Отец Арсений - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Александр Сергеевич! Ваш рассказ неполон, закончите его». – «Раз Вы говорите так, доскажу и конец», – ответил Александр Сергеевич.
«Запала мне Люба в сердце, рассказал об этом о. Арсению и стал с ней переписываться. В декабре, получив благословение о. Арсения, поехал в колхоз «Ильич», не предупредив Любу. Мороз стоял крепкий, но добрался, подошел к Любиному дому – заперт, никто в нем не живет. Пошел в дом Марии Тимофеевны, матери Любы. В калитку не войдешь, собака люто лает, и к дому не подойдешь; стучу о столб. Вышла бабушка Татьяна, утихомирила пса, спрашивает: «К кому? По какому делу?» Объяснил, кто я, узнала: «Входи в дом, расскажешь». Пока раздевался, вошли Мария Тимофеевна и Нина. Узнали меня, обрадовались, обнял я их. Мария Тимофеевна спросила: «Зачем приехал?» Взял да и прямо сказал: «За Любой!» – «Ждала я этого, сердце чуяло, но ей решать, ты не забывай – у ней Нина почти трех лет, дело непростое – чужого ребенка воспитывать, да Москву твою не знает. Писем много писал, письма одно, жизнь – другое. Подумай! Семь раз отмерь, один раз отрежь. Беспокоюсь за Любу».
Не успел я ответить – вошла Люба. Я бросился к ней и говорю: «За тобой, Люба, за тобой приехал». Посмотрела на меня долгим взглядом, словно расцвела, засветилась, серьезность исчезла, засмеялась и сказала: «А ты меня спросил? Знаем друг друга без году неделю». – «Вот и спрашиваю, поедешь с Ниной ко мне женой?» Снова засветилась, ответила: «Пойду за тебя замуж и поеду с Ниной». Обнял я ее, бабушку Татьяну, Нину, Марию Тимофеевну. Прожил в семье неделю, на удивление всему колхозу, – приходили, смотрели на меня, кто это женщину с ребенком в Москву берет. И увез Любу и Нину.
Первое время она жила у моей двоюродной сестры, на третий день поехали к о. Арсению, говорил он с ней долго, а через пять дней крестились Люба и Нина у о. Сергия в церкви Покрова Пресвятой Богородицы в деревне Акулово под Москвой[3], он нас и повенчал. Вот и все». Несколько резкая, не всегда тактичная, но очень добрая и хорошая Анна Федоровна сказала: «Смело в Москву приехала к одинокому мужчине, в столицу легко перебралась, посмотреть бы на нее». Александр Сергеевич покраснел, не нашелся, что ответить, но, видимо, обиделся.
Отец Арсений улыбнулся и, обратившись к Анне Федоровне, сказал: «Обернитесь, Любовь Андреевна рядом с Вами». Мы обернулись и увидели; мы, конечно, видели эту женщину все время, но никто не думал, что она жена Александра Сергеевича. Анна Федоровна растерялась и, чтобы исправить неловкость сказанного, стала извиняться. Действительно, Люба была до удивления красива, доброжелательна и приятна всей своей внешностью и обхождением. Улыбаясь, сказала: «Анна Федоровна, Вы правы: легко, неожиданно оказалась в Москве, но есть одна извинительная причина – Саша и я полюбили друг друга, и сейчас так же любим, в этом заключается все».
Обрывая все разговоры, о. Арсений встал и произнес: «Помолимся о упокоении иерея Илариона и возблагодарим Господа, что милостью Своей соединил Александра и Любовь». Мы вошли в комнату о. Арсения; горели три лампады, освещая лики икон, на столе лежал напрестольный крест, и чувство тишины и молитвы охватило душу.
В 1972 г., просматривая записи, связанные с о. Арсением, решила немного дописать. С Любой подружилась давно, удивительный она человек, полный доброты, такта, всепрощения! Семья получилась на удивление сплоченная, они часто приезжают к о. Арсению, и я заметила, что он особенно внимательно относится к Любе.
Неисповедимы пути Твои, Господи!
Записала Ксения Галицкая.
Из архива В. В. Быкова (получено в 1999 г.).
ПСИХИАТР
1964 г.
В 1964 г. известный психиатр, профессор, доктор медицины Дмитрий Евгеньевич Мелихов (ученик Ганушкина), с которым я дружил долгие годы, в прошлом духовный сын о. Алексея Мечева, впоследствии – его сына о. Сергия Мечева, обратился ко мне с просьбой отвезти его в Ростов к о. Арсению, с которым он встречался в тридцатые годы. У Мити в это время произошли большие осложнения в личной жизни и на работе. Кроме того, в 1956 или 1957 г. он перенес тяжелую операцию по удалению желудка и имел ряд сопутствующих заболеваний, отчего питание стало для него чрезвычайно сложной проблемой.
