Содержательное единство 2001-2006 - Сергей Кургинян

Даже официальная статистика (как мы показали выше, очень спорная) сообщает, что децильный коэффициент (отношение доходов 10% самых богатых россиян к доходам 10% самых бедных) вырос с 13,8 до 14,7. Неофициальные источники утверждают, что этот показатель превысил 25. А эксперты, которые вводят в свои расчеты "теневые" доходы (максимальные у наиболее обеспеченных слоев населения), говорят, что децильный коэффициент в России приближается к 50!

Но даже официальные цифры говорят о росте дифференциации. О росте, а не о падении. Одна из самых тревожных социально-экономических тенденций продолжает нарастать, вопреки кажущемуся отсутствию причин.

Итак, денег много – а социальное большинство живет не лучше или даже хуже.

А тратятся эти идущие в Россию "шальные деньги" – почти исключительно на "охрану страны от лишних денег". Их "стерилизуют любой ценой", лишь бы не пустить в экономику.

И тогда становится более понятно, почему, говоря о крайней необходимости привлечения в Россию крупных иностранных "стратегических инвестиций", власть для их привлечения реально ничего не делает. А ну, как эти деньги придут? И что с ними делать? Свои-то прячем, а тут еще чужие!

В стране не создана "машина" приема и использования любых стратегических инвестиционных средств. И мы имеем все основания считать, что эта машина и не создается.

Кстати, заодно понятно и то, почему иностранные инвестиции в России если и появляются, то очень осторожно, неохотно и лишь в отраслях с быстрой оборачиваемостью капитала. Логика инвесторов проста: если вы, сидя на мешках с деньгами, их у себя не инвестируете, – значит, что-то здесь нечисто. Значит, есть неизвестные и непредсказуемые инвестиционные риски. Так мы тоже не дураки, и лезть в эти риски не станем.

Что при этом может делать и делает правительство для того, чтобы подавить хотя бы монетарную инфляцию?

Оно может продолжать стерилизовать деньги любыми способами. Прежде всего, наращивая профицит бюджета и Стабфонд. И оно может сокращать эмиссию рублей в обмен на покупаемую Центробанком валюту, блокировать выдачу банками кредитных денег за счет повышения ставки рефинансирования, и укреплять реальный курс рубля.

Но рамки укрепления рубля, во-первых, заданы законом о бюджете (не более 8% в 2005 г.), и этот лимит к нынешней осени уже был превзойден (оценки – около 10%).

Во-вторых – и это гораздо важнее – укрепление рубля ослабляет и без того хилую конкурентоспособность российских товаров и услуг не только на мировом, но и на внутреннем рынке. Если цены производителей "зажаты" сверху конкуренцией с импортом, а снизу – ростом издержек в результате укрепления рубля, это приводит к вытеснению отечественных производителей даже с внутренних рынков и стремительному росту доли импорта в совокупном российском потреблении. И, в итоге, – к разорению этих самых отечественных производителей.

А потому Кабмин действует практически только инструментом сдерживания роста денежной массы в обороте. И в результате над Россией нависает серьезная угроза "кризиса демонетизации". Иначе – кризиса недостаточного количества денег в экономике.

Что это за кризис, и чем он чреват?

Возьмем, например, состояние банковской системы. Ее ликвидность (среднее отношение абсолютно ликвидных активов к стоимости обязательств перед клиентами и вкладчиками) к середине 2005 г. снизилась до 22%.

Это, прежде всего, приводит (раз налицо дефицит денег, их не хватает для удовлетворения спроса) к росту стоимости кредитования и сокращению кредитной активности. То есть, к сокращению кредитных инвестиций и стагнации кредитуемых производств.

Это одновременно приводит к переключению активности банков с кредитования на рисковые спекулятивные операции, что наращивает общую неустойчивость финансовой системы.

Это, далее, приводит к росту недоверия к банкам у отечественного бизнеса и населения. И, в результате, к повышению оттока российских денег за рубеж, а также росту объемов использования иностранной валюты (долларов) в качестве средства сбережения.

Это, наконец, приводит к возникновению угрозы "домино неликвидности", способного обрушить весь банковский сегмент экономики.

По ряду авторитетных экспертных оценок, критический порог ликвидности, ниже которого опускаться опасно – около 20%.

