Деньги, банковский кредит и экономические циклы - Хесус Уэрта де Сото

Кризис конца 1970-х годов принадлежит к новейшей экономической истории, и мы не станем обсуждать его подробно. Достаточно будет сказать, что затронувшая весь мир корректировка была весьма дорогостоящей. Возможно, после столь горького опыта и на фоне восстановления экономики от западных финансовых и экономических властей можно было бы ожидать принятия необходимых предупредительных мер, с тем чтобы в будущем избежать повсеместной кредитной экспансии и соответственно будущего спада. К сожалению, этого не произошло, и, несмотря на все усилия и издержки, связанные с восстановлением западных экономик после кризиса конца 1970-х годов, во второй половине 1980-х мир вновь стал свидетелем крупномасштабной кредитной экспансии, начавшейся в США и распространившейся по Японии, Англии, а затем и на весь остальной мир. Несмотря на «предупреждения» фондовой биржи, и особенно на крах Нью-йоркской фондовой биржи в «черный понедельник» 19 октября 1987 г. (тогда индекс Нью-йоркской фондовой биржи упал на 22,6 %), финансово-кредитные власти отреагировали нервным впрыскиванием в экономику массивных новых доз кредита для поддержки индексов фондового рынка.

В эмпирическом исследовании рецессии начала 1990-х годов[502] У. Н. Бутос показывает, что между 1983 и 1987 гг. средние темпы ежегодного роста резервов, предусмотренные Федеральным резервом для американской банковской системы, выросли до 14,5 % в год, т. е. с 25 млрд долл. в 1985 г. до более чем 40 млрд долл. спустя три года. Это привело к обширной денежно-кредитной экспансии, которая, в свою очередь, питала значительный бум на фондовом рынке и все виды спекулятивных финансовых операций. К тому же экономика вступила в фазу заметной экспансии, сопровождавшуюся существенным удлинением стадий капитальных благ и впечатляющим увеличением производства потребительских товаров длительного пользования. Этот период был назван «золотым веком» Рейгана и Тэтчер, и основывался он по большей части на шатком фундаменте кредитной экспансии[503]. Эти факты также подтверждает эмпирическое исследование Артура Миддлтона Хьюза. Кроме того, Хьюз исследует воздействие кредитной экспансии и спада на различные секторы экономики, принадлежащие разным стадиям производственной структуры (одни из которых находятся ближе, а другие дальше от потребления). Его исследования эмпирических временны́х рядов подтверждает наиболее важные выводы нашей теории экономических циклов[504]. К тому же этот спад сопровождался тяжелым банковским кризисом, который в США стал явным из-за банкротства нескольких важных банков, и особенно из-за краха ссудосберегательного сектора, анализу которого посвящено множество публикаций[505].

Эта последняя рецессия вновь стала сюрпризом для монетаристов, которые не могли понять, как все произошло[506]. Однако типичные характеристики экспансии, наступление кризиса и последующая рецессия полностью соответствуют предсказаниям теории экономических циклов австрийской школы.

Возможно, одной из наиболее интересных отличительных характеристик последнего цикла была та роль, которую он сыграл в экономике Японии. В частности, за четыре года между 1987 и 1991 гг. японская экономика пережила грандиозную денежно-кредитную экспансию, которая, как и предполагает теория, затронула в основном отрасли, наиболее далекие от потребления. При том что в этот период рост цен на потребительские блага составил приблизительно лишь от 0 до 3 % в год, цены на фиксированные активы, и в особенности на землю, недвижимость, акции, художественные и ювелирные ценности, существенно выросли. По сравнению с первоначальной их стоимость выросла многократно, и на соответствующих рынках начался спекулятивный бум. Кризис наступил во втором квартале 1991 г., и последующая рецессия продолжалась более десяти лет. Широкое распространение ошибочных инвестиций стало очевидным – проблема, с которой Япония в прошлом не сталкивалась, – и это поставило японскую экономику перед необходимостью начать мучительный, всесторонний процесс приспособления, который продолжается и во время написания этих строк (2001)[507].

