Все или ничего - Джудит Крэнц

Заказав еще чашку чая со льдом, она приготовилась ждать Гэйба. С таким же успехом можно было прийти на полчаса позже и все равно не опоздать, но ей хотелось спокойно посидеть несколько минут в одиночестве и обдумать весьма эксцентричное поведение Джез, которое она наблюдала сегодня утром.

Совершенно очевидно, здесь было что-то личное, и уж она непременно вытянет из Гэйба всю правду, когда тот придет. Ее конечный выбор не подлежал никаким сомнениям: она не собиралась терять Джез. Своей фотожурналистикой Гэйб наверняка не зарабатывает столько, чтобы восполнить треть ее доходов, получаемых от Джез, плюс ее перспективное будущее, открывающее неограниченные возможности.

Фотожурналист – это типичный пример «перекати-поля», телефонный звонок – и он готов сорваться с места и отправиться в любую точку планеты, где происходит интересующее заказчика событие. Иногда фотожурналистам везло и им удавалось сделать снимок, который потом перепечатывался всеми газетами и журналами мира. Он становился классикой. Здесь для фотографа и его представителя открывалась золотая жила, но все зависит от удачи, смотря как повезет. И это относится даже к таким, как Гэйб.

Сейчас ему, должно быть, сорок, прикидывала Фиби. Девятнадцать лет назад, когда он первый раз поехал во Вьетнам снимать войну, ему едва исполнился двадцать один год, он был совсем мальчишкой. Именно тогда и последующие два года – это знает каждый студент любой фотошколы – его подпись появлялась под большинством самых известных военных «вьетнамских» фотографий, обошедших весь мир, она появлялась чаще фамилий других военных фотокорреспондентов, работавших во Вьетнаме. Это положило начало его карьере. После Вьетнама он побывал во всех «горячих точках» планеты: Иран, Польша, Израиль, Никарагуа... От географии его поездок могла закружиться голова, но это особая порода людей. Они не такие, как все, они счастливы только в постоянном движении.

Гэйб обладал поистине сверхъестественной способностью оказываться с абсолютно готовой к съемкам камерой рядом именно с той точкой, где в следующую секунду произойдет неожиданное событие: взрыв «Челленджера», жуткие последствия кровавой религиозной оргии в Джонстауне, падение Сайгона. Не было такого места, куда бы он не смог проникнуть, не было такого самолета, с которого он бы не сумел прыгнуть с парашютом, не существовало такой задачи, которая оказалась бы для него трудновыполнимой или непосильной. И еще он обладал редким и ценным для его профессии даром быть невидимым, этой непостижимой и присущей лишь величайшим фотожурналистам способностью находиться и работать в сантиметрах от снимаемого человека, оставаясь при этом незаметным. Гэйб никогда не освещал протокольных процедур, к примеру, в Белом доме, но его можно было сравнить с легендарным итальянским фотографом, которому иногда удавалось стать никем не замеченным седьмым в официальной группе из шести фотокорреспондентов Белого дома, единственным, от кого не требовали передать свои снимки сотням других фотожурналистов.

– Фиби, дорогая, ну-ка поцелуй меня быстро. – Тони Гэбриел неожиданно материализовался на банкетке рядом с Фиби, хотя она не отрывала – она была в этом совершенно уверена – глаз от входной двери.

Осторожно поцеловав дважды в губы, он затем легонько отстранил ее и принялся разглядывать.

– Ах ты, сучка, молода, как весеннее утро! Ты, как вампир, совсем не меняешься. Так, может, мы переспим по-настоящему?

– Да будет тебе, Гэйб.

Фиби вдруг поняла, что хихикает, как школьница. Она бы покраснела, если бы была на это способна. С того дня, как они с Гэйбом виделись в последний раз, по крайней мере два года назад, он ничуть не изменился. Все тот же неугомонный беспечный искатель приключений, такой же худой, с такой же обветренной кожей и вечным загаром, с оттопыривающимися карманами, набитыми бог знает чем, все те же чуть волнистые короткие пряди темных волос и те же карие глаза, глаза победителя, крупный нос и две неизменные глубокие складки по обеим сторонам губ, которые свели с ума добрую сотню женщин. Нет, две сотни. Но это не делало его социально опасным типом.

– Что это у тебя в стакане?

– Чай со льдом.

– Ты больное, несчастное, прекрасное, жалкое дитя. Скоро я уложу тебя в постель, и тогда ты почувствуешь себя намного лучше. Намного, я обещаю. Верь мне, как вы тут говорите. Официант! Виски, пожалуйста, чистый, двойной, любой марки. А что хорошенького здесь можно поесть, Фиби? Умираю от голода.

– Большинство заказывает рубленый бифштекс. Это фирменное блюдо.

– Матери почти всех живущих здесь в детстве кормили их рублеными бифштексами, потому что жили бедно, а когда дети подросли, то ушли из дома, потому что больше не могли выносить рубленый бифштекс, они зарабатывали миллионы, чтобы избавиться от воспоминаний о рубленом бифштексе, а теперь они приходят сюда для того, чтобы опять есть рубленый бифштекс. А я закажу натуральный! Большой, исключительно огромный. Так что происходит? Все в порядке?

– Нет, не в порядке. Скажи, что такого ты сделал Джез Килкуллен? Она о тебе весьма невысокого мнения, мой сладкий. Она фактически не только не разрешает мне быть твоим представителем, но и сдать тебе в аренду помещение.

– Джез? Кто позволил ей командовать тобой?

– Дело не в этом, – ответила Фиби, задетая таким подбором слов. – Дело в условиях, о которых мы договорились, когда покупали студию как партнеры.

– Что касается аренды, я могу понять. Но как она может запретить представлять меня?

– Она убедила остальных, что если я возьму тебя, то у меня не будет времени, чтобы должным образом представлять их интересы. Так что же в действительности произошло между тобой и Джез?

– Честно говоря, если бы я сам понимал, то сказал бы тебе. Вообще, Джез в свое время была очередной моей фанатичкой, знаешь, своего рода «Они шли за солдатами». Я никого не принуждаю, не выдаю никаких авансов, но что я могу сделать, если они видят во мне не того, кто я есть на самом деле?

– Известно, что ты спишь с ними, Гэйб, – деликатно заметила Фиби.

– А я никогда и не отрицал. Для того бог и создал их. Но, Фиби, для чего тогда существуют друзья? Такие, как мы с тобой? Ты боролась за меня?

– Не то слово. Но ничего не вышло. Мне очень жаль, Гэйб, правда. Обратись лучше в какое-нибудь крупное фотоагентство. Они ухватятся за тебя руками и ногами.

– Мне не нужно крупное фотоагентство. У меня была «Гамма», у меня была «Сигма», я состою в картотеках лучших агентств, а теперь мне нужно что-то другое. Я хочу иметь хороший выбор, хочу иметь выгодные заказы, за которые платят кучу денег, и я хочу, чтобы ты доставала мне все самое лучшее. Я хочу работать для журнала, который выпускает Бостонский университет, для таких журналов, как «Нэшнл джиогрэфик» и «Дайвершенз», для всех этих толстых глянцевых изданий с фотографиями экзотических мест, которые люди украдкой прихватывают из приемных врачей, для журналов, которые отправляют тебя с заданием на какой-нибудь фешенебельный курорт и платят чуть ли не золотом.