В связи с этим следует напомнить, что крах банковской системы в 1998 г. произошел на фоне падения средней ликвидности банков до 10-14%. А также – что так называемый "банковский кризис" лета 2004 г. – также возник на фоне резкого сокращения количества денег в экономике и падения ликвидности банков. И еще один факт: в нынешнем году некоторые крупные западные банки начали закрывать у себя счета банков российских. Причина – повышение рисков в результате падения ликвидности и роста спекулятивной активности российских банков…

Отмечу, что политику демонетизации не проводили нигде в цивилизованном мире с времен Второй мировой войны и создания Бреттон-Вуддской валютной системы. Потому что все хорошо понимают: последствия демонетизации и кризиса ликвидности для национальной экономики гораздо хуже, чем последствия инфляции. Демонетизация рыночного хозяйства – это исключительно наше, российское "ноу хау".

В любом случае, банковская система с низкой ликвидностью не в состоянии обеспечивать эффективное развитие национального хозяйства. Прежде всего, она не может выдавать стратегические (долгосрочные) кредиты – основной инвестиционный ресурс в любой нормальной рыночной экономике. Что мы и наблюдаем.

В результате в отечественном хозяйстве растут – и то не слишком активно – в основном экспорт-сырьевые сегменты экономики, а также торговля, отчасти жилищное строительство (но не для бедных!) и связь. То есть те сектора, которым хватает для инвестирования собственных средств.

Мы добываем в год 460 млн. тонн нефти. И при этом гоним на экспорт 260 млн. тонн нефти и 82 млн. тонн нефтепродуктов (данные за 2004 г.). Примерно такая же картина – по газу, немногим лучше – по другим видам сырья.

Так, в 2004 г. экспорт нефти вырос на 15,2%, газа на 6,1%, черных металлов на 5,1%, цветных металлов на 7,9%.

В итоге больше половины нашего роста ВВП приходится на увеличение физических объемов и стоимости экспорта сырья и полуфабрикатов.

Но ведь возможности использования "ценового" фактора роста зависят вовсе не от нас, а от конъюнктуры мировых рынков! Да и в том, что касается расширения объемов сырьевого экспорта, дела обстоят вовсе не благополучно. Так, например, в нефтяной отрасли в последнее время прироста инвестиций почти нет, новые месторождения, по большому счету, не разведываются и не осваиваются. И так обстоят дела не только в "нефтянке", но и в большинстве других сегментов хозяйства.

Почему? В том числе, потому, что в постсоветской России до сих пор нет закона об обязательных нормативах амортизационных отчислений, направляемых на инвестиционные нужды. В либеральных рыночных Соединенных Штатах такой закон есть, и эти нормативы утверждаются Конгрессом. А у нас – ни такого закона, ни других механизмов "принуждения" предпринимателей к производственным инвестициям – нет. И тогда зачем обновлять производственные фонды, если они еще работают и приносят прибыль?

То есть, на наших глазах идет расширенная эксплуатация "советского наследства". И за счет этого в страну поступают громадные экспортные деньги. Хотя всем вменяемым людям понятно, что это деньги именно от "советского наследства", и что это наследство не может не иссякнуть.

А куда идут эти вырученные за экспорт деньги?

Частично мы выводим их за границу. И не только прямым "вывозом капитала". Наши золотовалютные резервы в основном размещены в ценных бумагах иностранных государств, то есть лежат в западных банках и кредитуют (то есть обслуживают и развивают) чужие экономики. И то же самое сейчас происходит в отношении средств Стабфонда.

Частично мы эти деньги "стерилизуем" в разного рода кубышках (прежде всего, в Стабфонде).

Частично мы торопимся отдать внешние долги (хотя кредиторы от этих наших "подарков" открещиваются, да и уровень нашего госдолга в отношении к ВВП – существенно ниже, чем у большинства развитых стран).

На остаток денег мы – прямо и косвенно – наращиваем товарный импорт.

Так, по данным Росстата, в 2004 г. импорт рос вдвое быстрее, чем внутренний спрос. А за первое полугодие 2005 г. импорт машин, оборудования и транспортных средств вырос, по сравнению с первым полугодием 2004 г., на 33,5%, продукции химической промышленности – на 36,8%, продовольствия и сельскохозяйственного сырья – на 27,6%. При этом промышленный рост к нынешнему лету, по данным того же Росстата, – практически прекратился.

В результате уже многие эксперты говорят о том, что в российском хозяйстве явственно чувствуется запах приближающейся стагфляции – высокой инфляции при фактической стагнации в ключевых сегментах экономики.