маленькую дверцу размером с самую крупную курицу. Птицы, моргая на ярком свету своими красноватыми глазами, слетели с жердочек и отправились через проход во двор, оставив его, Ротгара, наедине с грядущей судьбой.

Он напряг спину, расслабил все члены, чтобы собрать все силы и подняться. Он непременно должен встретить посетителей, твердо стоя на ногах.

Глава 3

Когда дверь в курятник широко растворилась, из-за царившего здесь мрака Ротгару пришлось сощуриться и часто заморгать.

В проеме не видно было этих норманнских убийц — там стояли только его хороший приятель гончар Бритт и Альфред, обычно добывавший для него глину.

— Очень рад видеть ваши отвратительные рожи, — пошутил Ротгар, чтобы скрыть волнение. Хотя в их глазах он заметил скрытое беспокойство, что было для него в новинку, сами они выглядели хорошо, были здоровыми и крепкими, без признаков испытываемых лишений, — они были хорошо одеты, а на сапогах поставлены прочные заплаты по случаю необычных холодов. Если все обитатели Лэндуолда так хорошо жили, то он, выходит, зря рисковал своей свободой и самой жизнью. Ну, как бы там ни было, он очень обрадовался их приходу.

Гончар протянул ему бурдюк с водой и полбуханки хлеба. Духовитый запах хлеба вызвал таинственный рефлекс, от которого у него задрожали руки, когда он поднес его ко рту. У него началось обильное слюновыделение, а кадык конвульсивно задергался в предвкушении яства.

Нет, он не станет хрюкающей, жадно поглощающей пищу свиньей на глазах своих друзей. Знаете, как трудно повернуть назад лошадь, когда она почувствовала знакомый запах родной конюшни, но он все же отложил хлеб в сторону.

— А мы думали, что ты умер, Ротгар. Он никогда бы не узнал голоса Бритта настолько он стал грубовато-хриплым.

— Вы послали нам донесение после сражения при Стэмфорд-Бридже. Но мы не получали от вас больше никаких вестей со времени битвы при Гастингсе. А это было в октябре, и с тех пор ни слова.

— Обстоятельства оказались сильнее меня, — ответил Ротгар. Тот самый импульс, который заставил его не подавать вида, насколько он голоден, не позволял ему рассказывать о том, где он провел эти последние месяцы.

Стоя на пороге, Альфред настороженно вскидывал голову, поворачивая ее то влево, то вправо, и в этот момент был похож на тех кур, с которыми Ротгар делил общую площадь.

— Поторапливайся, Бритт, — сказал он. — В доме зашумели.

— Мы придем за вами сегодня ночью, — сказал Бритт, — когда будет темно, хоть глаз выколи. В нашем распоряжении будет несколько часов, чтобы увезти вас отсюда. Вам нужно отсюда уходить. Они убьют вас. Многие до вас здесь умерли.

— Кто же? — спросил он. Хотя у него и без того тяжело на сердце, он должен знать имена тех крестьян, с которыми расправились норманны.

В поминальном списке Бритта, который, называя каждое имя, поднимал при этом вверх испачканный глиной палец, не упоминались простые люди из Лэндуолда, а лишь такие, как Ротгар, которые когда-то обладали титулом главы клана. Голос Бритта монотонно звучал, и в ушах Ротгара звенел похоронный звон по равным ему почти из каждой деревни, каждой усадьбы в округе, до границ которой можно было доскакать за три дня.

— Со всех мест сюда стекались беглецы, рискуя собственной жизнью, чтобы предупредить нас о грозящей кровавой расправе. Но Лэндуолд расположен так далеко, и мы надеялись, что норманнский бич нас минует. Только все напрасно.

— Но они все же не тронули дом в Лэндуолде, а вы с Альфредом не носите на лбу позорную норманнскую отметину.