Лазарит - Симона Вилар

Уильям же думал только о том, как этот ребенок похож на Артура де Шампера. Сам он нисколько не походил на барона, как и второй брат — Генри. Тот пошел в леди Милдрэд: белокурый, с такими же миндалевидными аквамариново-голубыми глазами. Мать Уильям очень любил, поэтому и к Генри относился куда приветливее, чем к Гаю. Гай же, вежливый, сдержанный, невозмутимый — истинный лорд уже в десять лет, был ему ненавистен, как ненавистны были его заранее заготовленные для прощания речи, его прощальные поцелуи. И этот мальчишка понял, что старший брат его едва терпит. Может, оттого и стушевался сразу же, как только Уильям демонстративно отвернулся от него к сестрам-близнецам, которые к тому времени уже подросли, похорошели и считались невестами. Но замуж вышла только одна… Сейчас Уильям не мог бы сказать, были ли у нее дети от стареющего мужа, зато отчетливо помнил свое смущение, когда мать, прощаясь, сообщила ему, что снова ждет ребенка. Позже леди Милдрэд писала, что родила девочку, названную Иоанной в честь младшей дочери короля — или Джоанной, как произносили это имя в Англии. И вот эта девочка успела вырасти и выйти замуж…

Все это происходило бесконечно далеко, и Уильям ничему не придавал значения до тех пор, пока не прочел в одном из последних писем леди Милдрэд, что Джоанна де Шампер, в супружестве де Ринель, собирается совершить паломничество в Палестину вместе с мужем, Обри де Ринелем. Мать просила оказать им содействие и помочь в пути. Отказать он не мог — де Шамперы много жертвовали на нужды ордена, а кони, которых они поставляли в Палестину безвозмездно, всегда были великолепны — выносливые, быстрые, отменно выезженные. Из этих лошадей Уильям выбрал для себя гнедого жеребца с широкой белой полосой на морде. Конь был необыкновенно хорош, удовольствие владеть такой прекрасной лошадью дорогого стоило.

И вот Джоанна перед ним. Глядя на сестру, он недоумевал: что заставило ее искать уединения, покинув пиршественные забавы? Ведь там рыцари чуть ли не соперничали за право пригласить ее на танец, и она кружилась с ними, ловко выделывая все сложные фигуры, а ее лицо сияло от удовольствия. И странное дело: в разговорах со старшим братом, пусть они и были непродолжительны, она ни разу не упомянула о своем муже.

Мать писала, что семейная жизнь Джоанны с Обри чрезвычайно тревожит ее и лишает покоя. Леди Милдрэд надеялась, что совместное путешествие сблизит супругов, как некогда поездка в Святую землю помогла изгладить все проблемы меж ней и лордом Артуром. Были ли те проблемы, Уильям не помнил: во время паломничества мать и отец казались ему необыкновенно веселыми, щедрыми и ласковыми. Это были приятные воспоминания; возможно, благодаря им впоследствии он так стремился в Палестину, представлявшуюся ему землей обетованной. Но не стоит смешивать суровую действительность с детскими воспоминаниями. Жить надо без оглядки, только тогда чего-то добьешься.

Задумавшись, он не заметил, как Джоанна повернулась к нему, но услышал ее взволнованный возглас. Она так резко поднялась, что лежавший у нее на коленях шелковый платок упал на песок, а сама леди вскинула руку, словно собираясь осенить себя крестным знамением.

— Я так напугал вас, любезная сестра? Вы собирались перекреститься, будто увидели нечистого!

Джоанна перевела дыхание и заставила себя рассмеяться.

— Нет-нет, я не испугалась, мессир маршал, — проговорила она, отвешивая Уильяму легкий, но учтивый поклон. — Наоборот: я приняла вас за нашего отца и не могла сдержать удивления. Вы так похожи на него!

Лицо Уильяма осталось суровым, хотя губы дрогнули и напряглись, скрывая неожиданно нахлынувшие чувства.

— В Англии мне никто никогда не говорил, что я похож на Артура де Шампера.

Она чуть склонила голову набок, рассматривая его столь внимательно, что он почувствовал, что краснеет. Джоанна сказала:

— У вас осанка отца и его рост, его посадка головы, и даже в движениях многое от него. Это не бросается в глаза, но… это так. — Она улыбнулась: — Даже руки вы складываете на навершии меча в точности как он!

Маршал с удивлением взглянул на свои руки, лежавшие на рукояти, и неожиданно вспомнил эту привычку Артура де Шампера. Воспоминание тронуло Уильяма сильнее, чем он хотел бы показать, — оттого он и остался неподвижно стоять перед сестрой, надеясь, что та не заметит, какую бурю чувств вызвали в нем ее слова. Сначала это была глухая застарелая боль, а затем ему внезапно стало легко и захотелось сказать Джоанне что-то ласковое, родственное, сердечное. Вместо этого он сухо спросил, как же все-таки вышло, что муж покинул ее на полпути?

Джоанна пренебрежительно махнула маленькой ручкой — зашелестела шелковая подкладка ее длинного рукава.

— Лорд Обри не выносит качки на море. О, мессир, видели бы вы его, когда мы пересекали Ла-Манш! В Кале ему пришлось четыре дня приходить в себя после морской болезни. Местные лекари отпаивали его всевозможными целебными зельями, пока Обри не начал мало-помалу розоветь. Вот там-то он и поклялся, что никогда более не ступит на палубу корабля.

Уильям неожиданно улыбнулся.

— Как же он рассчитывает вернуться в Англию? Неужели надеется, что к тому времени остров прибьет к материку и он проедет посуху, не страдая от качки?

Джоанна рассмеялась. Оказывается, служба в ордене не отучила ее брата шутить. Затем она пояснила: проделав большую часть пути вместе с мужем, в Ликии они расстались, ибо Обри ни за что не соглашался продолжать путь морем. Ее супруг направился через Киликию, и было решено, что они соединятся под Акрой. Король Ричард также интересовался Обри де Ринелем, так как еще в Англии предлагал ему присоединиться к крестоносному воинству в Святой земле.

— Надеюсь, ваша разлука с супругом не будет долгой. Странствия в одиночку бросают тень на доброе имя дамы.

— Но ведь я уже под крылом своего прославленного брата-тамплиера, не так ли?

Уильям на это заметил, что будет рад, если Джоанна и в дальнейшем останется в свите молодой королевы. А затем задал еще один вопрос: граф Лестер сообщил ему, что вместо мужа его сестру в пути сопровождал некий пригожий рыцарь-госпитальер. Кто этот человек?

Улыбка сестры погасла. Она вздохнула, взглянув на вечернее небо.

— Кому же и сопровождать паломницу, если не брату ордена Святого Иоанна, в чьи обязанности входит защищать христиан в пути? Имя моего достойного спутника — Мартин д'Анэ, но я не имею о нем никаких вестей с той минуты, как ступила на берег Кипра.

В голосе Джоанны прозвучало сожаление, и Уильяму де Шамперу это не понравилось. Не разлукой ли с рыцарем д'Анэ объясняется грусть его сестры?