Оступившись, я упаду - Лагуна Софи

Когда прозвенел звонок на обед, Майкл взял костыли под мышки и с трудом поднялся. Одна нога у него работала лучше другой. Доун и Норина ждали меня в коридоре. Я смотрела, как Майкл поворачивает к двери.

— Идешь, Джастин? — спросила Доун.

— Иду, — ответила я.

— Поиграем в резиночки? — предложила Норина. Она вытащила из сумки длинную белую резинку. Мы с Доун встали друг напротив друга на игровой площадке, а Норина зацепила резинку за наши ноги. «Прыгай, прыгай, выше всех, прыгай, прыгай, до небес, прыгай, прыгай, не теряйся и резинки не касайся!» Я посмотрела через двор на Майкла: он снова в одиночестве сидел на скамье, ел фрукты из контейнера для обеда, а перед ним на столе лежала открытая книга.

* * *

После обеда нам нужно было писать слова на доске и соединять слоги. Миссис Тернинг стояла лицом к классу, держа в руках деревянную указку.

— Первый слог «ок», а следующий какой? — спросила миссис Тернинг.

Вверх взметнулось множество рук. Майкл что-то написал в тетради.

— Следующий слог — «но», миссис Тернинг, — сказала Сара Локи.

— Верно, Сара, — похвалила миссис Тернинг.

Майкл уже что-то написал: сначала «о», затем «н». Я повторила их задом наперед, так что «н» оказалось перед «о». Буквы прыгали и мельтешили, но я видела, что это было: «но». Майкл знал ответ. Я посмотрела на него, и он ответил на мой взгляд, его глаза не двигались, смотрели в упор, хотя все остальное тело дергалось и тряслось, будто человек, который дергал его за ниточки, был в полном восторге.

9

Когда я вернулась из школы, я нашла деда на заднем дворе: он ломал доски.

— Где папа? — спросила я.

— Откуда я знаю? — Он бросил дощечку на угли, затем сел в свое раскладное кресло.

Я опустилась на ступеньки кухонного крыльца.

— Иди сюда, цып-цып, сюда, Мисси, — приговаривал дед. Курочки подошли ближе, и он склонился к ним. — Сюда, цып-цып-цып. — Он поднял одну из курочек и погладил ее перышки. — Привет, милая, здравствуй, Леди, привет, милая Леди, — приговаривал он, издавая звуки, похожие на легкие поцелуи. Курица на коленях у деда закудахтала, голова ее легонько дергалась то в одну, то в другую сторону.

Я сняла туфли и пошевелила пальцами на ногах.

— Я уже давно перестал ждать, когда вернется твой старик, — сказал дед курочкам. Но я знала, что это неправда, — я знала, что он тоже ждет, как и я.

Этим вечером бактерия деда разыгралась раньше, чем обычно. Он лежал на кровати, положив руку на живот. Когда дед только вернулся из Бирмы, он не знал, что подхватил бактерию, она тихо пряталась у него внутри и ела внутренности. Бактерии нравилось, что маленький, плотный живот деда обхватывает ее, будто одеяло или кокон. Хотела бы я напустить на нее Петушка. Он склевал бы ее, как червяка, проглотил бы целиком. Когда приезжала тетя Рита, она говорила деду:

— Сходи к врачу, папа, и больше не пей.

— Когда я выпью столько же пива, сколько во мне крови, только тогда перестану, только тогда, только тогда, и ни днем раньше, черт побери! — ответил дед и велел ей отстать и оставить его в покое.

Весь вечер он пролежал в кровати, повернувшись лицом к стене.

Когда совсем стемнело, я спросила:

— Дед, ты будешь готовить ужин?

— Отвали, — огрызнулся дед.

У меня впереди была целая ночь. Я пошла в свою комнату и стала вырезать машину с двойной выхлопной трубой. Позже, когда по дороге на кухню я проходила мимо комнаты деда, слышала, как он разговаривает со стеной:

— Ублюдки! Боже! Мартышки! Черноволосые мрази. За что? — Он стонал и пил пиво, пытаясь утопить в нем свою бактерию.

Я пошла к флигелю, посмотрела в окна, но ничего не увидела, кроме своего отражения. Обошла вокруг, проводя ладонями по стенам. Они казались холодными. Дед говорил, что до того, как уйти из дома, тетя Рита, сестра папы, жила во флигеле. Сейчас тетя Рита работала в Тарбан-Крик медсестрой на электрошоке. Я видела ее всего один раз, когда мне было четыре года, в то время я уже год жила у деда. Она приехала в гости из Сиднея. Тетя Рита такая же высокая, как папа, и у нее такие же сияющие черные волосы и белая кожа. Но глаза у нее другие — кажется, будто радужные оболочки лишь прикрывают настоящие глаза. Если их поднять, то можно увидеть, как за ними пульсирует электричество из Тарбан-Крик.

