Деньги, банковский кредит и экономические циклы - Хесус Уэрта де Сото

Каждая теория циклов обусловливает различный отбор и истолкование исторических событий, и этот факт придает огромное значение предыдущему заявлению о методологических процедурах, отличных от позитивистских, по обоснованности теорий, позволяющих давать адекватное истолкование реальности. Следовательно, не существует неопровержимого исторического свидетельства, которое может подтвердить обоснованность или необоснованность теории. Поэтому в надеждах относительно эмпирического подтверждения теории необходимо быть очень осторожным и скромным. Как максимум следует удовлетвориться разработкой логически последовательной теории, свободной от возможных логических дефектов в цепочке аналитических аргументов и основанной на важнейших принципах человеческой деятельности («субъективизме»). При наличии такой теории следующий шаг будет заключаться в проверке, насколько хорошо она укладывается в исторические события и насколько позволяет интерпретировать реальные эпизоды в более общей, сбалансированной и пригодной к применению манере, чем другие, альтернативные теории.

Эти соображения особенно значимы для теории экономических циклов. Как указывал Ф. Хайек, согласно «сциентистской» установке, столь долго доминировавшей в экономической теории, принимать в расчет следует только те теории, которые сформулированы в эмпирических терминах и применяются к измеримым величинам. Говоря словами Хайека: «Едва ли можно отрицать, что такое требование совершенно произвольно ограничивает совокупность фактов, могущих служить объяснением событий реального мира. Результатом этого подхода, который нередко с большой наивностью считают соответствующим требованиям научности, оказывается ряд парадоксов. Мы знаем о рынке и схожих социальных структурах много фактов, которые не могут быть измерены и о которых у нас есть самая неточная и общая информация. А поскольку конкретный результат действия этих фактов не может быть подтвержден количественными данными, эти факты просто игнорируются во имя воображаемой научной нормы – научное значение имеет только то, что измеримо. Например, корреляция между совокупным спросом и общей занятостью может быть только приблизительной, но, поскольку это единственное, что можно измерить, она принимается как единственная учитываемая причинная связь. Так что вполне возможно, что ложная теория будет подкреплена более “научными” свидетельствами и будет принята как более “научная”, а действительное объяснение будет отвергнуто, поскольку не будет подтверждено количественными данными»[478].

С учетом этих предупреждений и соображений в этом разделе мы увидим, что имеющиеся исторические данные, относящиеся к прошлым циклам бума и рецессии, превосходно вписываются в нашу теорию экономических циклов. Кроме того, в конце этого раздела мы рассмотрим исследования, предпринятые для эмпирической поверки теории экономических циклов австрийской школы.

Даже в самой сжатой форме невозможно охватить все циклы бума и спада, поражавшие разные страны до промышленной революции. Однако, к счастью, в нашем распоряжении имеется большое (и продолжающее расти) число трудов по экономической истории, которые в огромной степени упрощают приложение теории экономических циклов к определенным экономическим событиям прошлого. Мы можем начать с работ Карло Чиполлы о кризисах, освещенных выше, в главе 2, которые сотрясали экономику Флоренции в середине XIV–XVI вв.[479] В самом деле, мы видим, что Чиполла, следуя работам Р. Мюллера[480], задокументировал существенную кредитную экспансию, проведенную флорентийскими банками в начале XIV столетия[481]. Результатом стал знаменательный экономический бум, сделавший Флоренцию средиземноморским центром финансовой и торговой деятельности. Однако ряд событий, наподобие банкротств в Англии, изъятия средств в Неаполе и краха векселей флорентийского казначейства, запустил начало неизбежного кризиса, который проявил себя в многочисленных банкротствах банков и сильном сжатии кредита на рынке (тогда он был известен под названием mancamento della credenza). Чиполла указывает, что кризис закончился уничтожением огромных богатств, а взлетевшие до небес цены на недвижимость резко упали до половины их бывшей величины, но даже такое падение цен было недостаточным, чтобы привлечь покупателей. Согласно Чиполле, для начала восстановления потребовалось тридцать лет (с 1349 по 1379 г.). По его мнению, главную роль в восстановлении сыграла катастрофическая чума, которая «разрушила порочную спираль дефляции. Поскольку численность населения внезапно и впечатляюще сократилась, вырос средний денежный душевой доход. К тому же в течение трех лет, последовавших за чумой, выпуск монет оставался высоким. Следовательно, остатки наличности были необычайно велики и она не тезаврировалась: среди оставшихся в живых преобладали настроения, поощряющие к расходам. Таким образом, выросли и цены, и доходы»[482].

В главе 2 мы критически проанализировали то, как Чиполла использует монетаристскую теорию, лежащую в основе его интерпретации кредитно-денежных процессов во Флоренции.

Второй экономический кризис, исследуемый Чиполлой, также можно полностью объяснить с точки зрения австрийской теории экономических циклов. Он охватывает кредитную экспансию во Флоренции второй половины XVII в. В особенности, объясняет Чиполла, «управляющие банком Риччи использовали средства клиентов в качестве денежной основы политики кредитной экспансии. Превосходство банка Риччи на флорентийском рынке должно было соблазнять другие банки подражать его политике кредитной экспансии»[483]. Согласно Чиполле, в течение 1560-х годов флорентийская экономика была весьма активна и кредитная эйфория лишь разгоняла ее. Однако в начале 1570-х годов ситуация завершилась резким сжатием ликвидности, поразившим всю банковскую систему. Банкиры, как красочно описывают авторы хроник, «платили лишь чернилами». Кризис постепенно назревал и затем неистово разразился в середине 1570-х годов, когда в городе почувствовали «огромный недостаток в деньгах» (то есть дефляцию) и сжатие кредита. Чиполла пишет: «Кредитный мультипликатор внезапно сработал в обратном направлении, и флорентийский рынок задыхался в кризисе ликвидности, вызванном сжатием кредита, которое было исключительно тяжелым и по интенсивности, и по продолжительности. На страницах хроник, в письмах торговцев и в запретах того времени мы видим непрерывные, тревожные упоминания о денежной и кредитной “напряженности”, о банках, которые “не рассчитываются” (т. е. не платят наличными деньгами), и о нехватке наличных денег, чтобы платить работникам по субботам»[484]. Поэтому за кредитной экспансией и подъемом последовала депрессия, из-за которой быстро сократилась торговля и участились банкротства. С этого момента начался длительный период упадка флорентийской экономики.