Перекресток трех дорог - Мария Вилонова

– Хегги, вороны да орлы в твоей власти. Будет худо – пошли весть. Они меня найдут.

Ведьма кивнула, а после поинтересовалась:

– Куда теперь отправишься?

– Жрецов хочу послушать. В их историях много правды, мать. Может, и для нас найдётся чего полезного.

– Ну ступай. В моём доме ты всегда желанный гость, Ульд Йорги. Подсоблю и с колдовством, и выхожу, коль придётся. А пока – возьми. – Старуха протянула небольшую котомку с зельями и травами в дорогу. – Дай миры, не пригодятся. Но пущай с тобой будут, так спокойней.

Колдун принял дар да промолчал. Вой духов о том, что нежданное обретение использовать придётся скоро, он слышал, а Хегги не сумела бы разобрать.

Они простились, и мерг отправился на юг, к большим городам, богатым деревням и жрецам Ирда. Игви чуял мрачные думы хозяина, плёлся рядом тихо, временами тыкался мокрым носом в ладонь. А Ульд тревожился, ведь если рядом с ведьмой на исходе лета нижний мир столь близок без тропы, стоит ждать беды. Добром звуки пира, раз это пир мертвецов, не обернутся.

Глава 4. Праздник урожая

Рассвет залил комнату янтарём и медью. Чем ближе год подходил к Модру, празднику урожая, за которым тьма ночей властвует над светом, тем чаще по граням дней стелились густые туманы. Но на исходе третьего месяца лета лучи солнца ещё побеждали сизую пелену, пронзали и изгоняли прочь.

Ферр недовольно поморщился, когда свет упал на веки. Потянулся всем телом, раскинув руки, а после приподнялся на локте и взглянул на спящую Эйдре. Чародейка свернулась клубочком на шкуре у очага: он видел лишь спину, растрепавшиеся по утащенной с кровати Ярга подушке рыжие локоны, нежный изгиб шеи да изящную линию талии – остальное скрывал почти сброшенный за ночь плед из тонкой шерсти.

Кровать, оставшуюся в комнате после брата, Эйдре не удостоила и взглядом с первого их дня под крышей дома наставника Вальги. Каждый вечер она скидывала платье, ложилась к своему жрецу, прижималась всем телом, а в золоте глаз искрилась ласковая хитрость. Ферр касался мягкой кожи, путался пальцами в огне волос, тонул в неровном дыханье. Связь с сэйд не всегда несла за собой близость, но, если прекрасная дева верхнего мира сама того желала, отказаться мог лишь полный дурень, а он себя никогда таковым не считал.

И всё же ещё ни разу они не встретили утра вместе. Стоило жрецу уснуть, чародейка сбегала от него, устраивалась у очага, который топили уже прохладными ночами конца лета, и отдыхала там. Ферра удивляла привычка Эйдре спать на полу, пусть и устеленном мягкими шкурами, но спорить он не хотел и находил особую прелесть в возможности полюбоваться своей сэйд несколько мгновений прежде, чем начать день.

Эйдре услышала, что он встал, по-кошачьи изящно потянулась, мурлыкнула приветствие, поспешила поправить волосы и одеться. Из комнаты Ферр вывел чародейку под руку, а дева, не скрывая, наслаждалась взглядами, полными зависти и тоски, от любого встреченного по пути в общий зал мужчины. Наставник Вальги уже был там. Ферр пошёл к нему, Эйдре привычно скользнула к Ёрку. Сэйд поднялся ей навстречу, поцеловал запястье с белым горностаем, усадил рядом с собой.

Названую дочь, в этом доме и верхнем мире, Ёрку полюбил сразу. Ферр вспомнил, как впервые ввёл чародейку в общий зал, как отец поднялся от очага, подошёл, крепко их обнял. Никогда прежде юноша не видел невозмутимого, степенного сэйда наставника столь взволнованным. Ёрку боялся, что скорбеть ему отныне по обоим сыновьям, и, когда младший встал перед ним, на миг дал волю чувствам. Ферр даже сумел расспросить о своей матери, – они с братом оказались рождены не от одной женщины. Обе возлюбленные сэйда, к печали Ферра, уже отправились в Мерг, но тем острее была радость Ёрку от возвращения сына и появления Эйдре.

Чародейка часто играла на клёрсах вместе с Ёрку, полюбила танцевать под его музыку. Ферр наблюдал за ними с грустной нежностью, прощался с покоем, время на который давно вышло. Скоро праздник урожая – момент, когда молодому жрецу и его спутнице следовало отправляться в путь. Нега в доме наставника близилась к концу, и они, оставаясь здесь добрыми гостями, должны были начать свою дорогу.

Последние дни перед расставанием Ферр провёл рядом с Вальги. Учитель не давал советов, но много рассказывал о прошлых путешествиях с Ёрку. Отец иногда присоединялся к разговору и однажды упомянул крупное поселение у большого перекрёстка, где в день Модра жрецу окажут все возможные почести, ведь своего у них никогда не водилось. Идти до деревни по широкому тракту недолго: неспешно – не более трёх дней. Решив отправляться туда, Ферр рассчитал время так, чтобы прибыть за одно утро до начала гуляний, успеть оглядеться и отдохнуть перед праздником. Они с благодарностью простились с Вальги и Ёрку, обещали не забывать родного порога и на рассвете поспешили в путь.

Шагалось весело и легко, даже под серым небом да то и дело налетающим дождём. Посох ровно выстукивал по плотной земле, плащи тканой шерсти надёжно сберегали от непогоды. Эйдре слушала ветра, смеялась, говорила: природа рада влаге, она успокаивала и убаюкивала перед тёмными днями осени и зимы. Мир ждал отдыха от летнего зноя, а люди, получив добрый урожай, спешили отблагодарить землю праздником да подношениями.

На тракте в такую пору оказалось живо. Тянулись к деревням побогаче телеги, тащились в города караваны торговцев. Кто-то возвращался из странствий домой помочь с жатвой и встретиться с родителями в праздник, другие спешили в поисках работы, прибыли или удачи в крупные поселения. На Модр городские ремесленники брали подмастерьев, руки требовались на полях и в заботах о скотине. Умельцам везде рады, а коль родной двор остался далеко за спиной и не добраться туда человеку до зимних дней, его готовы приветить, отплатить за труд кровом, горячей едой да звонкой монетой.

Эйдре была заворожена народной спешкой. Смотрела с интересом на встречных путников, разглядывала одежды, спелый урожай, заготовки и товары в скрипучих телегах. Большого числа людей ей прежде наблюдать не доводилось, но вид хлопот перед праздником нравился, распалял любопытство. А когда уставала от шума, оборачивалась ястребом, улетала прочь от тракта в дикие леса или поля, и Ферр углядывал лишь белую точку вдали, почти незаметную на фоне серого неба.

К вечеру похолодало, лоскуты тумана затянули дорогу, обступили со всех сторон, заглушили звуки и стёрли виды. Жрец со своей сэйд к тому часу уже нашли небольшую пещеру, устроились там на ночёвку. Огонь разгонял тоску, отогревал, звал сесть поближе, поужинать да поскорее уснуть. Эйдре сняла клёрс, принялась играть, и музыка нежно заструилась в серой пелене