Лакомые кусочки - Марго Ланаган

Бранза пыталась понять, что происходит между матерью и сестрой, однако выражения их лиц представляли странную смесь: страха и восторга — у Эдды, гордости и отчаяния — у Лиги.

— Это я. Я что-то сделала, — спокойно произнесла Эдда.

Лига встала из-за стола.

— Мне надо поговорить с Энни. Она уже проснулась?

— Я только что отнесла ей травяной чай.

Не снимая плаща. Лига выскользнула из мастерской. Ее торопливые шаги застучали по лестнице.

Бранза села рядом с Эддой и устремила на нее взгляд, каким обмениваются сестры, когда одна из них только что вышла замуж, родила ребенка, пережила уход мужа или иное событие, которое полностью изменило ее мироощущение.

— Эти… — Палец Бранзы коснулся ближайшей из пяти фигурок. — Эти люди… Они стали причиной того, что мама искала укрытия в раю? От них она убегала, когда встретила Лунного Младенца?

— И от них тоже, хотя и этого было более чем достаточно.

— Какое же зло они ей причинили?

Не найдя подхоцящих слов, Эдда лишь покачала головой.

— Да ладно тебе, — не отставала Бранза, — я примерно представляю, на что способны городские мальчишки, когда собьются в компанию.

— Ах, нет, Бранза, — пробормотала младшая сестра. — Они гораздо гаже, чем я думала.

С лестницы донеслись раскаты хриплого старческого хохота.

— Чему она смеется? — не поняла Бранза. — С ума, что ли, сошла? Может, маме требуется помощь?

Послышался короткий шум и топот. Энни что-то каркала, Лига протестовала, затем трость старухи застучала по коридору второго этажа.

— Дайте мне взглянуть на девчонку! — крикнула знахарка.

— Эдда? — позвала Лига с оттенком обреченности.

Бранза вслед за сестрой вышла в коридор. На верхней ступеньке, заломив руки, стояла Лига. Госпожа Энни энергично ковыляла вниз, длинный шлейф блестящего домашнего платья волочился сзади.

— Маленькая ведьмочка! — воскликнула Энни Байвелл, едва завидела Эдду, и торжествующе расхохоталась, во всей красе демонстрируя безупречные вставные челюсти. Она взялась за перила и помахала в воздухе тростью. — Нет лучшего проявления дочерней любви, чем наслать кару на обидчиков своей матери!

— Энни, прошу тебя! — взмолилась Лига. — Бранза ничего об этом не знает.

— Все, что тебе нужно знать, Бранза, это то, что справедливый суд свершился! Эдда, деточка, подойди ко мне, я тебя расцелую. Ты же не хочешь, чтобы я сломала свою цыплячью шею на этой чертовой лестнице!

Проснувшись, я почему-то чувствовал себя так, будто вчера вечером хорошо покутил в трактире у Келлера. Андерс тряс меня за плечо, а Озел стоял у плетеной колыбельки, из которой доносился плач Беделлы, тоненький и жалобный, как мяуканье котенка на дне колодца.

— Пап, маленькая хочет кушать, — по-мужски сообщил мне Андерс.

— Слышу, слышу, сынок. Кто из вас ночью шарахнул меня по голове молотком?

Оба мальчугана вытаращили глаза, пытаясь увидеть в кровати орудие злодеяния. Я рассмеялся.

— Собирайтесь, парни, отнесем малышку к Лиссел.

Как только мы вышли за порог, меня пронзила мысль: Энни. В воздухе пахло волшбой из переулка за монастырем, с берега ручья и прочим колдовством, связанным с семьей Коттинг и этой старухой. Интересно, что она натворила?

Желающие просветить меня нашлись быстро. Вскоре я уже собрал несколько историй, при сопоставлении которых можно было нащупать зерно истины. Чуть позже мой свояк Арт Барренс, двоюродный брат жены, обо всем подробно рассказал. Я ломал голову: за что Энни решила наказать этих пятерых?

Беделлу пришлось оставить у кормилицы, поскольку малышка надрывалась обиженным криком, уверенная, что умрет от голода. Взяв за руки мальчишек, я отправился, как они говорили, к Энни-Эдде. На ходу мои сыновья чуть не приплясывали, и, несмотря на тяжелую голову, я тоже повеселел. Воздух с примесью дыма, как выяснилось, так же бодрит, как и свежий воздух на вершине горы в день, когда выпадает первый снег.

Дверь открыла вдова Коттинг. По ее бледному лицу и взволнованному поведению я сразу понял, что пришел в нужное место. Она рассеянно обняла мальчиков и шагнула назад, пропуская их в коридор.

— Входи, Давит, — сказала она.

— Доброе утро. Хозяйка уже вернулась домой или еще летает на метле, насылает чары? — пошутил я.

— Ах, Давит. — Она покачала головой и заперла дверь. — Госпожа Байвелл совсем ни при чем. Идем в мастерскую, мы все собрались там.

Ну и картина! Из-за стола на меня глядели три пары глаз.

— Давит! — радостно закричала Энни. — Ни за что не догадаешься, как все вышло!

— Думаю, догадаться не сложно, — сказал я, потому что заметил, как Эдда при виде меня залилась краской, а Бранза не сводила с сестры особенного взгляда — в нем одновременно читался испуг, восхищение и радость от того, что ругать будут не ее.

Андерс и Озел уже взобрались на лавку; мастерская нравилась моим ребятишкам, но пускали их сюда редко.

— Может, вы лучше сами расскажете, чтобы мне не тратить времени на догадки?

— О-о, человечики! — Озел схватил со стола белую фигурку, вырезанную из материала, и принялся играть с ней.

Бранза и Эдда едва сдержались, чтобы не отобрать у него фигурку. Все четыре женщины замерли, но при этом постарались скрыть волнение.

— Сколько их, Озел? — спросил я сына.

Мальчик пересчитал фигурки.

— Пять человечиков! — объявил он.

— Молодчина! — похвалил я. — Пятеро, да? И чем же не угодили мисс Эдде Коттинг эти люди?

Она низко опустила голову и ничего не ответила, однако Бранза преодолела смущение:

— Они причинили боль нашей маме. Много лет назад.

Теперь настала очередь Лиги краснеть, да и с лица Энни сползла улыбка. Меня словно громом поразило: слово «боль» и то, что оно могло означать в устах Бранзы; внезапная серьезность женщин; особенность нападения на пятерых жителей Сент-Олафредс. С чуть меньшим изумлением я понял и то, что фигурка из черного бархата, которую Озел водил по столу, — это, должно быть, Хогбек-младший. За исключением Бранзы и Андерса, смотреть на меня никто не решался.

— И давно ты колдуешь, голубушка? — спросил я Эдду, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей.

— Всего одну ночь, — горько усмехнулась она и подняла глаза. В ее лице ясно, как день, читались черты Хогбека. Мне казалось, я в первый раз вижу эту девушку такой, какой ее видит мать. Они причинили боль нашей маме. Вполне в натуре Хогбека-младшего — он ничего не делает в одиночку, без поддержки, без публики.

— И то невольно, — продолжила Эдда. — Я даже не подозревала, что способна на такое!