Переворот.ru - Олег Георгиевич Маркеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А если нам отрубят электричество?
— В посольстве есть автономные генераторы. Если они выйдут из строя, вполне хватит силовой установки «Хонда». Её я привёз с собой. — Ибрагим сделал робкий шаг вперёд. — Разрешите, сайиди?
Максимов отступил в сторону, открывая ему проход к окну.
Ибрагим распахнул форточку, втянул кабель.
Он все внимание сосредоточил на соединении контактов, и это был самый удачный момент, чтобы задать вопрос:
— Поле действует на всех, включая нас?
Ибрагим оглянулся.
— Нет, сайиди. На тех, кто в здании действует другой генератор. Я подключил кабель к батарее отопления. Вся система водоснабжения превратилась в «силовую решётку». Внутри силового поля будет происходить только то, что угодно Махди. Это я вам гарантирую.
Лицо его было закрыто платком. Но Максимов почувствовал, что парень улыбается. Хитрой улыбочкой умника, переигравшего тупого солдафона.
* * *12:50 (в.м.)
Чернокнижник
Нагреватель барахлил. Внутри импортного приборчика что-то подозрительно потрескивало. То и дело индикаторы принимались семафорить красными огоньками, и из крана в ванну начинал хлестать то крутой кипяток, то ледяная вода.
Сергею Николаевичу приходилось вставать коленями на край ванны, тянуться к розетке, против всех законов эргономики и здравого смысла присобаченной чуть ли не под самым потолком, и, подвигав вилкой, поправлять отошедший контакт.
Он каждый раз повторял одну и ту же фразу:
— Баба без мужа — это диагноз.
При этом искренне надеялся, что Елене сейчас крупно икается.
Вода набралась ровно наполовину. Температура была самая неприятная. Ни то, ни се, ни бодрящая прохлада, ни пронизывающее до костей тепло. Нечто невразумительно среднее. Тёпленькая. Как дождевая вода в бочке. И пахло, от воды ванне, кстати, болотцем.
Сергей Николаевич, махнул рукой, поняв, что в этом доме, за что не возьмись, все выйдет абы как да через пень колоду. Стал раздеваться, сбрасывая одежду в плетёное кресло.
Слегка потёртые, но давно потерявшие форму, джинсы, байковую рубашку в клеточку, растянутый свитерок и вполне приличного вида ветровку он выбрал из кучи тряпья, пожертвованного церкви сердобольными прихожанами. Сторож не возражал, рассудив, что одёжку жертвовали нуждающимся, а коли у Коркина возникла нужда, то так тому и быть. Его даже не особо удивило, что попросившийся на ночлег учёный друг растолкал его ни свет, ни заря и срочно попросил выручить с одеждой. Наверное, сказался опыт общения с клиентами Центра реабилитации при церкви. Ребятки чудили ещё хлеще. Что с них взять, бесами замученных?
А Сергей Николаевич, действительно, срывал с себя цивильную и, надо заметить, со вкусом подобранную одежду, в которой ушёл из лаборатории, словно она была зачумлённой.
От неприятных воспоминаний заныла «точка тревоги» на затылке.
Там, в пахнувшей стеарином и ватниками сторожке, его вырвала из сна дёргающая боль. Показалось, что кто-то настойчиво дёргает за волосы.
Сергей Николаевич долго лежал в темноте, прислушиваясь к своим ощущениям. По всем признакам выходило, что, пока сознание занималось снотворчеством, организм получил сигнал максимальной опасности.
Особой техникой дыхания Сергей Николаевич очистил сознание от остатков сна, настроил мозг на максимальную мощность и вскоре получил чёткий и ясный образ угрозы. Перед внутренним взором промелькнуло немое кино: группа спецназа врывается в здание концерна, блокирует охрану, со второй группой спецназа в холл входит Злобин.
Потом пошли обрывочные эпизоды, наползающие один на другой: распахнутые двери во всех служебных помещениях лаборатории, снующие по коридору люди, пачки документов, летят в коробки, в голубой глубине аквариума цветными молниями мечутся перепуганные рыбки…
Дальше ещё не понятнее, но от этого страшнее: в полумраке спален на разные лады заходятся в тревожной трели телефоны, вялые руки тянуться к трубкам, хриплые спросонья голоса, не проснувшееся сознание медленно переваривает услышанное, осознание, как удар током, подбрасывает людей с постели…
Мобильный он отключил, как только вышел из лаборатории, и не знал, звонили и ему тоже, или к этому времени уже вычеркнули из списков своих, кого полагается предупреждать об опасности.
Своему ясновидению Коркин доверял больше, чем любым другим источникам информации. Знал, что люди склонны врать, распускать выгодные им слухи или просто добросовестно заблуждаться. Себя самого обмануть трудно. Особенно после того, как сам разворошил помойную яму собственной души, пройдя курс психоанализа.
Он был абсолютно уверен, что это не морок, не предчувствие, не смутная догадка, а совершенно чёткое видение. Сомневаться в его истинности было так же глупо, как спорить с тем, что он лежит в сторожке при церкви на Большой Ордынке.
Итак, все провалилось в тартарары. Разлетелось в клочья под ударом государственной машины. Организация, та самая вымышленная «Партия» из его наделавшей столько шума книжки, перестала существовать. Остались только люди. Страшные своей обречённостью. Безобразные в своем желании выжить любой ценой.
«К черту! Как были моральными уродами, так ими и помрут, — отмахнулся от набежавших мыслей Коркин. — Ничего в моей науке не поняли. Им что моя «псиэнергетика», что ядерная физика, все едино. Лишь бы взрывалось и трупов побольше. Ох, ребята, как же я вас ненавижу, если честно! Нет, хуже. Мне на вас просто плевать!»
Он вспомнил о флэш-карте с индивидуальной мантрой полного оздоровления. И счастливая улыбка тронула его губы.
Коркин посмотрел на своё отражение в большом зеркале. То, что раньше считал солидной упитанностью, сейчас показалось нездоровой одутловатостью. И живот выпер вперёд уж чересчур. Явный повод провериться на панкреатит. Ноги были явно слабоваты для такой массы туловища, на лодыжках угрожающе проступили синие змейки. На бледной коже отчётливо были видны мелкие крошки родинок. Лицо Николай Сергеевич разглядывать