Он был высокого роста, красивый и сильный, добрейшей души человек, сверх головы загруженный своей работой, но постоянно оказывавший друзьям, знакомым и тем, кто его просил, медицинскую помощь, а где считал необходимым, – и материальную. Его личная жизнь всегда была полна разных осложнений, и тогда он замыкался в себе. В молодости, в 1924–1930 гг., он был одним из участников и организаторов христианского студенческого кружка; его арестовывали, он сидел в тюрьме, впоследствии его неоднократно вызывали на Лубянку и всю жизнь он находился под негласным надзором «органов».
Что угнетало Дмитрия, не знаю. Но ему требовалась срочная встреча с хорошим священником, и он знал, что я систематически езжу к о. Арсению, вышедшему из лагеря в 1958 г. Дмитрий был глубоко верующим человеком, встречался до 1941 г. со многими выдающимися иереями. В одну из поездок я испросил разрешения приехать с Дмитрием к о. Арсению.
О чем говорили они, мне неведомо, но уехать в тот же день мы с Митей не смогли, поезд был только в 14 часов на следующий день, пришлось остаться. Учитывая сложность питания Мити, Надежда Петровна приготовила для него что-то протертое. Вечером о. Арсений более трех часов беседовал с Дмитрием, утром все приехавшие исповедовались и причащались. В 14 часов выехали в Москву, народу в вагоне было мало, в четырехместном купе ехали только мы с Митей.
Когда мы ехали к о. Арсению, Митя был в угнетенном состоянии, но возвращался уже другим, просветленным, радостным, полным энергии. Почти всю дорогу говорили, в основном он. Я знал Митю, знал его последнюю жену, знал всю его жизнь, но когда мы ехали, он словно старался обнажить себя передо мной, показать негативность своих поступков, говорил о том, что был женат не один раз; и рассказывал это не мне, а самому себе, как бы проводя психоанализ, а я был молчаливым слушателем; возможно, он просто забыл о моем присутствии.
«Я бесконечно рад, – говорил Дмитрий, – что вновь свиделся с о. Арсением; в жизни встречался со многими священниками, благоговел перед ними, старался выполнять их советы и наставления, но вчера и сегодня получил больше, чем получал тогда. Начал рассказывать о. Арсению о своих домашних трудностях, о сложившейся обстановке на работе, упомянул несколько имен людей, непонимающих меня; о. Арсений перекрестился, остановил и тихо стал говорить. Он вошел в мое внутреннее «я», мой духовный мир, и читал скопившиеся во мне за долгие годы наслоения. Я слушал и видел себя, видел бездну совершенных ошибок, не исправленных и пропитавших все мое существо. Он говорил о людях, с которыми не сложилось взаимопонимание, называл их имена, показывал их взгляд на сложившуюся обстановку, говорил от имени этих людей, словно зная их.
«Почему вам всем трудно? Каждый видит только себя и ни на одно мгновение не хочет встать на позицию другого». Он был прав во всем; после долгой очистительной беседы и исповеди тяжелейший груз моих переживаний был снят, я понял, что надо делать, и возвращаюсь домой другим человеком.
Ты пойми, – говорил Митя, – можно было подумать, что его разговор со мной был беседой опытного психолога-аналитика, возможно, психиатра с огромным опытом работы. Он не задал мне ни одного наводящего вопроса; изредка кладя на себя крестное знамение, он раскрывал весь мой внутренний мир, и не только мой, но и тех людей, с которыми складывались мои трудности; и при этом поражало то, что он понимал этих людей и знал, никогда не видя и не слыша о них.
Конечно, не был о. Арсений опытным психологом, психоаналитиком, психиатром – просто у него были всеобъемлющая любовь к человеку, соединенная с любовью к Богу, великий духовный опыт и данный Господом дар проникать в душу человеческую прозорливым взором. Я – профессор, доктор медицины, психиатр, принявший тысячи больных и здоровых людей, с огромным опытом работы, написавший десятки научных работ по психиатрии, – был перед ним как студент, только начинающий изучать заданный курс. Если бы я, психиатр, знал психику и духовный мир больного подобно о. Арсению, то, думаю большинство моих больных давно бы выздоровели. Но чтобы стать человеком, подобным о. Арсению, нужна постоянная молитва, устремленная к Богу, и всепоглощающая любовь к человеку; соединение этих двух начал создает подвижника, молитвенника, старца».
Еще дважды мы приезжали с Дмитрием к о. Арсению, в дальнейшем он приезжал без меня. Во второй приезд состоялся крайне интересный разговор, записанный мною по возвращении в Москву.
Приехали, в доме уже находилось несколько человек из Москвы, Воронежа и Владимира. Мы сидели вечером в столовой; Антонина Сергеевна, зная, что Дмитрий Евгеньевич психиатр, задала вопрос: «Скажите, Господь исцелял бесноватых, это были душевнобольные?»