Дети немилости - Ольга Онойко

– Эррет! – глубокомысленно сказал я. – Но ведь ты гораздо старше!..

Зря я это сказал.

Эррет убила меня подушкой и спихнула тело с постели, сопроводив свои действия множеством нелестных характеристик моего ума и вкуса; хохотала она все это время как сумасшедшая и даже закашлялась. Я принес ей бокал фруктовой воды с алензой, на этом было заключено перемирие. Впрочем, как всегда, последнее слово осталось за Эррет, и слово это было – «гнусный пожиратель жуков».

– Я такой хороший, – уныло сказал я. – Я умный и красивый. Я Четвертой магией владею. Я, на минуточку, император. И при всем перечисленном меня безжалостно третируют за то, что я ем жуков.

Эррет снова расхохоталась.

– Все мы понемногу едим жуков, – сказала она, утирая слезы, – но, Мори, ах, Мори... ты не представляешь, как, как я третировала бы тебя, если бы ты ел штукатурку!..

– Что?! – оторопел я.

– Не важно, – отвечала Эррет с великолепной небрежностью.

И выражение ее лица мгновенно переменилось. Так с нею бывало: посреди бесхитростного веселья она вдруг погружалась в задумчивость, теряя вкус к происходящему. Память ее походила на хорошую картотеку – ни одна мысль и ни одно дело не пропадали в забвении, но Эррет имела привычку откладывать несрочные вопросы «до уместного случая». Случай неизменно оказывался неуместным. В такое время можно было либо оставить ее с ее мыслями, либо самому настроиться на иной лад. Я предпочитал второе.

Эррет вытянулась на подушках, глядя в потолок балдахина, завернулась в покрывало. Глаза ее поблескивали.

– Мори, – сказала она негромко, – я кое о чем подумала... можно задать тебе вопрос?

– Разве когда-то было нельзя?

– Ты удивишься, наверное. – Эррет улыбнулась краешками губ; взгляд ее оставался неподвижным. – Мори, у тебя есть цель?

Я улегся рядом с нею и заложил руки за голову.

– В данный момент моя цель – избежать войны, – сказал я. – Какая еще может быть?

– А не в данный момент? Вообще? Мало у кого в мире столько возможностей, сколько у тебя, Мори. Чего ты хотел бы достичь?

Я озадаченно нахмурился. Во-первых, вопрос был неожиданным, а во-вторых, обстоятельства не располагали к размышлениям подобного рода.

– У меня нет цели, – честно ответил я наконец. – Мне, знаешь ли, нравится сам процесс.

Эррет улыбнулась.

– А как ты представлял себе процесс? Не случись на твоем веку высшей весны, чем бы ты занимался?

– Жил, – сказал я. – Нашел бы супругу и воспитывал детей. Работал. Нужно закончить с Лациатами и Хораном, свести воедино законодательства всех сословий, разобраться с рабочим движением на севере, ввести обязательное начальное образование – это собиралась сделать еще Ирва, и до сих пор ничего не сделано... Дел хватит. А потом я уснул бы в счастливых воспоминаниях, зная, что в случае нужды мои правнуки поднимут меня, чтобы я помог им по мере сил. Вот и все.

– Я знаю, за что я тебя так люблю.

– Ты это уже говорила.

Эррет не ответила. Повернув голову, она смотрела на меня чуть сощуренными сияющими глазами; я почти смутился. Легко было видеть в Эррет просто любящую любовницу, немного старше меня годами. Но иногда я переставал ее понимать, и волей-неволей вспоминалось, кто она на самом деле.

...Назавтра в сквере возле гостиницы меня встретил убийца.

Во-первых, я был донельзя изумлен. Во-вторых, я был доволен. Не самое уместное чувство, признаю, но мне решительно льстило, что бесконечные тренировки времен Академии и позже в критический момент принесли плоды. Убийца показался мне недурен в рукопашном, но магией он не владел, а мой «гвардейский» стиль был лучше. В-третьих, я растерялся, когда на меня прыгнула Цинелия. Я не понял, как и зачем она появилась здесь, а потом заметил ее внешнее сходство с моим неудачливым противником, и на этот счет сами собой выстроились полдесятка гипотез.

Я попросту забыл прогневаться.

Эррет исходила желчью, готовая похоронить Данву здесь же под дубом, а я хотел только десяти минут тишины, чтобы спокойно подумать.

Мое иммобилизующее заклинание было скоростного начертания и предельно краткого срока действия: через минуту руки нападавшего оказались бы развязаны. Я порылся в памяти и вычертил над его лбом сильное снотворное. Так спокойней, а расспрашивать, подозреваю, гораздо удобней будет Цинелию – она создание мирное и покладистое.

Сейчас, правда, она смотрела на меня как на людоеда... я не мог понять причин ее страха и немного встревожился – мне совсем не хотелось ее пугать.

– Цинелия, – сказал я как можно мягче, – вам нечего бояться. Этого господина я всего лишь усыпил. Вы беспокоитесь за его жизнь. Он вам родня?

Девочка сглотнула, опасливо следя за мной взглядом.

– Брат... – едва слышно прошептала она.

Я кивнул.

– Как его зовут?

– Итаяс...

– Как? – невольно переспросил я.

Губы девочки беззвучно шевельнулись, повторяя имя.

Громкое же имя носил ее брат... Я перевел взгляд на обмякшее тело у моих ног. Темные волосы, светлые глаза и слишком громкое имя; глупо говорить о совпадениях, каждый первый горец такой масти, но что горцу делать в Рескидде? И с какого безумия появляться передо мной? Трудно вообразить, что это и есть тот горский княжич, знаменитый бандит. Цинелия, помнится, сказала мне, что она родом из Уруви – горянка...

Я взглянул на девочку.

Проверить легко.

– Вы не урувийка, – сказал я нарочито холодно. – Как вас зовут на самом деле?

И услыхал:

– Юцинеле...

«Бесы и Бездна!» – едва не вырвалось у меня; день одаривал неожиданностями.

– Ваш отец – каманар Арияс?

– Да, – прошептала она и вдруг крикнула, залившись слезами: – Вы тоже, тоже неправду сказали! Другим человеком себя назвали!..

«Вот как», – подумал я.

Не стоит тешить себя иллюзиями. Моя охрана способна подпустить ко мне убийцу, но обычного человека – никогда. Все, кто случайно или намеренно попадается мне на глаза, либо хорошо проинструктированы, либо преследуют собственные цели. Пора смириться и принять правила игры.

Я отпустил бесчувственного таянца, мельком глянув на его лицо. В страшных сказках, которые ходили о нем в Лациатах и сопредельном княжестве Рейи, говорилось, что Демон Высокогорья божественно красив. В самом деле, черты его оказались безупречно правильными, на удивление благородными для дикаря. Среди своей банды, в блеске силы и власти, он, должно быть, производил впечатление.

Я подошел к его сестре и присел рядом с нею на корточки. Бедняжка отодвинулась, дрожа как заячий хвост.

– Простите меня, Неле. – Я в самом деле был расстроен. – Я не хотел ничего дурного. Я назвался другим именем, но другим человеком не притворялся. Честное слово.