Тень Сохатого - Фридрих Незнанский

Он был рассержен, оскорблен и… — чего уж греха таить — изрядно напуган.

Да и как тут не испугаться, когда тебе присылают повестку на допрос, да не куда-нибудь, а в саму Генеральную прокуратуру! И фамилия у следователя истинно басурманская — Гафуров. Что-то в этой фамилии было неприятное, что-то, от чего хотелось зажать пальцами нос, поморщиться и сказать: «Фу-у-у».

Окончательно проснувшись, Ласточкин, кряхтя и чертыхаясь, наклонился и поднял с пола смятый листок. Расправил его и еще раз прочел мелко набранный текст. Так и есть — вызов на допрос.

По-прежнему держа повестку в руке, Антон Павлович сел на стул и задумался. Что бы это все могло значить? Под него стали копать? Но зачем? Кому это могло понадобиться? И самое главное — какое дело хотят ему пришить? У Ласточкина были на этот счет определенные догадки, и догадки эти касались одного из его друзей и коллег по бизнесу, который уже черт-те знает какие сутки пылился на тюремных нарах. И звали этого человека Генрих Боровский.

«Может, все еще и обойдется? — меланхолично подумал Антон Павлович. — В конце концов, обвинить меня в чем-то можно, но доказать это будет ой как нелегко. Во-первых, нужно позвонить адвокату. А во-вторых… Вот он-то и подскажет, что нужно сделать во-вторых! Главное — никакой самодеятельности».

Многолетняя привычка во всем доверять профессионалам заставила Ласточкина взять с полки телефон и набрать номер адвоката Райского.

Больничная палата была небольшой — Антон Павлович сам так захотел. Он не любил пафоса и помпезности ни в чем, а уж тем более в таких деликатных вещах. Тем не менее палата была чистой и опрятной. На окнах висели приятные, радующие глаз шторы, стены покрывали бежевые обои (любимый цвет Ласточкина), в углу пристроилась светлая тумбочка, а на ней — цветной телевизор. Возле кровати Антона Павловича стоял небольшой журнальный столик. Свежая пресса, пара книг, карандаш для пометок, Библия и портативный компьютер — вот и все, что лежало на этом столике. Аскетично, но уютно.

Нельзя сказать, что Антон Павлович прятался в больнице от правосудия. У него и в самом деле прихватило сердце после получения повестки и разговора с адвокатом Райским. Адвокат не смог сказать ему ничего утешительного, лишь посоветовал «тщательней следить за своим здоровьем и не загружаться выше крыши всякими проблемами». Совет был дельный, но — в свете нынешних происшествий — абсолютно неприменимый.

Едва положив трубку на рычаг, Антон Павлович тут же почувствовал давящую боль в сердце. Зная наследственную слабость своей сердечно-сосудистой системы, он, не мешкая ни секунды, вызвал «скорую». Боль в сердце неприятно поразила Ласточкина, но дальше было еще страшней: по дороге в больницу Антон Павлович дважды терял сознание, что для крепкого сорокалетнего мужика (каковым до сих пор считал себя Ласточкин) было случаем экстраординарным.

Антон Павлович не на шутку перепугался. А безжалостный пожилой врач, вместо того чтобы успокоить бизнесмена, подтвердил самые мрачные его опасения.

— У вас микроинсульт. Придется полежать пару недель в больнице, — таков был его диагноз.

«Вот и началось, — с тоской подумал Ласточкин. — А раз началось, то уже никогда не закончится». Что именно имел Антон Павлович в виду — свою ли болезнь, вызов ли на допрос в прокуратуру — на этот вопрос он бы и сам не смог точно ответить.

Одно было ясно: он был несчастен и чувствовал себя ужасно.

Гафуров сдвинул к переносице черные тонкие брови и строго посмотрел на Райского, который пару минут назад появился в его кабинете.

— Господин адвокат, я вызывал на допрос бизнесмена Ласточкина, а не вас. — Тут Гафуров нахмурился еще больше и сказал, повысив голос: — Где он?

Несмотря на резкий тон, каким встретил его «важняк» Эдуард Гафуров, адвокат Райский оставался спокойным и невозмутимым. Глаза его смотрели доброжелательно, а на губах застыла вежливая полуулыбка.

— К сожалению, господин Ласточкин не может явиться в прокуратуру, — сказал Райский.

Гафуров усмехнулся, блеснув золотым зубом, и поднял черную бровь:

— Да ну? И что же ему помешало?

— Внезапная болезнь, — ответил Райский и, вздохнув, печально потупил глаза. — Антон Павлович в больнице. В кардиологическом отделении. Если вы по-прежнему хотите задать ему вопросы, вам придется приехать туда самому.

Гафуров недовольно крякнул и побарабанил смуглыми пальцами по столу.

