Закат на Босфоре - Наталья Александрова

Горецкий снова поднял бокал с вином и задумчиво посмотрел его на свет. Луиджи со своего места у стойки что-то крикнул ему и засмеялся. Полковник рассмеялся в ответ, выпил залпом вино, затем вытер белоснежным платком испарину на лбу и расстегнул верхнюю пуговицу на френче. Борис, приглядевшись к полковнику, с удивлением заметил, что он даже помолодел здесь, в Константинополе.

– Так я, с вашего разрешения, продолжу, – сказал Горецкий. – Итак, несмотря на безусловную победу на выборах в декабре восемнадцатого, популярность правительства Ллойд Джорджа стала падать к началу двадцатого. Ему приходится действовать заодно с французами, то есть с неистовым старцем Клемансо,[3] а тот полон решимости наказать Германию, а следовательно, и Турцию, как ее союзницу, которые развязали мировую войну.

Союзники, конечно, вышли победителями из этого конфликта, однако их ресурсы исчерпаны, население стран изнурено и пало духом. Интервенция в России, как я говорил, да вы и сами знаете, потерпела полный крах. И вот Ллойд Джордж на встрече Верховного военного совета Антанты предлагает снять блокаду и возобновить торговые отношения с Центрсоюзом, то есть не с правительством Советов, а со стоящей вне политики коммерческой кооперативной организацией. Однако британские консерваторы – два члена кабинета, резко настроенные против большевизма – Керзон[4] и Черчилль, настаивают, чтобы Ллойд Джордж не шел ни на какие дипломатические соглашения с Советами. И все же перспектива заключения коммерческих контрактов, выгодных для британской промышленности, заставила Ллойд Джорджа пытаться достичь экономического соглашения с Советами.

– Вот как, – не удержался Борис. – Значит, пока мы воевали в Крыму, англичане уже договаривались с Советами! Торгаши проклятые! Дождутся, что и у них революция будет!

– Вряд ли, – усомнился Горецкий. – Народ в Англии не тот, варварства в нем нету. И потом, отчего же вы не допускаете, что гибкий политик Ллойд Джордж просто решил употребить в борьбе с большевиками другое средство? Он надеется приручить Советы, достигнув с ними экономического соглашения. Мирное, так сказать, проникновение капитала в экономику России, должно способствовать перерождению Советов.

– А вы сами-то в это верите?

– Я – нет, – резко ответил Горецкий. – Я, как и Черчилль, считаю, что премьер-министр совершает большую ошибку. Но меня в данном случае никто не спрашивает. Так вот, переговоры продолжаются почти год, и надо полагать, в скором времени обе стороны подпишут торговое соглашение. Насколько я знаю, оно не содержит главного пункта, которого больше всего домогаются Советы – пункта о юридическом признании, однако все понимают, что заключение соглашения будет означать, что Великобритания де-факто признает Советскую республику.

– Это конец, – вздохнул Борис. – За Великобританией потянутся другие страны. Мы потеряли Родину…

– Мы потеряли ее уже давно, – поправил его полковник. – Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут. – Он пригладил свои поредевшие волосы и пошутил, глядя на давно требующие стрижки пышные светло-пепельные волосы Бориса: – Разумеется, ваших волос было бы более жаль, чем моих. Так вот к чему я веду, – начал он, став серьезным. – Армия не может существовать отдельно от государства. Русская армия, как ранее Добровольческая, была создана для борьбы с врагами России. Той России больше нет, стало быть, и армия ей не нужна. У большевиков есть своя собственная Красная армия. Я принял решение и вышел в отставку. Больше я в армии не служу, никому не подчиняюсь и призываю вас принять и осуществить такое же решение.

– Но, однако… как-то скоропалительно… – растерялся Борис.

– Голубчик, Борис Андреевич, вы вступали в армию Деникина по велению сердца, чтобы защищать Россию! Что вам делать там сейчас?

– Но там будут платить какое-то содержание. Послушайте, мне ведь совершенно не на что жить! – рассердился Борис. – Работы здесь не найти, да и делать-то я толком ничего не умею. Кем я был до революции? Недоучившимся студентом-юристом.

– Мне это известно, – кивнул Горецкий. – Я хочу предложить вам работу.

– А сами-то вы кто?

– Я – частное лицо, никому не подчиняюсь, работаю от себя. Платят мне англичане, а за что – я смогу рассказать, только если получу ваше безоговорочное согласие работать вместе.

– Я должен подумать, – неуверенно пробормотал Борис. – Я так понимаю, что работа ваша связана с риском и опасностью для жизни, как и все, чем вы занимались раньше, исключая то благословенное время, когда я имел удовольствие слушать в Петербурге ваши лекции по уголовному праву, – Борис улыбнулся. – У меня ведь сестра… да еще Петр теперь тоже останется без средств к существованию. Потому что у меня сильнейшее подозрение, что пенсию инвалидам в Русской армии платить никто не собирается.

