Удивительные истории нашего времени и древности - Автор неизвестен - Древневосточная литература

— Возьми-ка, надень ее! — крикнула она Сун Цзиню.

Сун Цзинь надел шляпу и принялся за холодную еду, которую он запивал горячим чаем. Затем, по приказанию старика Лю, Сун Цзинь стал прибирать и подметать палубу. Сам старик отправился на берег искать клиентов и вернулся только вечером. Ночь прошла спокойно. На следующее утро старик Лю поднялся и сразу заметил, что Сун Цзинь сидит на палубе, ничего не делая.

«Человек только пришел к нам, нельзя приучать его к безделью», — подумал про себя старик Лю и прикрикнул на Сун Цзиня:

— Я вас, почтенный Сун Цзинь, кормлю и одеваю. Чем сидеть так без дела, куда полезнее в свободное время сучить веревки и плести канаты.

— Стоит вам только распорядиться, я ни в чем не осмелюсь вас ослушаться, — поторопился ответить Сун Цзинь.

Старик Лю принес пучек пеньки и приказал плести канат.

Действительно:

Под низким навесом чужимКак голову ты не пригнешь?

С этих пор Сун Цзинь и утром и вечером трудился без устали Работал он с большим усердием, никогда не уклоняясь от поручений. Если он не плел канатов, то занимался перепиской или вел счета, обнаруживая при этом большое знание дела. Он вел все денежные расчеты, связанные с перевозкой купцов и товаров, и никогда не ошибался ни на грош. Многие лодочники, узнав о способностях Сун Цзиня, переманивали его к себе, желая поручить ему все расчеты и записи. Не было ни одного пассажира, который бы не полюбил Сун Цзиня, не относился бы к нему с уважением и не хвалил бы его за то, что он в свои молодые годы уже так умен и понятлив. Старик и старуха Лю, видя, с каким усердием работает молодой человек, относились к нему очень хорошо. Они выдавали его за своего племянника, заботились о нем, хорошо кормили и одевали. Молодой человек, обретя, наконец, пристанище, успокоился душой, окреп телом, приобрел свой прежний цветущий вид и пользовался большой любовью среди всех лодочников.

Время летит, как стрела: незаметно прошло больше двух лет.

«Мы с женой уже стареем, — подумал однажды старик Лю, — и нет у нас никого, кроме дочери; пора подыскать хорошего зятя, который поддержал бы нашу семью. Такой, как Сун Цзинь, мог бы нас вполне устроить. Не знаю, как к этому отнесется старуха».

Случилось, что в тот же вечер старик со своей женой пили на лодке вино. Когда старик был уже совсем под хмельком, он, указав жене взглядом на стоящую подле них Ичунь, сказал:

— Дочь наша уже стала взрослой. Как мы можем оставить ее без опоры на всю жизнь?

— Это величайшее дело из всех тех, которые нам с тобой следует решить, — ответила матушка Лю. — Как ты до сих пор не позаботился об этом?

— Я часто об этом думаю, — возразил Лю, — но где найдешь человека, который во всех отношениях мог бы нас удовлетворить? Такого, например, как наш Сун Цзинь, умного и работящего, не найдешь и среди тысячи.

— Почему же не выдать за него нашу дочь? — спросила матушка Лю.

— Ну что ты говоришь! — воскликнул старик, притворившись недовольным и удивленным. — У Сун Цзиня нет ни семьи, ни дома, ни гроша за душой, и живет-то он только благодаря тому, что мы его кормим здесь, на нашей джонке. Как можно за такого человека отдать нашу дочь?

— Сун Цзинь родом из благородной семьи, — возразила ему на это жена, — притом он сын нашего друга. Еще при жизни его отца поговаривали о том, чтобы наши семьи породнились. Ты что, забыл об этом? Хоть он теперь и беден, но он талантлив, прибавь к этому его умение писать и считать. Мне кажется, что иметь зятем такого человека не зазорно. По крайней мере у нас с тобой под старость будет на кого опереться.

— Ты твердо приняла такое решение?

— В чем же тут сомневаться?

— Ну и прекрасно, — сказал Лю, который всю жизнь побаивался жены и был теперь очень доволен, что она сама предложила выдать дочь за Сун Цзиня; старику уже давно приглянулся молодой человек, но признаться в этом жене он все не решался, опасаясь, что та будет возражать.

Теперь, когда все было улажено, Лю тотчас позвал Сун Цзиня и в присутствии жены предложил ему породниться. Сун Цзинь сначала из скромности отказывался, но в конце концов покорно согласился, поняв, как добры к нему старики, и узнав, что от него не требуется никаких затрат на свадебные подарки. Старик Лю согласно дням рождения и именам жениха и невесты выбрал по обряднику-календарю *благоприятный для свадьбы день и сообщил об этом жене.

Вскоре вся семья вернулась домой в Куныпань, где прежде всего позаботились о Сун Цзине: сшили ему платье из тонкого шелка и нарядили во все новое. В новом платье, новой шапке, новых чулках и новых башмаках Сун Цзинь был необычайно красив.

