Экстр - Дэвид Зинделл

Данло испытывал неловкость от того, что он видит всех этих людей в кимоно и смешных шапочках, а они его – нет.

Окна чоча, сделанные из зеркального пластика, защищали пассажиров от любопытных глаз прохожих. Добраться до невидимого пассажира тоже было непросто: корпус обеспечивал почти полную защиту от лазерных лучей, снарядов и взрывов. В чочах такого образца передвигались по небезопасным улицам Орнис-Олоруна все старейшины, послы и прочие именитые личности.

– Остерегайся наемных убийц, – просигнализировал Эде в полумраке салона. При всем уединении, которое как будто обеспечивал чоч, Данло полагал, что вслух им лучше не разговаривать.

– Везде, где есть бронированный транспорт, – показал Эде., – есть и убийцы.

Данло признал, что это правда. Впрочем, наемные убийцы существовали почти во всех человеческих обществах, особенно таких неблагополучных, как таннахиллское. Следуя в своем безопасном экипаже на встречу с Койвунеймином, Данло видел признаки этого неблагополучия повсюду. Во-первых – и в последних, здесь было слишком много народу. Люди сновали по улицам миллионами, как муравьи по своим подземным ходам. Улицы Орнис-Олоруна, темные, узкие, не знающие солнечного света, действительно напоминали ходы муравейника.

Тысячу лет назад они, возможно, были так же просторны и полны воздуха, как бульвары Ивиюнира. Но Архитекторы, не знающие ограничений в деторождении, нуждались в каждом кубическом дюйме своего огромного города. Все парки и площадки для игр постепенно уступили место новым пластмассовым многоэтажкам, и строительство продолжалось уже над самыми улицами.

Новые здания лепились в каких-нибудь пятнадцати футах над головами прохожих, заполняя свободное некогда пространство между разными уровнями города. Кое-где на Таннахилле, например, в Иви-Олоруне, улицы сделались так темны и извилисты, что видимость на них составляла не более четырехсот футов. Из-за этого пагубного строительства многие Архитекторы не знали, что значит смотреть вдаль. Вопреки своей религии, учившей, что предназначение человека – это выход в бесконечные просторы вселенной, в повседневной жизни они имели дело только с замкнутыми горизонтами. Это вызывало жестокий конфликт между чувством и разумом, между верой и тем, правду чего подтверждали глаза и сердца.

Но что такое, в сущности, правда?

Данло думал об этом, сидя в своем чоче. Из всех магистралей Орнис-Олоруна эта полоса серого пластика между космодромом и Храмом, где заседал Койвунеймин, была самой широкой и самой прямой, но от скученности и она не спасала.

Большинство Архитекторов, которых видел Данло, переносили толкотню стойко. Одетые в чистые белые кимоно, бережно прижимая к животам свои образники, они ловко держались на плаву в человеческой реке, которая несла их, как кусочки протоплазмы. Они не извинялись, толкая других, но реальность жизни в аркологии поневоле вынуждала их пренебрегать элементарными нормами общения. В толпе, где столкновения случались с той же частотой, как у молекул нагретого газа в закрытом сосуде, говорить каждую минуту “извините” было столь же утомительно, как и бесполезно. Одни Архитекторы мирились с этой вынужденной грубостью, как с неизбежностью, но на лицах других читались обида, ожесточение и возмущение.

Однажды, когда Данло остановился перед выступающим фасадом ресторана, сердитый молодой человек плюнул в окошко и запустил в машину куском пластика. Кроме этого, он сделал в сторону Данло непристойный жест и выкрикнул ругательное слово, обозначающее запрещенный вид контакта с компьютером. Данло очень этому удивился. Возможно, молодой человек знает, что в этом чоче едет пилот Ордена и эмиссар нараинов? Возможно, все Архитекторы на улице об этом знают?

Многие мужчины, женщины и дети смотрели на бешеного юнца с опаской, как на пластиковую бомбу, но никто не пытался одернуть его или как-то ему помешать. Они просто стояли, глядя на чоч так, будто их глаза могли расплавить зеркальные окна. Они не видели Данло, но он чувствовал их взгляды на себе, и мятежный дух толпы проникал в него, затрагивая что-то глубоко внутри.

Эти люди постоянно страдали и терпели лишения. Настоящего голода на Таннахилле не было, но многие в толпе казались голодными и слишком худыми. И больными тоже.

Такие болезни, вероятно, существовали только на Таннахилле: Данло никогда прежде не видел подобных признаков.

У маленького мальчика, который держался за подол материнского кимоно, незрячие глаза заросли каким-то пенистым грибком. Кожа у многих была синеватого оттенка, как будто в них гнездилась какая-то инфекция – возможно, разновидность плесени, покрывавшей фасады домов. Если эта поросль способна проесть армированный пластик, что же говорить о человеческой плоти, и без того уже изъеденной мечтами и отчаянием?

Их численность давит, думал Данло. Такой народ способен стать опасным врагом.

После долгой езды мимо бесконечных магазинов и изможденных лиц толпа, если это возможно, стала еще плотнее. Данло почувствовал, что приближается к Храму. Улица сомкнулась вокруг него, как темное ущелье, но в следующий момент чоч въехал в Новый Город и наконец-то вырвался на простор.

Здесь вроде бы стояли настоящие здания. Большие и белые, они не сливались в одну массу, словно подтаявшие от сильного нагрева. Они формировали ровные кварталы, разграниченные широкими зелеными бульварами. Данло поразился, увидев здесь деревья. Он не ожидал встретить такое чудо в этом мрачном городе, как не ожидал и яркого света, который струился на треугольные листья этих экзотических деревьев, называвшихся “муршин”.

Весь Новый Город покрывал купол, сделанный из клария или какого-то другого прозрачного пластика. Такие же купола Данло видел в городах Ярконы и других Цивилизованных Миров.

Сквозь купол виднелось сернистое небо Таннахилла, а далеко на востоке блестела стальная полоса океана. Несмотря на уродливые краски этого великолепного когда-то пейзажа, Данло был благодарен, что ему открылся хоть какой-то вид на естественную среду.

Вот оно – лучшее, что есть в этом скверном месте, подумал он. Вот где помещается душа Таннахилла.

Но даже и здесь, на нулевом уровне Нового Города, под прозрачным куполом, Данло видел следы разлада. Памятник Костосу Олоруну у входа в маленький парк какой-то хулиган или осквернитель святынь опалил лазером, выплавив у статуи глаза и обезобразив внушительный картофелеобразный нос.

Вонь озона и горелого пластика до сих пор висела в воздухе.

Народу на улице по-прежнему было слишком много. Большей частью это были пилигримы в свеженьких кимоно, прибывшие из отдаленных зон Таннахилла или из других миров Известных Звезд. Но в толпе попадались и чтецы, и посвященные, и даже мрачнолицые старейшины Койвунеймина, идущие в Храм по делу.