Последняя возможность увидеть солнце - John Hall
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Умываюсь, полощу рот, чтобы избавиться от привкуса вчерашней дряни и рвоты. Наполняю ведро почти кипящей водой, затем еще одно и несу жидкость на кладбище.
Холодно. От этого вода практически полностью успевает остыть. Холодно. Если бы мои руки не были в перчатках, то кровь капала бы в воду. Холодно. Но мне, моему самочувствию это не помогает.
Могила заполнена и продана.
– Лезь туда и выдергивай клеенку. Будем надеяться, что то, что ты сотворил, не всплывет, – говорит моложавый коммерсант.
Я смотрю вниз, смотрю на воду в яме и вижу то, как мой мир резко начинает вращаться. Падаю на колени. Со стороны я похож на скорбящего по тому телу, которое уже там лежит.
– Сраный сэндвич с автозаправки, – думаю я, и меня вновь начинает рвать все в ту же могилу.
– Да что ж ты делаешь, мразь! Ты, гнида, еще сдохни здесь! – говорит он, пиная меня ногой. – Пойми, если ни кто-то другой, то именно ты ляжешь здесь!
Я – готовый умереть, не закончив то дело, которое начал.
Спускаюсь вниз, в эту проклятую яму. Она заполнена мной даже больше, чем необходимо. Ногой в сапоге отодвигаю в сторону то, что выплюнул желудок. Снимаю перчатки и лезу в воду, чтобы найти угол клеенки. Нашарив его рукой в холодной воде начинаю тянуть вверх. Как только в углу могилы появляется свободное место, становлюсь туда. Продолжаю тянуть клеенку вверх. Вода медленно проливается в стороны и орошает холодную землю. Вода плохо впитывается в грунт. Такое ощущение, что вода вообще никуда не девается.
– Достал? – спрашивает парень.
– Да, – отвечаю я, и он подходит к краю этой ямы.
– Сука! – громко говорит он. – Иди отмывай этот кусок целлофана. А что с водой? Почему не уходит?!
– Холодно, – говорю я.
– И что с того? Хочешь сказать, что земля настолько…
– Да, промерзла и не пропускает воду вниз, – говорю я, по-прежнему стоя в воде, полной того, что вырвалось из меня раньше.
– Сука! – кричит он. – Что же делать…? Что же делать? Ладно, иди, мой клеенку и возвращайся. Мне кажется, что ничем разумным и хорошим это не закончится.
Отмыв главный артефакт для заработка денег на повторной продаже мест для мертвых, возвращаюсь в строй.
Новые друзья на один день, уставшие и изнеможенные, курят, шутят и мечтают о том, чтобы этот день наконец-таки закончился. Сейчас наши желания совпадают и звучат в унисон. Сейчас тот момент, когда мне тоже хочется закончить совершенно все, что связано, что связывает меня с этим местом.
– Кидай землю до уровня воды, – говорит коммерсант.
Не задавая лишних вопросов, делаю так, как он велит.
– Давай, давай! Скоренько дергайся, да! – кричит он, и я понимаю, что парень спешит. – Так, сброд, полчаса перерыв! Покинуть территорию кладбища!
Услышав это, новенькие оставляют место пустым, разбежавшись подобно тараканам.
– А ты жди здесь. Скоро продолжишь и закапывать, и копать, – говорит он и уходит куда-то, прижимая мобильник к уху.
Минут через пять возвращается в сопровождении черного автомобиля. Останавливаются в нескольких метрах от меня.
Из машины выходят два мордоворота и идут к багажнику. Оттуда вытаскивают тело и несут в мою сторону.
– Кто это? – спрашивает один из них коммерсанта.
– Да так, отцовская игрушка. Типа цепной пес, – говорит он, глядя на меня и ухмыляясь.
– Не разболтает? – спрашивает другой.
– Нет, – холодно и уверенно на все сто процентов говорит сын святого отца, по совместительству страшного демона, что собрал в себе несколько грехов, а затем породил потомство. Еще более порочное и гнилое.
Двое наклоняются над ямой, наполненной водой с рвотой и разбавленной землей.
– Что за болото?! – спрашивает один из них.
– Не нравится? Вытаскивайте и валите отсюда. Почему я должен решать ваши проблемы?! – нервно рычит коммерсант.
– Ну, босс… – начинает другой.
– Закрыли пасти, кинули и работать! Обратно на точку! Иначе ляжете здесь же! – орет он на тех, кто в несколько раз больше него по комплекции.
– Вот оно! Наконец-таки началось! – думаю я, понимая, что выжидал этот момент не напрасно.
Двое кидают тело в могилу. Затем я его закапываю, а тех двух уже рядом нет. Только сын святого отца наворачивает круги и подгоняет меня.
– Ну, вот и хорошо. Вот так, значит, и поступим. А вон и твои сегодняшние друзья, – говорит он, указывая куда-то в сторону.
—–
Вечером первого дня в аду сынок святого грешника принес мне пакет бургеров и бутылку газировки.
– Несмотря ни на что, ты отлично потрудился, – говорит он. – Думаю, я начал понимать отца. Ты ценный сотрудник, хороший, если так можно выразиться, халдей, который ловит каждое слово и выполняет.
– Рад услышать эти лестные слова,– рад служить господу Богу нашему, – говорю я и окидываю стены храма взглядом.
– Да! Мы все дети божьи. Именно поэтому сейчас мы стоим под главным символом нашей веры, – говорит он, указывая на алтарь. – Я надеюсь, ты понимаешь, что наш Бог достоин роскоши и богатства, которое мы ему обеспечиваем?
– Да, – отвечаю я. – Конечно, сын святого отца этого дома божьего.
После этого мы выходим из здания. Я направляюсь в свое скромное жилище. Он остается на крыльце. Коммерсант кого-то ждет. Останавливаюсь и начинаю вытряхивать камешки из сапог. Таким образом я тяну время, чтобы увидеть, чтобы застать ожидаемого им человека.
Это девушка, молодая, красивая. Белые, как снег, волосы, белая, как снег, кожа и огненные веснушки на лице. Вот как она выглядит, эта девушка. Она будто бы явилась в этот мир из другого, похожего на наш, мира. Она подходит к коммерсанту, и пухлые губы впиваются в линии его губ. Он хватает ее за задницу. Делает это так, что и без того короткое платьице поднимается неприлично высоко, наполовину оголяя ягодицы.
После того, как эта сцена заканчивается, сын святого отца открывает двери храма, и они заходят внутрь. Я отправляюсь в лачугу, чтобы начать писать все это. Чтобы рассказывать историю не прошлого, но настоящего, окропленного прошлым, словно стена кровью после выстрела в голову.
Я – множество историй одной жизни. Я – белая стена с каплями крови и дерьма в виде опыта. Я – единица времени и пространства.
Сейчас я сижу в холодном домике и греюсь буржуйкой. Жру бургеры и заливаюсь шипучкой. Пишу заметки о том, каким я стал.
«А те помои, которыми кормит жирный ублюдок, они питательнее», – вот, о чем я думаю в этот момент.
Открываю глаза. Темная, холодная ночь в этом сером городе. Она больше похожа на липкую слизь, что медленно проникает