Третья сила. Сорвать Блицкриг! - Федор Вихрев

В кабинете начальника стоял грубый диван. Старый кожаный и коричневый – прямо с картинок про дедушку Ленина. Мне принесли чаю, как всегда горячего – умники. С моей разбитой мордой и губами-оладушками пить горячий чай – как раз то, что нужно для мазохизма. Тело будто вынули из камнедробилки. Особенно неудачно поймала я удар носком ботинка в бедро – наверное, на полноги синяк, да и ходить тяжело… ничего, доедем до Центра – отлежусь. Главное, что у меня теперь есть суперинструктор по рукопашке. И пусть кто-то попробует заикнуться, что он – бывший зэк. А мужик реально достойный, надо только узнать, где он так выучился, ведь и стойки и удары поставлены и отработаны блестяще. Так в армии не научат. Так с детства учиться надо…

Мой свитер был весь мокрый и грязный, и Ващенко откуда-то притащил другой. Страх господень, а не свитер, но… хотя бы чистый. На пару размеров больше – не страшно. Укуталась кое-как, еще шаль под шапку перевязала – хоть как-то теплее. На вокзал приехали на машине. Ващенко посадил нас в полупустом домике, выполняющем здесь функции местного вокзала, и побежал куда-то – договариваться насчет купе в ближайшем поезде.

Иван молча сидел рядом. Я тоже не собиралась сейчас разговаривать лишний раз. Еще успеется. Сын его оказался статным парнем с серыми глазами и стеснительной улыбкой. Была бы помоложе – точно бы влюбилась. А так остается думать-гадать, как меня Ярошенко встретит… с такой красивой мордочкой.

— Эй ты, слышь… убери грабли с прохода!

Чего это они? Странные какие-то мужики. И не военные, и не заводские. Наглые и деловые. А! Это местный эквивалент нашей гопоты! Типа, лохов увидели и разводят. А лохи и ведутся! Вон уже Березин-младший и ответил сдуру. Все, уже не отвяжутся…

— Ты че, оборзел? — Как все знакомо… Даже выражения за столько-то лет не меняются. Интонации – закрой глаза, и будто бы в наших родных девяностых. Ладно, потерпим, не паны чай… а панянки! Где там этот Ващенко бегает?! Быстрее бы уж…

Кто начал первый, я не видела. Сидела, смотрела в пол, только краем глаза следила, чтобы ко мне не подошли. А тут – оба-на! Гопоты – человек шесть. Березин-старший еще не отошел от нашего с ним боя, а младший – решил, типа, удаль свою молодецкую нам продемонстрировать?! Хотя, если папаша учил, то… посмотрим.

А посмотреть было на что. Те же самые удары, что были у Ивана, теперь можно было оценить со стороны. Да, техника явно не японская. Какая-то примесь все же есть. Корея? Тайквондо? Джиу-джитсу? За увлеченным выяснением школ я не заметила, как в здании вокзала появились новые зрители. Патруль шустро начал разбирать драчунов и заламывать их. Досталось и Березину-младшему. Старший встал и тут же упал от удара по затылку.

— Эй! — Я попыталась заступиться за своих и… краем глаза увидела, как на меня летит приклад винтовки.

Дальше была темнота.

Очнулась я от холода. Тужурка моя куда-то делась. А в одном свитере в камере холодно. Хорошо, что еще вообще не раздели…

Проскрежетал ключ. Первая мысль – «Ващенко!». Но нет. Здоровый мужик вытащил меня и повел по коридору. Небольшая комната с двумя стульями. Села на один. Пару минут ожидания, и вот заходит военный. Ни тебе «здрасьте»… ни «до свидания»: – Фамилия, имя, отчество? — Иванова Ника Алексеевна.

— Ваши документы?

— У сопровождающего.

— Где он? — Пошел за поезд договариваться.

— Не ври мне!

Вот как! Уже сразу – и не ври?!

— Ты немецкий шпион и тебе лучше сразу все рассказать!

— С чего вы взяли?

— Вот! — и протягивает мне мои часы. Ой! А я совсем о них забыла.

— Ну, капиталистическая сучка, поговорим! Говори, на кого работаешь?

— На ГБ.

— Врешь!

Я упала от удара.

— Пошел на…!

Он поднял меня за волосы и закричал в лицо: – Ты мне все скажешь, сучка! Я тебя сам заставлю говорить? Кто в подельниках?

— Берия.

Ох! Удар в живот согнул меня и снова бросил на пол.

— Ты и твои напарники заговорите у меня как миленькие! Поняла, немецкая подстилка?

— Да, пошел ты, ублюдок гребаный!

Н-на! Правильно, чтобы рот без повода не раскрывала. Долго я не выдержу. Удары, как назло, приходились именно туда, где были синяки и гематомы от Ивана. Но тогда я работала на адреналине, а сейчас все тело захватила тупая усталость и холод. Хотя сдаться этому мордатому ублюдку выше моих сил.