Когда она приехала, я как раз была на заднем дворе, собирала перья. Петушок сидел на верхней жерди ограды и следил за мной. Тетя Рита вышла во двор из кухонной двери, и вслед за ней сразу вышел папа.

— Ох, Рэй… — произнесла она, не сводя с меня глаз. Она потрясла головой, будто не могла поверить в увиденное, и оглянулась на него через плечо. — Черт побери, что ты такого сделал, что тебе так повезло? — Затем подошла ко мне и сказала: — Я твоя тетя Рита. — Мне показалось, что она сейчас расплачется, но она лишь поднесла ко рту кулак и прижала его к своим губам. — Ну почему я не познакомилась с тобой раньше, — произнесла она наконец.

— И кто в этом виноват? — спросил папа.

Тетя Рита продолжала смотреть на меня.

— Никто, Рэй, — ответила она и опустилась передо мной на колени. — Я привезла тебе подарок, Джастин. — Она вытащила из сумки обернутый бумагой сверток. — Я не знала, что тебе подарить.

Я взяла сверток у нее из рук, и несколько коричневых куриных перьев упало с моей ладони и прилепилось к рукаву тети Риты.

— Что нужно сказать, Джастин? — спросил папа.

Я не знала. А что нужно говорить? Я опустила взгляд на ботинки тети Риты.

— А что бы ты сказал, Рэй? — спросила его тетя Рита.

Папа ушел в дом. Петушок спрыгнул с ворот.

— Вижу, что дед держит все такого же мерзкого петуха, — сказала тетя Рита. — Хочешь открыть подарок?

Я кивнула. Мы разорвали бумагу. В свертке оказалась фиолетовая пижама с нарисованным на груди улыбающимся паровозом. Колеса у него отрывались от рельсов, будто он танцевал. Я подняла на тетю умоляющий взгляд: «Можно мне ее надеть? Прямо сейчас?»

— Хочешь примерить? — спросила она.

— Можно?

— Конечно можно!

Я забежала в дом, стянула юбку и джемпер и надела пижаму. Она была такой мягкой, а на груди у меня танцевал паровоз. Когда я вышла из комнаты, тетя Рита на кухне разговаривала с дедом.

— К ним быстро привыкаешь, — говорила она. — Сразу замечаешь нужные сигналы. Знаешь, чего опасаться…

Она заметила меня и сказала:

— Смотри-ка, Джастин, она замечательно тебе подошла!

Дед поднял брови.

На кухню зашел отец. Он сел за стол и вытащил пачку «Белого вола».

— Это пижама, Джастин, — заметил он. — Ее надевают на ночь, когда ложатся спать.

Но мне не хотелось ждать до самой ночи. Я хотела надеть ее сейчас.

— Ой, ладно тебе. Пусть сейчас в ней ходит, — вмешалась тетя Рита.

Я повернулась к деду.

— Можно мне ее носить, дед?

— Носи что хочешь, — сказал дед, поглядывая на папу.

Отец прикурил папиросу.

— Как там твой дурдом? — спросил он тетю Риту.

— Это не дурдом.

— Ну конечно, не после твоего электрошока, да? — заметил папа, выпуская струю дыма.

Я огладила руками пижаму, затем сделала несколько движений, будто танцующий паровозик. Я села на пол кухни и покрутилась, затем задрала одну ногу в воздух. Тетя Рита зааплодировала.

— Вот это представление! — восхитилась она. — Замечательное шоу! Браво!

Я посмотрела на папу.

Папа глубоко затянулся, затем обратился к тете:

— Как там Наоми?

Тетя Рита нахмурилась.

— Ее же так зовут, да? Наоми? — спросил папа.

Дед с шумом втянул в себя воздух. У тети Риты покраснело лицо, казалось, из-под ее одежды сейчас полетят искры от электричества, которое она привезла с собой из Сиднея.

— Она в порядке, — ответила тетя Рита.

— Она же врач, верно? — спросил папа.

— Да, — ответила тетя Рита, глянув на деда.

Лицо его напряглось, а губы он сжал так плотно, будто пытался что-то ими откусить. Казалось, что ему жарко, словно огонь костра опалил ему щеки. Дед встал и наклонился над раковиной, будто пытаясь дотянуться до крана.