Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

– Какие законы насчет стволов в Нью-Мексико?

Эдуард тронулся с места и глянул на меня:

– А что?

Я застегнула привязной ремень – мы явно торопились.

– Я хочу знать, могу ли я засунуть куртку куда подальше и носить пистолет открыто или надо все время прятать оружие.

Он чуть скривил губы.

– В Нью-Мексико можно носить оружие, если оно не скрыто. Носить скрытое оружие, не имея разрешения, запрещает закон.

– Давай проверим, правильно ли я поняла. Я могу носить пистолет у всех на виду, с разрешением на ношение или без, но если я надену поверх куртку, скрою оружие, а разрешения на ношение у меня нет, то я нарушу закон?

Он улыбнулся:

– Именно так.

– Очень интересные бывают законы об оружии в западных штатах, – заметила я, но куртку все же сняла. Можно вылезти из любой шмотки, не расстегивая ремня машины. Я его всегда застегиваю, поэтому практика у меня большая.

– И все же полиция имеет право тебя остановить, если увидит с оружием. Просто проверить, что ты не собираешься никого убивать.

Последние слова он сопроводил полуулыбкой.

– Так что я могу его носить, если не прятать, но на самом деле меня все время будет останавливать полиция.

– И еще: никакое огнестрельное оружие, даже незаряженное, нельзя вносить в бары.

– Я не пью, так что как-нибудь, думаю, смогу бары обходить.

Вдоль дороги, на которую мы выехали, тянулась проволочная изгородь, но она никак не скрывала ровные, плоские дали и странные черные горы.

– А как эти горы называются?

– Сангре-дель-Кристо – Кровь Христова, – ответил Эдуард.

Я глянула на него – не шутит ли он. Нет, он не шутил.

– Почему?

– Что почему?

– Почему их назвали Кровью Христовой?

– Не знаю.

– А давно Тед здесь живет?

– Почти четыре года.

– И ты не знаешь, почему горы назвали Сангре-дель-Кристо? Ты совсем не любопытен?

– К тому, что не касается этой работы, – нет.

Именно этой работы. Как-то странно.

– А что, если монстр, которого мы ищем, что-то вроде местного пугала? Знание о названии гор может нам ничего и не дать, но может вывести на легенду, предание, намек о какой-то кровавой бане в прошлом. Бывают очень локализованные монстры, Эдуард, твари, которые вылезают из-под земли раз в столетие, как долгоживущие цикады.

– Цикады? – переспросил он.

– Ага, цикады. Ювенильные формы остаются в земле, и только раз в тринадцать, или семь, или сколько там лет занимает цикл превращения, вылезают, линяют и становятся взрослыми. Это те насекомые, которые так трещат каждое лето.

– Не знаю, кто погубил тех людей, Анита, но только не гигантская цикада.

– Я не об этом, Эдуард. Я о том, что есть виды живых существ, которые прячутся, почти тотально прячутся много лет, а потом вылезают. Монстры все же принадлежат к миру природы. Противоестественная биология – все равно биология. Так что, быть может, старые мифы и легенды наведут нас на след.

– Я тебя привез не для того, чтобы ты тут Нэнси Дрю изображала, – сказал Эдуард.

– И для этого тоже, – ответила я.

Он посмотрел на меня таким долгим взглядом, что мне захотелось попросить его следить за дорогой.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Если бы тебе нужен был человек, только чтобы вскидывать ствол и стрелять, ты бы позвал кого-нибудь другого. Тебе нужны мои знания, а не только ствол. Так ведь?

Он отвернулся и стал смотреть на дорогу, отчего мне стало намного легче. По обе стороны стояли домики, в основном глинобитные или под глинобитные. Я недостаточно в этом разбираюсь, чтобы судить. Дворики маленькие, но ухоженные, кактусы и большие кусты сирени с удивительно маленькими гроздьями голубых цветов. Сирень была не такая, как на среднем западе. Наверное, она требует меньше воды.

Молчание заполнило машину, и я не пыталась его нарушить, созерцая пейзаж. Я в Альбукерке не бывала и буду изображать туриста, если получится. Эдуард наконец ответил мне, сворачивая на Ломос-стрит:

– Ты права. Я тебя позвал не просто стрелять. Для этого у меня уже есть люди.

– Кто? – спросила я.

– Ты их не знаешь, но в Санта-Фе я вас познакомлю.

– Мы сейчас едем прямо в Санта-Фе? Я сегодня еще ничего не ела и вроде надеялась перекусить.

– Последнее место преступления – в Альбукерке. Мы туда заедем, потом поедим.

– А мне потом захочется есть?

– Может быть.

– Кажется, мне тебя не уговорить сперва на ленч.

– Нам придется еще заехать в одно место, – сказал он.

– Это куда?

Он только слабо улыбнулся – дескать, пусть будет сюрпризом. Эдуард любил испытывать мое терпение.

Может, на другой вопрос ответит.

– А кто еще с тобой сейчас работает?

– Я же тебе сказал, ты их не знаешь.

– Ты все время говоришь «они». Значит, у тебя есть двое для поддержки, и тебе понадобилась еще и я?

Он опять ничего не ответил.

– Три человека в поддержку. Да, Эдуард, ты, наверное, просто в отчаянии.

Я это сказала вроде как в шутку. Но он воспринял всерьез.

– Анита, это дело я хочу раскрыть любой ценой.

И вид у него был угрюмый. Подвело меня чувство юмора.

– И эти двое тоже задолжали тебе услугу?

– Один из них.

– Они наемные убийцы?

– Иногда.

– Охотники за скальпами, как Тед?

– Бернардо – охотник.

Наконец-то хоть одно имя.

– Бернардо – иногда наемный убийца, а вообще охотник за скальпами, как Тед. То есть он тоже использует маску охотника за скальпами как легальное прикрытие?

– Иногда он бывает телохранителем.

– Весьма разносторонний человек, – сказала я.

– Вообще-то нет, – ответил Эдуард, и это был странный ответ.

– А второй кто?

– Олаф.

– Ладно, Олаф. Он иногда убийца, не охотник за скальпами, не телохранитель. А кто он еще?

Эдуард покачал головой.

Эти ненавязчивые ответы начинали действовать мне на нервы.

– У кого-нибудь из них есть особые способности, помимо желания убить врага?

– Да.

Все, он исчерпал мой лимит ответов «да-нет».

– Эдуард, я приехала не играть в двадцать вопросов. Расскажи мне про своих помощников.

– Ты их скоро увидишь.

– Ладно, тогда расскажи, куда мы еще заезжаем.

Он чуть качнул головой.

– Слушай, Эдуард, ты мне действуешь на нервы и уже меня достал, так что кончай эту таинственность и говори по-человечески.

Он покосился на меня, и глаза чуть показались из-за темных стекол очков.

– Ну и ну, кажется, мы сегодня раздражительны.

– До раздражения, Эдуард, слишком далеко, и ты это знаешь. Но будешь еще темнить – действительно выведешь меня из себя.