— Имя?

— Иди в ж…

В глазах – опять звезды. Скорее бы уж сознание потеряла… надо просто вырубиться. Забыть, кто я, где я… так легче…

Хлопает дверь.

— Товарищ лейтенант, вас вызывают!

— Подождешь здесь! Я сейчас вернусь, и продолжим разговор! Поняла?

Вытягиваю из-под живота руку и сжимаю кулак. Все пальцы, кроме одного. Хрен ты со мной поговоришь!

— Товарищ Иванова! Товарищ политрук! — Ващенко выплывает откуда-то. Никак не могу сфокусироваться на нем. Или это не он? Как болит голова… — Товарищ политрук! — Чьи-то руки поднимают. Нежно. Не бьют… и это радует. Значит, все-таки Ващенко.

Хочется спросить, договорился он насчет поезда? Наверное, все же договорился, раз пришел за нами. Хорошо… сейчас поедем… уже едем…

На вокзале в Москве нас встречала целая делегация. Делегацию возглавлял обеспокоенный Ярошенко. Лично. Собственной обеспокоенной тушкой…

После разговора с Берией я вертелся как белка в колесе – гонял мехводов в нашей бригаде, чтоб не как попало ездили, а смогли танк и до Берлина довести, не запоров двигун по глупости. Мотался на заводы, проверяя, как идут дела с модернизацией производимой бронетехники и подготовкой к производству новых ее образцов. Особенно часто меня заносило на ХПЗ – все ж родной завод в родимом городе. Несколько раз выезжал в танковые корпуса с лекциями на тему, как не стоит воевать. А то у них то танки шли в атаку без пехоты, которая где-то отстала, то – наоборот. Артиллерию упорно пытались размазать по всей линии фронта, и понятное дело, что пара несчастных сорокопяток танковую роту немцев остановить не в состоянии. Зенитки постоянно отставали, что тоже не способствовало уменьшению потерь. Одному комдиву в результате даже начистил морду, когда на мое заявление о том, что посылать танковый батальон днем и без зенитного прикрытия самоубийство, он в ответ начал на меня бочку катить, но не стал доводить дело до Берии – ибо комдив и так проникся серьезностью момента по самое «не балуй». Этому пониманию немало поспособствовал ствол под носом с обещанием, если что, пристрелить его на месте. Но к счастью, большая часть командиров поняла-таки выгоду наших предложений, и наставлять на путь истинный пришлось только некоторых особо дурных товарищей. Однако и они проникались важностью перемен без применения тяжелой артиллерии в виде ЛПБ.

В результате, когда Саня воевал, я оказался вообще в районе Ленинграда и в бой, естественно, не попал. В это время я под Ленинградом осматривал позиции наших солдат, проверяя, как претворяют в жизнь новые уложения устава. Увиденное мне понравилось, и я с чувством выполненного долга собрался назад. Однако только я отдалился от передовой метров так на шестьсот, как был остановлен криками и гулом разрывов.

— Что случилось? — спросил я пробегавшего мимо бойца.

— Немцы в атаку пошли! — на бегу крикнул тот.

В результате, вместо того чтоб бежать на поезд, я бежал к окопу. И единственное, о чем жалел, так это об отсутствующем у меня сейчас танке. Заняв позицию в паре метров от пулеметной точки, я, пригнувшись, стал ждать конца артналета.

После артподготовки, длившейся около получаса, немцы пошли в атаку. Наступали они грамотно. За линию брони не вылезали, но и от нее, несмотря на довольно сильный огонь нашей пехоты, не отставали. Несчастная батарея сорокапяток, естественно, не смогла остановить атаку трех десятков танков, и мы довольно быстро остались без ПТО, хотя несколько танков они подбить успели.

Пулемет, стрелявший рядом, вдруг замолчал. Я рванулся туда – расчет был мертв, но пулемет уцелел, и я стал стрелять из него. Немецкая пехота все-таки не выдержала, и метрах в двухстах от наших окопов залегла, но танки продолжали атаку. Вскоре они приблизились на расстояние, когда можно было попробовать достать их гранатами. Это стоило им еще несколько машин. А я на всю жизнь запомнил, как один боец бросился к немецкой «четверке» с бутылкой зажигательной смеси. Однако не успел добежать, и в бутылку попала пуля. Мгновенно солдата объяло пламя, но горящая фигура не упала, а метнулась к танку. Как боец, испытывая дикую боль, сумел залезть на танк и лечь на решетку двигателя, я не знаю, но горючая смесь с его тела все-таки попала на движок, и танк тоже вспыхнул.

Не выдержав массивного забрасывания гранатами, танки все-таки отошли. Пехота тоже. Осматривая поле боя, мои глаза периодически выхватывали наших бойцов, лежавших за линией окопов. Это были те, кто пытался остановить танки гранатами, но или не успели их бросить, или погибли после броска.