Говоря о воздействии, которое всемирный экономический кризис оказал на Испанию, необходимо отметить, что он тяжело поразил страну в 1992 г. и рецессия продолжалась почти пять лет. И вновь в экономической среде Испании были представлены все типичные признаки экспансии, кризиса и спада, за исключением, возможно, того, что искусственная экспансия отличалась еще большей гиперболизированностью вследствие вступления страны в Европейское экономическое сообщество. К тому же рецессия протекала на фоне переоцененной песеты, которую в течение двенадцати месяцев пришлось девальвировать три раза подряд. Серьезно пострадал фондовый рынок, и в атмосфере спекуляции и популярности схем типа «сорви куш» разразились знаменитые финансовый и банковский кризисы. Чтобы восстановиться после этих событий, Испании понадобилось несколько лет. Даже сегодня испанские власти все еще должны предпринимать необходимые меры для увеличения гибкости экономики, и особенно рынка труда. Подобные меры, а также благоразумная кредитно-финансовая политика и снижение государственных расходов крайне важны для быстрой консолидации стабильных, непрерывных восстановительных процессов[508]. Наконец, после великого азиатского экономического кризиса 1997 г. Федеральный резерв организовал кредитную экспансию в США (распространившуюся на весь мир), которая вызвала беспрецедентный бум и надула пузырь на фондовом рынке. Сейчас (в конце 2001 г.) представляется весьма вероятным, что ситуация завершится крахом фондового рынка (уже очевидным для акций так называемой «новой экономики» – электронной коммерции, новых технологий и коммуникаций) и новой глубокой всемирной рецессией[509].

Некоторые захватывающе интересные исследования обеспечивают австрийской теории экономических циклов сильную эмпирическую поддержку. Так происходит несмотря на трудности проверки теории, в основе которой лежит воздействие кредитной экспансии на производственную структуру, и неравномерность, с которой такая экспансия затрагивает относительные цены на продукцию различных производственных стадий. Эти процессы трудно подвергнуть эмпирической проверке, особенно если при этом пытаться продолжать использовать статистику национальных счетов, которая, как нам известно, исключает большую часть валовой стоимости, произведенной на промежуточных стадиях производственного процесса. Одно из таких выдающихся эмпирических исследований выполнил Чарлз Уэйнхаус[510]. Он перечисляет девять утверждений, выведенных из теории экономических циклов австрийской школы, и каждое из них подвергает эмпирической проверке[511]. Эти проверки приводят к нескольким основным выводам. Прежде всего Уэйнхаус подвергает эмпирической проверке утверждение о том, что изменения в предложении добровольных сбережений не зависят от изменений в банковском кредите. Он использует статистические ряды данных с января 1959 г. до июня 1981 г. и находит, что во всех случаях, кроме одного, его первое утверждение подтверждается эмпирическими свидетельствами. Второе утверждение Уэйнхауса состоит в том, что изменения в предложении кредита вызывают изменения ставки процента и что они связаны обратно пропорционально. В поддержку второго предположения также существуют многочисленные эмпирические доказательства. Третье утверждение Уэйнхауса гласит, что изменения ставки, по которой предоставляются кредиты, вызывает рост выпуска промежуточных благ, – мысль, которая, по его убеждению, тоже находит подтверждение в анализируемых им эмпирических данных. Последние три утверждения, которые Уэйнхаус подвергает эмпирической проверке, состоят в следующем: отношение цен на промежуточные блага к ценам потребительских благ растет с началом кредитной экспансии; в процессе экспансии цена на ближайшие к потреблению блага имеют тенденцию снижаться относительно цен промежуточных благ; и последнее, на финальной стадии экспансии цены потребительских благ растут быстрее, чем цены промежуточных благ, таким образом поворачивая вспять первоначальную тенденцию. Уэйнхаус также полагает, что в целом эти три утверждения соответствуют эмпирическим данным, и потому он заключает, что эти данные поддерживают теоретические предположения австрийской экономической школы. Уэйнхаус не проверил еще три утверждения, оставив открытой важную область возможных будущих эконометрических исследований[512].