На перекрестке двух миров - Юлия Цыпленкова

Теперь и мне захотелось повторить за герцогом его просьбу не читать меня. Это и вправду раздражало, даже порождало ощущение, будто находишься обнаженной на площади полной людей…

— Нас всего четверо, — тут же с улыбкой отозвался Консувир.

И во мне вновь всколыхнулась любознательность.

— Почему звезда имеет семь лучей? — спросила я. — Или это связано с распределением силы?

Исбир откинулся на спинку стула. Он пригладил взлохмаченную шевелюру и ответил:

— Количество лучей построено по количеству магов, впервые вставших в круг. Нас было семеро, осталось четыре.

— Почему?

Мне подумалось, что танры не станут отвечать, но ошиблась. Теперь заговорил Дэвинн:

— Мы не бессмертны, и не каждый имеет силы существовать бесконечно. Первый из нас погиб, когда к источнику пробрался вор. Мы простили его и отпустили, а вор вернулся в следующий раз. Мы тогда были еще юны, и наш брат пытался увещевать негодяя, но тот убил его. Нового тела не было, и первый из нас ушел.

— С тех пор мы написали законы, которым следуем всё наше существование, — добавил Штоссен. — Мы не слушаем уговоров, оправданий и не верим клятвам. Вор должен платить за обман. Энергия возвращается в источник, преступник умирает.

— Но я жив… — начал Элькос, однако тут же сам себя оборвал. Протестовать против перемены участи он точно не намеревался.

— Воля Высших, — произнес Исбир.

А я задумалась. Выводы уже можно было сделать. Принявшись за поздний ужин, я продолжила размышлять. Стало быть, танры уязвимы, как и любое живое существо. Их дух не живет без тела. Выходит, новый носитель должен быть найден к моменту смерти увядающего тела. И тогда слова о том, что не каждый готов к вечному существованию, означают, что один из шести оставшихся танров добровольно оставил этот мир.

— Верно, — кивнул Дэвинн.

— А что случилось с третьим? Не было нового носителя? — спросила я.

— Был, — произнес Консувир, — но он испугался. Дух не сумел перейти в новое тело. Добровольное согласие — не просто придуманное нами условие, это необходимое состояние тела, принимающего дух. Носитель, как вы его называете, Ашити, должен быть открыт. Паника, сомнения — это замкнутая на замок калитка.

— Но мы научились видеть суть людей и их помыслы, теперь нам проще сделать выбор, — заговорил Штоссен.

Это уж точно. С этим умением видеть людей насквозь, подбирать новую «одежку» действительно должно быть просто. Каждый вошедший — это открытая книга. И как же наивны мы были в наших устремлениях… На эти мысли никто не ответил, этого и не требовалось. И так всё было ясно.

— Но почему вы так яростно оберегаете источник? — спросил Нибо. — Разве же магия не является всеобщим достоянием… достоянием магов? У вас скоплено истинное сокровище, но пользуетесь им только вы. Еще и караете любого, кто пытается взять каплю. Ведь это же и вправду капля! Разве магистр вычерпал всю энергию до дна?

Танры перевели взгляды на его светлость, я продолжила наблюдать за ними. Ни один из древних не спешил дать герцогу пояснения. Мне даже подумалось, что обещание правдивых ответов было дано только мне, потому что я слышала ответы, даже не успев задать вопрос. Да и не всё, на что мне отвечали, собиралась спрашивать. А потом мне пришло в голову, что Нибо задел тему, которая является запретной. Почему нет?

Танры не были корыстолюбцами, да и себялюбие и самолюбование больше подходит такому человеку, как Ивер Стренхетт, но не сущностям, успевшим сменить не одно тело и прожившим, Боги знают, сколько лет. И если они всё еще молчат, стало быть, не желают быть откровенными, несмотря на обещание. У каждого есть тайна, в которую он, если и желает кого-то посвятить, то только избранного. Но ни я, ни его светлость не могли являться такими людьми.

— Я помню о наказании обмана и воровства, — добавил герцог, должно быть, сделав свои выводы, несколько различные с моими: — Причины казни мне понятны, как властителю тем более. И в Ришеме, как и во всем Камерате предательство карается смертью, а если оно сопряжено с личной выгодой, то смягчения приговора невозможно… — Я машинально кивнула, законы Камерата были мне хорошо знакомы. Между тем, его светлость продолжил: — Что к магистру не относится, потому что он рисковал не ради себя. Я спрашиваю не о магистре, но о магии. Зачем вы собираете то, что и без того исчезает из нашего мира? Не обираете ли вы так магов, после карая их, если одаренные хотят увеличить свою силу?

Трое танров потеряли к нему интерес и отвернулись, только Дэвинн продолжал смотреть на его светлость, и мне пришла в голову еще одна мысль — они совещались! Вот так, не глядя друг на друга, не произнеся ни слова, но общались между собой, решали, стоит ли и дальше быть откровенными. Должно быть, так, и решение всё же положительное, раз Дэвинн не отвернулся. Похоже, ему и доверили открыть тайну сохранения магии и ее охраны. Теперь подалась вперед и я, потому что ответ на этот вопрос был любопытен мне не меньше, чем Ришему.

— Мы не обираем магов, — наконец, произнес Дэвинн, — мы их одариваем.

— Что вы имеете в виду? — спросила я.

Танр перевел на меня взгляд:

— Мы не собираем магию в источник, мы ее взращиваем, — ответил он, и я округлила глаза.

И не только я. Элькос, до того сидевший, опустив голову, вскинул ее и уже не сводил взгляда с танра, явно заинтригованный тем, что сейчас слышал.

— Взращиваете? — переспросил Ришем.

— Именно, — кивнул Дэвинн. — Мы взращиваем энергию, а после открываем потоки и рассеиваем их через порталы. Этот способ самый удобный, так распространение магии происходит более эффективно. Когда источник опустошается до критического уровня, мы закрываем порталы и вновь начинаем взращивать. Так нам удается удержать мировой магический ресурс от полного истощения на протяжении уже нескольких веков. Подобным образом действуют и другие хранители… танры, как вы нас называете.

И у меня в голове вдруг возник образ — воспоминание. Сад в нашем поместье. Помнится, я много раз наблюдала за садовником с забавным приспособлением в руках. Это было вроде небольшого пузатого чайника, на нос которого была надета штука вроде плоского набалдашника с решеткой. Садовник наливал воду в это приспособление, а после надавливал на ручку поршня, торчавшую из крышки, и вода, распыленная таким образом, оставляла капельки на лепестках. Он даже мне как-то дал нажать на поршень, пока не видела матушка.

— Да, похоже, — улыбнулся Консувир. — Только