Лазарит - Симона Вилар

Где же ты, Мартин? Я жду тебя!..

— Беренгария несколько утомлена, — заметила Иоанна, наблюдая за возвращавшимися вдоль кромки прибоя венценосным братом и его супругой. — И выглядит сникшей. А между тем, кузина, я уверена, что по возвращении наша юная королева, позабыв про усталость, тотчас отправится в часовню и простоит битый час на коленях, не чувствуя ни малейшей усталости. Она очень благочестива, что совсем неплохо, но ее чрезмерный религиозный пыл порой начинает раздражать Ричарда. И это в первые дни после свадьбы!

— Я полагаю, с Божьей помощью у них все наладится, — ответила Джоанна. Сейчас ее куда больше занимали собственные чувства, чем чужие неурядицы. Однако Иоанна ждала иного ответа, и Джоанне пришлось напомнить, что именно благодаря твердой вере и неустанным молитвам Беренгарии суда Ричарда так вовремя подоспели им на выручку.

Светло-серые, как утренний туман, глаза Иоанны округлились. Да, тогда она сочла это чудом; воистину — только молитвы Беренгарии привели к ним Ричарда. Еще несколько часов, и этот гнусный Исаак… О, она искренне надеется, что король Гвидо сумеет справиться с негодяем! Ведь столько воинов выразили желание помочь ему захватить коварного лжеимператора!

Вот как? С Гвидо де Лузиньяном отправилось много рыцарей-добровольцев? Это натолкнуло Джоанну на мысль, что и Мартин со своим оруженосцем могли примкнуть к преследователям Исаака. Ведь ни один корабль не отплыл за это время в Палестину, следовательно, госпитальер не мог уехать с Кипра, а где еще может проявить себя такой превосходный воин, если не в войне с презренным узурпатором?

По возвращении в замок перед Джоанной вновь предстала Саннива с мокрым от слез лицом. Она постаралась утешить горничную, сообщив, что ее супруг, скорее всего, вместе с Мартином д'Анэ отправился в горы — сражаться с Комнином. Но это привело Санниву в еще большее отчаяние — теперь она боялась, что Эйрик может погибнуть.

— Это просто несносно! — вспылила Джоанна. — То ты жаловалась, что супруг покинул тебя, теперь горюешь, что он на войне. Но ведь ты обвенчалась с воином! Выходила бы за Бритрика и держала его при себе. Из дома ни ногой и готовит превосходно…

Саннива только всхлипывала, невнятно бормоча: «Уехал… Даже слова не сказал… Не простился…»

Джоанна вздохнула. Мартин д'Анэ ушел из ее жизни точно так же. Но она не хотела, не могла верить, что после всего, что они испытали вместе, после той высокой радости, которую они приносили друг другу, после всех клятв и заверений в любви все оборвалось бесповоротно и навсегда. Такая любовь просто не может исчезнуть в одночасье!

Она отправилась в капеллу замка и молилась перед образом Девы Марии так долго, что находившаяся здесь же королева Беренгария, приблизившись, ласково погладила ее по плечу.

— Дорогая Джоанна! Я бесконечно рада, что у меня теперь есть такая чудесная кузина! И я всем сердцем верю, что Ричард отвоюет у неверных Иерусалим и мы с вами однажды познаем истинное блаженство, преклонив колени у Гроба Господня!

«Да простит меня Пресвятая Дева, но истинное блаженство я познаю только тогда, когда обнимаю своего Мартина. А потом… Потом мне и ад не страшен!»

И она с жадностью принялась собирать все слухи о войне с Комнином, какие только доходили до Лимассола. А появлялись они чуть ли не ежедневно. Прибывали запыленные гонцы с сообщениями, что Исаак бежал в Никосию, а войска Гвидо завладели почти всей равниной вокруг Лимассола и прилегающими горами. Захвачено множество пленных, а также императорский лагерь со всем имуществом и обозами, большой табун отличных кипрских коней — все это стало добычей победителя, и Гвидо передал все трофеи в дар Ричарду. Еще больше порадовало Ричарда то, что большинство жителей острова не желали сражаться за узурпатора, который измучил их поборами, и были готовы принять власть латинян.

Однако часть Кипра все еще оставалась в руках лжеимператора, и Гвидо продолжал свой поход. Он сумел захватить порт и замок Святого Иллариона, затем перевалил через горы и взял крепость Кирению, где Комнин прятал свою дочь, единственную наследницу. После этого Гвидо сразился с Исааком при Фамагусте. Осада этого города-крепости продлилась три дня, Исааку удалось бежать, а Гвидо дал воинам кратковременный отдых, а сам отправил Ричарду обоз с дарами и трофеями. Сопровождал его Уильям де Шампер.

Джоанна вновь увидела брата в большом зале Лимассольского замка — он представлял Ричарду главный дар короля Гвидо — захваченную в плен царевну, дочь Исаака. Эта девушка была ценной заложницей, и с ней обращались сообразно ее положению и достоинству. Но поскольку ее иноземное имя удавалось выговорить далеко не каждому, ее стали называть Девой Кипра.

Царевна оказалась довольно рослой, статной и, хоть и была еще весьма юной, имела роскошное пышное тело. Ее густые брови сходились у переносицы, а огромные черные глаза придавали девушке сходство с ликами византийских святых на иконах. Иссиня-черные волосы Девы Кипра, унаследованные ею от матери-армянки, так вились, что, будучи уложены в высокую прическу, казались птичьим гнездом, поддерживаемым изукрашенной каменьями диадемой, указывающей на высокое положение пленницы. Об этом же свидетельствовал и пурпурный плащ, накинутый на ее пышные плечи, — царственный пурпур, по ромейским законам, могли носить лишь монархи.

Дева Кипра говорила только по-гречески, и хоть Ричард не понимал ее слов, он повел себя с высокородной пленницей как истинный рыцарь: любезно сообщил, что она может чувствовать себя гостьей при его дворе, и велел Беренгарии взять на себя заботу о царевне.

Беренгария и впрямь была добра к Деве Кипра и даже велела подать ей тар,[115] когда царевна пожелала исполнить для королевы напевы о Давиде Сасунском.[116] Пела она действительно замечательно, но, к сожалению, никто не понимал, о чем идет речь, а протяженность напевов и жаркий послеполуденный час навевали сон. Вскоре королева и Иоанна Сицилийская задремали на подушках низкой софы, а Джоанна подсела к дочери Исаака и, немного зная по-гречески, попыталась выведать у нее, не приметила ли та среди воинов короля Гвидо рыцаря-госпитальера. Ей даже удалось описать темное одеяние рыцарей ордена Святого Иоанна с белым крестом на груди.

— О! — возвела к сводчатому потолку свои бездонные глаза Дева Кипра. — Это самый храбрый и прекрасный из витязей доблестного короля Гвидо! Я сразу заметила его среди тех, кто окружал меня, ибо он не сводил с меня глаз и был так хорош, что я едва удержалась, чтобы не расцеловать его в уста, скрытые густой кудрявой бородой…