– Думаю, что это как-то организуется. Пенсия, разумеется, будет мизерная, но Варвара Андреевна – девушка умная и трудолюбивая, она найдет позже какую-нибудь работу, я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы ей в этом помочь.

Борис понял, что Горецкий сильно заинтересован в его помощи, раз даже обещает помочь сестре. Чтобы развеять его колебания, он готов пообещать, что обеспечит сестру и Петра в случае, если с Борисом что-нибудь случится.

– Соглашайтесь, Борис Андреевич! – Горецкий смотрел приветливо и серьезно. – Поверьте, в моем предложении нет никакого подвоха. Просто мне нужен молодой, интересный, неглупый и расторопный человек для выполнения некоторых деликатных поручений. Поручения эти – не все, но многие – будут связаны с дамским полом, у вас такие контакты всегда хорошо получались – дамы к вам благоволят. Уж не знаю отчего – то ли внешность у вас располагающая, то ли секрет какой знаете, но качество это в нашей работе очень и очень полезное. Мы с вами давно знакомы, я вам всегда доверял, несмотря на некоторую натянутость наших отношений после разгрома Добровольческой армии в Новороссийске.

Против воли Борис покраснел. Он вспомнил, как обругал полковника Горецкого на французском миноносце, который подобрал их с Алымовым в море. А ведь это Горецкий уговорил капитана подождать еще час.

– Подумайте до завтрашнего утра, Борис Андреевич, – Горецкий махнул рукой, подзывая Луиджи, – и не беспокойтесь о плате за обед, вы были моим гостем.

Ротмистр Хренов был пьян. В этом, собственно, не было ничего необычного – он был пьян всегда, когда удавалось раздобыть хоть немного денег.

Ротмистр Хренов сидел в грязном заведении под названием «Звезда сераля». Содержатель заведения, одесский еврей Соломон Лапидус, приехав в Константинополь, отпустил длинные янычарские усы, переименовался в Сулеймана-ибн-Мусу, но по-прежнему торговал скверной водкой.

Ротмистр смотрел в упор на гусарского поручика Шилишвили и с нетрезвой страстью излагал:

– Всюду связи! Только связи! Никакие заслуги не берутся в расчет! Одни проливали кровь, мерзли в Ледяном походе, месили кубанскую грязь, другим – просто повезло с родственниками. И им – все… Ты меня не слушаешь! Тебе наплевать!

– Не кипятись, Вольдемар! – лениво отмахнулся поручик. – Что тебе за дело до всех этих жалких людишек? Они – натуральные дрессированные крокодилы, а мы с тобой – соль земли! Выпьем, дорогой!

Шилишвили налил в свой стакан подозрительную жидкость из грязного графина, расплескал чуть ли не половину и очень расстроился. Ротмистр продолжал с прежним задором:

– Ты меня не слушаешь, и никто меня не слушает! Никому ни до чего нет дела!

Я сегодня видел такого человека, которого… – на этих словах Хренова разобрала икота, а гусар, ударив кулаком по столу, с чувством воскликнул:

– Сволочь Соломон! Водку из солдатских портянок гонит! Русскому офицеру такое пить зазорно! Непременно надо забегаловку его разнести! Жалко турки, басурманы, не позволят! Такие же сволочи, как Соломон!

Ротмистр выпил еще полстакана той же дряни, ему немного полегчало, взгляд стал более осмысленным, но он начисто забыл о чем только что говорил. Окинув грязный подвальчик удивленным взглядом, как будто не понимая, как он сюда попал, ротмистр встал из-за стола и провозгласил:

– Батальон! Шашки к бою! Рысью… марш! – и четким строевым шагом направился к выходу.

Шилишвили проводил его взглядом задумчивого налима и упал лицом на стол.

Следом за Хреновым на улицу вышел еще один посетитель «Звезды сераля».

Ротмистр шел по улице, пытаясь по-военному чеканить шаг, но из-за скверной водки Соломона Лапидуса это получалось плохо. Ротмистр то и дело сбивался с ноги, а то и вовсе спотыкался.

Немного отойдя от «Звезды сераля», он начал вдруг прислушиваться. Позади раздавались чьи-то крадущиеся шаги. Ротмистр остановился – и шаги за спиной стихли, он пошел дальше – шаги возобновились. Бравый ротмистр хотел было оглянуться, но это показалось ему с одной стороны унизительным для боевого офицера, а с другой стороны, честно говоря, просто страшно. Бог знает кого можно увидеть ночью на кривых улочках Галаты!