Хотя и не был он *Цзыцзянем,Что обладал талантом в восемь мер,*Аньжэню был весьма подобен:Как будто с ним одно лицо имел.

Матушка Лю позаботилась о нарядах и для дочери. В день свадьбы был устроен богатый пир, на который пригласили родственников обеих семей, и Сун Цзинь был введен на джонку в качестве зятя. На следующий день с поздравлениями и подарками пришли все родственники. Три дня подряд длилось свадебное пиршество.

Нечего и говорить о том, с какой любовью старики Лю относились к Сун Цзиню, после того как он стал их зятем. С этих пор дела на лодке с каждым днем шли все лучше и лучше.

Время подобно стреле. Незаметно пролетел год. Ичунь родила дочку. Мать и отец полюбили ребенка, берегли его пуще золота, непрерывно ласкали его и няньчили. Когда девочке пошел второй год, она заболела оспой. Не помогли ни усилия врачей, ни лекарства: через двенадцать дней она умерла. Сун Цзинь не мог без боли вспоминать о любимой дочери. Он так плакал, так безмерно страдал и был настолько потрясен своим горем, что вскоре заболел чахоткой. По утрам его знобило, по вечерам кидало в жар; он все меньше ел и пил и на глазах таял, пока от него остались одни кости. Ходить он стал медленно, работать — плохо. Первое время старики Лю в надежде, что их зять сумеет еще поправиться, приглашали к нему врачей и гадателей.

Так прошло больше года, но Сун Цзиню не становилось лучше. Напротив, болезнь все усиливалась, и он стал больше походить на мертвеца, чем на живого человека.

Он уже больше не мог ни писать, ни считать и стал в конце концов *«соринкой в глазу». Старики, раскаиваясь в том, что так неудачно выдали свою дочь замуж, только и ждали того дня, когда их зять умрет.

— Прежде мы надеялись, что наш зять будет нам опорой под старость, а теперь он сам чуть жив, — роптали они. — Сидит у нас на шее, как околевшая змея, которую никак не сбросить. Да и у нашей прекрасной, как цветок, дочери теперь испорчена вся жизнь. Что ей делать дальше? Как нам теперь поступить? Как быть? Как можем мы жить спокойно, пока не найдем для нашей дочери другого, достойного мужа!

Долго советовались между собой лодочники и, наконец, нашли выход. Свой план они скрыли даже от дочери. Сказали только, что едут за клиентом и товаром в *Цзянбэй и повернули джонку в этом направлении.

Когда они добрались до области *Чичжоу и проезжали Ушэнь, они увидели перед собой заброшенное место: одинокие безмолвные горы, шумящий где-то вдали поток, заброшенный и запущенный берег; нигде не было видно следов человеческого жилья.

Легкий встречный ветер уводил джонку от этого места, но Лю упорно рулил к нему. Когда они в конце концов причалили, старик приказал своему зятю сойти на берег.

— Ах ты, больной чорт! — ругался лодочник, глядя, как Сун Цзинь еле шевелит ногами и руками. — Раз у тебя нет сил справляться с работой на джонке, потрудись здесь, на берегу: собери-ка немного дров, чтобы было чем топить и не пришлось тратить денег на топливо.

Сун Цзинь, испуганный и пристыженный, взял пилу и, собрав последние силы, сошел на берег. Он зашел в самую гущу леса, но где ему было взять сил, чтобы спилить хоть одно дерево? Пришлось только подбирать мелкие, валявшиеся на земле сучья и срезать засохший терновник.

Сун Цзинь приготовил две большие кучи хвороста, обвязал каждую старой лианой, но взвалить их на плечи не смог. Тогда он подобрал еще одну старую лиану, связал обе связки в одну и потащил ее по земле за свободный длинный конец лианы. Так он шел, как пастух, тянущий за собой корову. Пройдя значительное расстояние, Сун Цзинь вспомнил, что оставил в лесу пилу; он вернулся, подобрал ее, воткнул между сучьев и поплелся к реке. Когда он добрался до места, где должна была стоять джонка, он увидел, что ее там нет. Перед ним тянулся лишь остров без конца и без края. Над островом поднимались речные испарения.

Сун Цзинь пошел вдоль берега, но сколько он ни шел и как ни всматривался, ничего не было видно: джонки и след простыл. Когда багряное солнце уже склонилось далеко на запад, Сун Цзинь понял, что тесть бросил его и оставил в таком положении, о котором говорят: «к небу пути нет, на земле нет приюта». Несчастному стало так тяжело на сердце, что он начал громко рыдать. От слез у него пересохло в горле; в изнеможении бросился он на землю и долго не мог притти в себя. Вдруг Сун Цзинь заметил, что здесь же, на берегу, опираясь на посох, стоит старый монах. Как он очутился здесь, Сун Цзинь не мог понять.