Ожог от зеркала - Александр Доставалов

– Расист – это тот, кто говорит, что одна порода человека лучше другой. А я тебе пытаюсь доказать, что они различны. Это как с мужчиной и женщиной. Полного равенства не достичь по биологическим причинам.

– Ты вообще-то начал с еды. А потом ушел к женщинам. И я по-прежнему не вижу связи между китайцами, гусеницами и тем, что нужно отслеживать, что ты ешь.

– Поясню. Вот если ты съешь китайца, нафаршированного гусеницами, то...

– Тьфу.

– Понятно, что тьфу. А почему, собственно? Нормальный белок. Казалось бы.

– А мне так не кажется. И Лучнику не кажется. Хотя он, кстати, уже спит.

Лучник действительно спал, еле слышно посапывая. Ярослав начал говорить ещё тише.

– А свинину есть тебе не гребостно? А половина религий считает это животное нечистым.

– Небось когда свиную отбивную увидят, сразу слюнки потекут.

– Не больше, чем когда ты увидишь салат из гусениц. Он может быть замечателен на вкус, но тебе все равно захочется проблеваться.

– Да я даже говорить на эту тему больше не хочу.

– Ты суть-то понял?

– Ни хрена я не понял, кроме того, что жрать не надо все подряд. Не волнуйся, отныне я буду очень разборчив.

– Или взять весенний пост...

– Ярик, заткнись. Аппетит ты мне отбил, и закончим на этом. – Никита повернулся на бок и замолчал.

На следующий день Тарас тоже не появился.

Глава 17

Свист крупными ломтями нарезал мясо, нанизал свою часть на рапиру и принялся прокручивать её над костром. Тарас предпочел выстругать подходящей толщины палочку.

– Ты так лезвие испортишь, – неодобрительно сказал он своему спутнику. Свист беспечно отмахнулся.

– Всё равно продавать. Я этой пикой воевать не умею, а тут, говорят, если не умеешь, так и не доставай. По мне, дак дубинка лучше.

Тарас поглядел на волосатые руки разбойника, на не особо рельефные, но правильные мускулы, что прокачивались совсем не упражнениями, и кивнул в том смысле, что дубина лучше. Попал, так уже попал. К тому же нападали разбойнички обычно ночью да со спины, в благородные дуэли не ввязываясь...

– Свист, а ты как к Хвощу попал?

– В смысле?

– Ну, ты же жил когда-то нормальной жизнью. Вот как я.

– В смысле – ты?

– Ну, вот я когда-то жил нормальной жизнью.

– И чего?

Тарас потерял терпение.

– Ты, пенёк, как к Хвощу попал?

– А... – Свист неожиданно понял вопрос. – Я сразу-то не въехал. Притесняли нас судьи да богатеи. Ты вот говоришь, жил нормально, а я не пойму. Я, считай, никогда нормально-то и не жил. То работа как у лошади, то вот... – И он тяжело вздохнул, глядя на узловатую дубину.

Тарас покивал сочувственно головой.

– А всё же как конкретно-то притесняли?

– Ну как... – начал заученно рассказывать Свист. – Работаешь как лошадь, а платят шиш. Ну, не совсем шиш, конечно, пару ногтей барин бросит от щедрот своих поганых, и кланяйся ему и кланяйся. А чуть что – стражу зовет. А стража, известно, сперва рыло начистит, а потом уже выясняет, за что это она тебе сегодня рыло-то начистила. Одно слово, тоска. А потом вот жениться я хотел. Так мою девушку того... – Свист надолго задумался, вспоминая слово. – Обестестил баринов сынок. Ну, я его кнутом и попотчевал.

Тарас снова сочувственно кивнул.

– И всё?

– В смысле?

– Ну, плетей ему ввалил, и всё?

– А... – Свист снова задумался. – Да нет, потом убил, конечно. Ну да, убил. И вот в бега подался. А тут уже Хвощ. Принял меня, как родного. С тех пор вот и пытаюсь поквитаться. За жизнь свою несчастную. – Он повернул подгорающее мясо. – Да за любовь.

Тарас опять покивал, соглашаясь. Потом спросил.

– Ты что, эту хрень жрецам рассказываешь?

Свист опешил. Никакого сочувствия в школяре не осталось, только издевка над его историей.

– Я что тебе тут, вру, что ли?

– Конечно, врешь. – В интонации Тараса не было ни тени сомнения, поэтому Свист остерегся лезть на рожон и снова задумался. Затем осторожно спросил:

– А в рыло?

– А если хочешь в рыло, то пожалуйста. Только резко ручонками не маши, а то ведь и встать не успеешь.

Свист впал в интеллектуальный коллапс. Так часто думать ему давно не приходилось. Устраивать разборки гребень на гребень ему уже перехотелось. Школяр слишком уверенно держался. Разве что ночью дубиной его огреть...

Чувствуя, что в собеседнике начинают проявляться неправильные мысли, школяр не дал тому уйти в планы ночных развлечений.

– Так скажи, кому ты эту хрень обычно паришь?

Свист вздохнул, уже признавая разоблачение, но все ещё считая тему неприятной.

– Кому, кому. Жрецам да монахам. Ну, бабам иногда.

– А на самом деле?

– А что на самом деле?

– Ты лучше расскажи, я ведь всё равно заставлю.

Огромный Свист с опаской поглядел на Тараса, что был в полтора раза меньше и много моложе, но каким-то непостижимым образом говорил с ним свысока, и это получалось правильно. И как-то внутри почувствовал, что лучше самому всё рассказать.

– Ну, это... Была у меня девушка... – От напряжения Свист даже вспотел. Средний кусок мяса снова начал пригорать, но теперь он этого не замечал.

– Опять ведь врёшь. Ты что же, голубь, думаешь, что ты можешь мне врать? – В спокойном голосе школяра было столько скрытой угрозы, что Свист струхнул уже не на шутку.

– Бабу я одну по пьяни трахнул. Чужую бабу, соседскую.

– Дальше.

– Дальше мужик её пришел, и я это...

– Что?

– Порешил её мужичка, об косяк башкой приложил. Мозги и вытекли.

– А женщина?

– А бабу оставил. Куда её? И ушел.

– При чем же тут барин?

– Да ни при чем. Работал я тогда у мужика одного богатого. Но не из знатных. Кучером работал. У него коня и распряг.

– Обижал тебя тот мужик?

– Да нет, нормально платил. Скорее я его с тем конем обидел. А зачем тебе всё это?

Тарас еле заметно усмехнулся, глядя в темноту.

– Да ты ешь, ешь. Мясо ж пригорает.

– А ты теперь не того... Не это...

– Да я тебе не судья, Свист. Ты меня не бойся.

Огромный разбойник вздохнул с видимым облегчением.

– Но врать мне более не моги. Понял?

Свист понял. Он кивнул, приняв внутри себя какое-то решение, и решение это, видимо, полностью устраивало Тараса.

Путники были явно восточного вида, в халатах и белых чалмах. Длинные, не особо густые бороды, смуглые лица, кинжалы с арабской вязью и странные высокие седла, надетые на низкорослых рязанских лошадей.

– Купцы, что ли? – плотоядно улыбнувшись, предположил Сало.

– Поклажи не видно. Как бы не воины. – Хвощ был настроен более осторожно.