Глаз бури - Екатерина Мурашова

– Трясли?

– Угрожали оружием, требовали отдать ценности… Потом все садились на лошадей и вместе с добычей уносились в прерию.

– Какая дикость! Но ведь… люди же не хотели… Им приходилось убивать?

– Нет. Ковбои всегда опасались убийств. Пассажирам практически ничего не угрожало. Конечно, кроме расставания со своими деньгами…

– Туманов! – Софи выглядела рассерженной. – Я не младенец, и мне не нужно рассказывать сладких сказочек про то, что поросенка откармливают для красоты, а волк гонится за пушистым кроликом, чтобы поиграть с ним. Я видела жизнь не только со стороны парадного подъезда и прекрасно понимаю, что при таком расположении вещей в багажном вагоне наверняка находилась вооруженная охрана и… Я, кстати, не до конца поняла… Ты тоже грабил поезда?

– Всего один… или два раза… Мой дружок уговорил меня… И если хочешь знать о багажном вагоне… Он зарезал двоих, а потом, когда все кончилось, я набил ему морду…

– За то, что он убил?

– Нет. Там уж так было… Либо он их, либо они – его. Но он по своей дурацкой привычке снял с них скальпы, и из-за этого знака рейнджеры легко могли нас найти и опознать…

– Какой ужас! Твой друг был индейцем?! – воскликнула Софи.

– Да нет. Он был англичанин, самый чистокровный белый, какого только можно себе вообразить. Но у него была кривая судьба. Я звал его Тнапи…

– Странное имя для англичанина… И скальпы…

– Сначала его звали Тимоти. Когда ему исполнилось семь лет, индейцы напали на ферму, где жила его семья, и убили всех, кроме него. Тимоти взяли в плен. До семнадцати лет он рос среди индейцев. Они и дали ему это имя, Тнапи. На их языке оно означает – барсук. Он был Белый Барсук. Так я звал его. Ему это нравилось. К семнадцати годам он перенял все их обычаи и привычки, стал одним из них, собирался жениться на девушке из племени. НО тут пришли английские солдаты и убили всех индейцев. Мужчин, женщин, детей. Названых родителей и невесту Тимоти – тоже. Тимоти сражался с англичанами, но он был белым, и его не стали убивать, а привезли в город и поместили для «исправления» в семью местного пастора. Пастор постелил ему циновку на конюшне, использовал как раба, бил кнутом и показывал гостям, как диковинку. Как только Тимоти вспомнил английский язык и вновь научился на нем говорить, он сбежал. По указке пастора (он сказал, что Тимоти украл у него серебряный подсвечник) рейнджеры гнали его, как на лисьей охоте… Потом Тимоти стал ковбоем. Он мечтал скопить денег, купить клочок земли и жениться на индейской девушке. Он говорил, что индейские женщины лучше других, потому что очень молчаливые и никогда не суетятся. А еще он говорил так: «Пойми, Майкл, мне нужен настоящий дом, а не место, где я могу повесить свою шляпу»… Потом пришла засуха. Тимоти потерял работу, долго искал ее, потратил почти все свои сбережения… Потом… В общем, ты понимаешь, ему некого и не за что было особенно любить и жалеть…

– Что с ним стало после? – спросила Софи. – Ты знаешь?

– К сожалению, знаю. Он погиб в драке. Был застрелен. Я был тогда с ним, но лежал без памяти и не смог ему помочь… Впрочем, потом я отомстил за его смерть. Тнапи это понравилось бы…

– Лежал без памяти? – переспросила Софи и внимательно, с ног до головы оглядела Туманова.

– Вот здесь, – Туманов усмехнулся и положил руку на поясницу. – Сюда ты в своем исследовании еще не добралась. Пуля прошла навылет, но…

– Завтра вечером, – деловито пообещала Софи.

– Я запомнил, – кивнул Туманов и отвел взгляд.

«– Мне кажется, я знаю, какого рода предложение вы хотите мне сделать, – нерешительно сказала Франсуаза. – Это может осквернить чистоту тех чувств, которые мы испытываем по отношению друг к другу…

Девушка говорила, запинаясь, а когда закончила и взглянула на графа, то увидела, что в его глазах полыхнул недобрый огонь.

– Как вы только могли! – вскричал граф Вильмонт. – Как вы могли даже подумать, что я предложу вам стать моей любовницей! Разве я не говорил вам, что мое чувство к вам – нечто совершенно особенное?! Неужели вы до сих пор не поняли, что я люблю вас так, как не любил ни одну женщину прежде!

Голос его был исполнен гнева. Франсуазу бросило в дрожь, все ее существо охватило какое-то неясное волнение…»

– Господи, какая чушь! – гневно пробормотала Софи и отшвырнула роман. Он упал на кровать распяленными страницами вверх, и остался лежать, как вытянутая к толпе ладонь площадного арлекина.

Софи села на кровати, обхватив колени и долго, до рези в глазах разглядывала узоры на обоях. В конце концов они превратились в диковинных зверей и начали шевелиться, причудливо переплетая лапы, хвосты и щупальца.

Туманов вошел в комнату не переодеваясь, прямо с мороза, только скинув шубу. Его сапоги гулко стучали по паркету, в бороде и на волосах блестели капельки воды. Ольга с глупой приязненной улыбкой маячила за плечом хозяина.

Софи встала навстречу, и, сразу же, как всегда, наступило то неопределенное, тягостное мгновение, во время которого оба не знали, что делать и что говорить. Как будто вся странность их отношений каждый раз наново вставала перед ними.

«Наверняка Элен знает, как встречать своего мужа Васечку, – мимолетно подумала Софи. – Но Михаил мне не муж. И проститутка Лаура знает, что говорить зашедшему к ней клиенту. Но я – не Лаура. Кто ж я?»

Софи решительно шагнула вперед, и Михаил, тоже с какой-то отчаянной решимостью, сгреб ее в объятия. Она подняла лицо, желая что-то спросить, но Туманов помотал головой и толстым пальцем ткнул себе в шею.

– Сюда! Посопи вот сюда! Пожалуйста. Я уж привык, что так…

Софи послушно уткнулась носом ему в шею и подумала о том, что Михаил, по всей видимости, испытывает то же, что и она, и пытается для облегчения положения создать их собственные, общие для двоих ритуалы.

«В принципе, он, наверное, прав,» – мысль пришла холодной и липкой, как растаявшее мороженое.

– Что ты делал сегодня?

– С утра был у Догилева на суконной фабрике, – вспоминая, начал рассказывать Михаил. – Смотрел там новую чесальную машину. Мне в ней чегой-то сразу не понравилось, а после уж подсчитал все и окончательно решил: у себя ставить не стану. По старинке труда больше, но и выгоды поболе. Потом обедал с подрядчиками в немецком ресторанчике на Курляндской. Ресторанчик там так себе, да и кухня…

– Чего ж домой не приехал поесть? Ты не обещался, но мы на всякий случай ждали…

– Дак дела же у меня с ними, Софья, – виновато нахмурился Туманов. – С подрядчиками-то… Заодно за обедом и обсудили. А к нам считай от Нарвской части ехать, это сколько ж времени псу под хвост…