На перекрестке двух миров - Юлия Цыпленкова

— Мы видим многое, но не всё, — едва заметно улыбнулся Штоссен.

— Однако мне и вправду для начала хотелось бы быть уверенной, что мои откровения не покинут этих стен. Более всего мне не хотелось бы, чтобы о них узнал государь Камерата, иначе пострадают близкие мне люди…

— Дела королевств и королей нам неинтересны, — произнес Дэвинн. — Мы продолжаем свое существование не ради службы землям или монархам, у нас иное предназначение. Если вы опасаетесь, что мы обратимся к Верховному магу, то в этом нет смысла. Старец не станет жаловаться на младенца.

Я с минуту смотрела на него, а после кивнула:

— Я поняла вас, благодарю. Тогда позвольте представиться. Мое настоящее имя — Шанриз, урожденная баронесса Тенерис из высокого рода Доло. Однако уже год с небольшим, по времяисчислению мира, в который попала, я ношу имя Ашити. Это имя дала мне моя приемная мать — шаманка Ашит. Перед вами сидит мой супруг — дайн… властитель государства, называемого Айдыгер. Танияр, — я с улыбкой посмотрела на мужа, и он ответил мне ласковым взглядом, а после я продолжила: — Таково его имя. Я не стану рассказывать всего, скажу лишь, что попала я в Белый мир не по своей воле и вернулась обратно тоже. Что до магистра Элькоса, то он добрый друг моей семьи. Желая помочь мне вернуться к мужу, он и отправился к вам, чтобы пополнить свой ресурс. Он вовсе не желал вам зла, как и не таил на душе предательства. У нас попросту не было иного выхода. Нет его и теперь. Ни я, ни Танияр не являемся магами. И всё, что у нас есть магического, это подарок Создателя Белого мира. Он и помог нам встретиться сейчас, но как вернуться назад…

Исбир поднял руку, остановив меня. Я испытала удивления, однако сразу же и нахмурилась, ожидая, что слушать меня не пожелают, потому как уже знают о моем желании просить о помощи. А значит, отказ уже был получен.

— Какое имя вы выбрали? — спросил меня Консувир. — Данное родной матерью или приемной?

И вновь я испытала недоумение:

— Это имеет значение? — Но ответила: — Я не делала выбор. Это мои имена, и они оба мне дороги. Мой супруг называет меня — Ашити. А его…

Я оборвала себя и растерянно посмотрела на Нибо, потому что сама его не представляла, не зная, хочет ли он огласить свое настоящее имя, а сам он пока безмолвствовал. Однако мой взгляд понял верно и, улыбнувшись, произнес:

— Имею честь представиться — моя светлость герцог Нибо Ришемский.

Теперь могла продолжить и я:

— А его светлость обращается ко мне — Шанриз. Каким именем называть маня, решать вам.

Танры неспешно склонили головы почти одновременно, принимая мои слова, а после уже привычно слово взял Штоссен:

— Вам не нужна наша помощь, и магия источника тоже не нужна. Вы сами с мужем стали проводниками энергии, как вы его назвали? Белого мира? — я кивнула, и танр продолжил: — Вы сами, Шанриз, сказали, что получили дары от Создателя, а Высшие простых даров не дают. Соедините руки, на которых надеты перстни.

Я на миг задержала взгляд на Танияре, как и всегда залюбовавшись его чертами, а затем протянула к нему руку, на которой был надет перстень. Он переплел со мной пальцы, и «льдинки» наполнились свечением.

— Отец, — с восторгом прошептала я, — велика твоя мудрость и щедрость. Благодарю.

— Вы сами стали неисчерпаемым источником, — сказал Консувир.

— Мы не можем помочь магистру Элькосу, — произнес Дэвинн. — Он пришел воровать, какая бы цель не вела его. Закон, принятый нами, не имеет двойных токований. И он гласит, вор должен быть наказан. Однако вмешались Высшие и становили казнь. Значит, магистр останется жить, но взятое обманом, вернется назад.

— И мы не сможем открыть переход в Белый мир, — заговорил Исбир. — Не смог бы и Элькос.

— Дело не в магии, — снова вклинился Штоссен. — Дело в Белом мире. Он нам неизвестен, и дороги к нему нет. Чтобы открыть путь, нужно знать направление.

— А перстень… — начала я, вдруг ощутив, как возвращается безысходность. Да, у нас есть «Дыхание Белого Духа», но ведь портал при соприкосновении рук не открылся! — Разве перстень не может указать путь?

Танияр обнял меня за плечи. Я повернула к нему голову, и супруг улыбнулся:

— Вещая сказала, кого одарим, тот нам дверь откроет.

Говорил он по-прежнему на языке своего мира, потому его никто, кроме меня не мог понять, однако Дэвинн отозвался:

— Именно. Сам перстень не имеет координат. Элькос бы впустую растратил украденную энергию, но так и не сумел бы отправить вас в Белый мир. Но перстень — это путеводная нить. Наполните вашей энергией магистра, и он сумеет провести вас по нити до места, откуда она тянется.

— Но погодите! — вдруг воскликнул Нибо. — Если вам неизвестен этот мир, почему вы понимаете его язык? Я, к примеру, не понял ни слова.

Уместив голову на плече Танияра, и я с интересом посмотрела на хозяев источника. Супруг взял меня за руку, поднес ее к губам, и так и не выпустил, переплетя наши пальцы. Безумно хотелось поскорей остаться наедине, но вопросы еще не закончились, да и помощь Элькосу не терпела промедления. Пока он не стонал и не бредил, но ведь всё могло и ухудшится. Однако прежде я все-таки решила услышать ответ танров, и он последовал от Исбира:

— Не нужно понимать язык, когда разум полон образов. Они возникают в момент зарождения мысли, остается лишь рассмотреть и понять. Мы существуем слишком долго, чтобы не постичь всё, что только можно было постичь.

— Сейчас вы начнете подпитывать магистра, — заговорил Консувир, — это может его убить.

Опешив от противоречивых советов, я приподняла голову с плеча дайна и спросила:

— Что вы хотите этим сказать? Еще несколько минут назад…

— Сила Белого мира — чужда магам этого мира. Нужно привыкание. Дайте ему каплю, пусть распробует, потом еще глоток. Пусть он останется слаб, но так лучше для него. Завтра вольете немногим больше, и так каждый день, постепенно увеличивая порцию. Когда придет время, он будет готов брать столько, сколько ему потребуется.

— Как дать эту каплю?

Штоссен поднялся со своего места и поманил за собой.

— Идем, жизнь моя, — позвала я Танияра, он лишь улыбнулся и первым встал со стула.

Когда мы подошли к кушетке, Элькос лежал накрыв глаза рукой. Ему было плохо, и не заметить этого было невозможно. Жалость и легкое чувство стыда заполнило меня, впрочем,