— Значит, вот как, — прищурившись, сказал он.

Райский кивнул:

— Именно так. И никак иначе. — Он поднял руку и, откинув белоснежный манжет рубашки, посмотрел на часы. — Кстати, я сейчас как раз собираюсь к нему. Если хотите, могу вас подбросить.

— Подбрасывают улики, — недовольно отозвался Гафуров. — А меня вы можете подвезти.

Райский улыбнулся и миролюбиво ответил:

— Это как вам будет угодно. Но для начала… — Улыбка его стала еще теплее: — Эдуард Маратович, не могли бы вы мне сказать, что вы инкриминируете моему клиенту?

Гафуров приосанился и изрек:

— Мы инкриминируем ему кражу у государства двухсот миллионов долларов… — Подумал и добавил: — США.

Райский снисходительно улыбнулся, словно ему сказали нечто такое, что иначе чем бред сивой кобылы и не назовешь.

— Каким же образом он мог их украсть? — спросил Райский. — И когда?

Гафуров блеснул золотым зубом.

— А это нам расскажет сам господин Ласточкин, — в тон адвокату ответил он. — Кажется, именно его банк был посредником при одной любопытной сделке… э-э… — Гафуров щелкнул пальцами, — …в тысяча девятьсот девяносто четвертом году. Помните, та самая сделка, когда ЗАО «Берег» приобрело на конкурсной основе двадцать процентов акций ОАО «Недра»? Или вы не в курсе?

Теперь уже Райский нахмурился.

— Могу я узнать, кто инициировал возбуждение этого дела?

— Можете, — кивнул Гафуров. И заговорил сугубо официльным тоном: — Уголовное дело против Антона Ласточкина было возбуждено Генпрокуратурой после проверки обращения заместителя председателя Комитета по экономической политике и предпринимательству Госдумы Бориса Юркина. Юркин поставил под сомнение легитимность совершенной в девяносто четвертом году сделки с ОАО «Недра». Таким образом, мы имеем все основания подозревать миллиардера Ласточкина в хищении двадцати процентов акций ОАО «Недра», принадлежащих государству.

Повисла пауза. Гафуров любовался произведенным эффектом, а Райский с выражением крайней удрученности на лице обдумывал слова следователя. Итак, тучи сгущались над головой Генриха Боровского. А то, что всплывшее вдруг дело с акциями «Недр» было направлено главным образом на Боровского, Райский не сомневался.

Дело обещало быть сложным и громким. С одной стороны, это было хорошо. С другой… Райский собирался съездить в отпуск куда-нибудь на южное море, бывший сокурсник, любитель дайвинга, звал его поплавать с аквалангом, «погарпунить золотых рыбок», как он выражался. И Райский склонен был согласиться. Но теперь об охоте на «золотых рыбок» можно было надолго забыть. Что ж, ничего не поделаешь, работа есть работа.

— Гм… Понятно, — сказал наконец Райский. — Что ж, если вы не заняты, мы можем ехать. После перенесенного микроинсульта Антон Павлович чувствует себя не очень хорошо, однако на пару ваших вопросов он вполне может ответить. Так что, едем?

Гафуров внимательно посмотрел на Райского, чуть заметно усмехнулся, кивнул и ответил:

— Едем.

Разговор с Гафуровым произвел на Антона Павловича Ласточкина удручающее впечатление. Опасаясь ловушек, почти каждый свой ответ он согласовывал с адвокатом Райским, нашептывая ему на ухо слабым голосом, и лишь получив необходимые инструкции, отвечал. Ответы Ласточкина не отличались разнообразием и были в основном односложными: «да», «нет», «не совсем». Самые многословные были примерно такими: «нет, я ничего об этом не знаю», «мне нечего об этом сказать», «мне нужно просмотреть деловые бумаги, чтобы ответить вам точно, а пока…» Далее следовало пожатие плечами и печальный вздох.

«Важняк» Гафуров был спокоен и холоден. Он то и дело вглядывался в лицо бизнесмена пристальным и жестким взглядом, как бы говорящим: «Давай-давай, дружок, юли, крутись, выворачивайся, но все равно ты не уйдешь от расплаты. Мне известно про все твои преступления. И уж будь спокоен, я сделаю все, чтобы надолго упрятать тебя за решетку». Ласточкина пристальные взгляды следователя выводили из себя и заставляли нервничать. И Гафуров, видя это, вглядывался в лицо бизнесмена все пристальнее и холоднее, наслаждаясь властью над запуганным, больным человеком.

Напрасно Райский пытался смягчить атмосферу шутливым тоном и бодрым, веселым голосом. Разговор Гафурова и Ласточкина все больше походил на беседу кровожадного Сфинкса и случайного путника, на свою беду попавшего в лапы к этому неугомонному монстру.