Сто дней Наполеона - Эдит Саундерс

Как бы там ни было, отчасти под давлением российского императора, отчасти в унисон с общественным мнением и собственным инстинктом политического выживания, Людовик ХVIII 2 мая 1814 года, перед самым вступлением в Париж, подписал Сент-Уанский манифест (своего рода провозглашение конституционных свобод без объявления ненавистной конституции), в котором говорилось: "Мы, Людовик, Божией милостью король Франции и Наварры, решив принять либеральную конституцию и не считая возможным принять таковую конституцию, коя неминуемо потребует дальнейших исправлений, созываем на 10-е число июня Сенат и Законодательный корпус, обязуясь представить на их рассмотрение работу, которую мы выполним вместе с комиссией, выбранной из состава обоих этих учреждений, и положить в основу этой конституции представительную форму правления, вотирование налогов палатами, свободу печати, свободу совести, неотменимость продажи национальных имуществ, сохранение Почетного легиона...". 4 июня королем была пожалована Конституционная хартия, по которой создавался парламент из двух палат: палаты пэров и палаты депутатов; палата депутатов (король обладал правом ее роспуска) избиралась на пятилетний срок мужчинами старше 30 лет, платившими налоги не менее 100 000 франков в год (т. о. количество избирающих сократилось до 12-15 тыс., а избираемых - до 4-5 тыс. чел.), а палата пэров - с неограниченной численностью - назначалась королем. Парламент этот, впрочем, имел лишь законосовещательный характер: ни одна из палат никого не утверждала и законов не принимала (частичным исключением было уже упоминавшееся вотирование налогов), а ст. 14-я прямо закрепляла за королем право распределять все государственные должности. Были отменены сословные привилегии; ценности, экспроприированные у дворянства во время революционных треволнений и бесчинств, оставшимся в живых возвращались деньгами (всего было возвращено на сумму более 1 млрд. франков). Хартия гарантировала каждому право приобретать национальное имущество, право занимать любую государственную должность, свободу совести и равное налогообложение. Интересной особенностью этого конституционного документа было использование терминов "уступка" (concession) и "пожалование" (octroi), что придавало всей законодательной конструкции довольно двусмысленный характер, а также выражения, венчавшего Хартию: "дана в Париже в год от Рождества Христова 1814-й, царствования же Нашего в девятнадцатый". Т. о., Революция и Империя объявлялись как бы и вовсе не бывшими: их вычеркивала из официальной памяти восстановленная королевская хронология Бурбонов, отсчитывавшая время правления Людовика ХVIII с 1795 года, т. е. с момента кончины дофина Людовика ХVII в парижской тюрьме Тампль.

{17}Якобинцев ко времени вступления Людовика XVIII в Париж осталось уже немного, в силу их давнего коллективного азарта к отделению голов от туловищ друг друга, а вот с бонапартистами сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, возвратившиеся эмигранты жаждали отмщения обид, восстановления режима 1788 года и требовали беспощадных репрессий по отношению к сподвижникам корсиканского узурпатора и "цареубийцам" (т. е. членам Конвента, голосовавшим за казнь короля Людовика XVI); с другой стороны, соратники "маленького капрала" пережили в эпоху Первой Реставрации, как бы это ни было парадоксально, самый настоящий ренессанс. 16 (!) наполеоновских маршалов (Бертье, Виктор, Келлерман, Лефевр, Макдональд, Мармон, Монсей, Мортье, Ней, Ожеро, Периньон, Сен-Сир, Серюрье, Сульт, Сюше и Удино) стали пэрами. Начальник Генерального штаба Великой Армии Бертье и командир 6-го корпуса Великой Армии Мармон превращаются в командиров соответственно 5-й и 6-й рот Телохранителей короля, Сульт становится военным министром, Удино - государственным министром, Макдональд заседает в Высшем военном совете. Талейран, предавший Церковь ради Революции, Революцию ради Директории, а Директорию ради Наполеона, не смог и на этот раз поступиться принципами и изменил Наполеону ради Людовика, оказавшись в правительстве последнего министром иностранных дел.

{18}Сульт служил Наполеону еще со времен Консулата, превратившись стараниями императора из безвестного нотариального отпрыска в маршала Франции и герцога Далматского. На момент первого отречения Бонапарта Сульт командовал всеми французскими армиями на Пиренеях. В декабре 1814 года Людовик назначил его военным министром вместо бездарного и недалекого генерала Дюпона, и первое, что предпринял несостоявшийся деревенский пекарь, по совместительству маршал, герцог и пэр, было предание военному суду отчаянного кавалерийского генерала Реми Жозефа Эксельманса, обращаясь к которому, Наполеон однажды воскликнул: "Невозможно быть более храбрым, чем вы!"

{19}Позже, на Святой Елене, Наполеон продиктует: "До Гренобля я был авантюристом; в Гренобле я стал правящим принцем".

{20}Парижский договор - Парижский мир 1814 года, подписанный 30 мая 1814 года Францией и участниками шестой антинаполеоновской коалиции (Россией, Англией, Австрией и Пруссией), к которым позднее присоединились Швеция, Испания и Португалия. Договор устанавливал границы Франции по состоянию на 1 января 1792 года. Восстанавливалась независимость Голландии, Швейцарии, немецких княжеств и итальянских государств (исключая земли, отходившие к Австрии).

{21}12 000 офицеров разных рангов было уволено в запас с сохранением половинного содержания, более 10 000 офицеров отправились в отставку и вовсе без всякого жалованья. Что же до ветеранов из числа унтер-офицеров и рядовых, то с ними стали обращаться не иначе как с нищими, вовремя не запасшимися лицензией на попрошайничество. Все виды военных ассигнований были серьезно урезаны. Шестнадцатью годами позже такая политика найдет свое замечательное выражение в лозунге, осенившем правление "короля-гражданина" и "короля-буржуа" Луи Филиппа: "Ни сантима на войну!"

{22}Трехцветная кокарда была символом Революции, в то время как герб Бурбонов украшали три белые лилии. На бонапартистов эти государственные символы невинности производили примерно столь же неизгладимое впечатление, какое производит на быка помахиваемая перед ним красная тряпица. Недаром один из персонажей романа Виктора Гюго "Отверженные", привратник диньской ратуши, когда отказался заменить наполеоновских орлов на оборотной стороне своего ордена Почетного Легиона геральдическими лилиями, сопроводил эту акцию характерным оскорблением: "Лучше умереть, чем носить на сердце трех жаб!" (Гюго В. Отверженные: Роман: В 2-х т. Т. 1. М., 1988. С. 64). Ирония заключалась здесь в том, что цветы и впрямь отдаленно напоминали сидящих жаб, от коих, согласно наиболее саркастической из версий, и произошел данный геральдический рисунок.