Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик

Когда она открыла глаза, он уже отошел; теперь он сидел за столом.

— Эй, — сказал он, когда жена подошла к нему с казанком, — смотри, какие у нее сисечки отросли.

Роуз Рейнольдс ничего не ответила.

— Растет девка, — буркнул он и подтянул рукава, чтобы поесть.

Глава 3

— Гордон, — сказала она.

Но это был не Дэвид Гордон. Дверь открыла его мать. Она выглядывала в ночную мглу и смутно улыбалась стоящей на крыльце девушке.

— Неужто Мэри Энн, — сказала миссис Гордон, — как мило.

— А Дейв дома? — спросила она. Она была в джинсах и матерчатом плаще; из дома она ушла сразу после ужина. В ней еще было живо ощущение побега, а в сумочке лежало объявление.

— Ты ужинала? — спросила миссис Гордон. Запах теплого ужина просачивался наружу. — Пойду наверх, посмотрю в его комнате — может, он еще не ушел.

— Спасибо, — сказала она, дыша нетерпением, в надежде, что он все же дома, потому что так было бы куда удобнее; она могла бы пойти в «Королек» и одна, но с провожатым все–таки лучше.

— Может, пройдешь, дорогая?

Ей казалось естественным, что невеста сына должна зайти в дом; она придерживала дверь, но Мэри Энн стояла на месте.

— Нет, — сказала она. У нее не было времени. Она была загнана в угол необходимостью действовать. Черт подери, подумала она, машины нет. Гараж Гордонов был пуст, значит, Дейва не было. Что ж, пусть так.

— Кто там? — прозвучал радушный голос Арнольда Гордона, а вслед за голосом явился и он сам — с газетой и трубкой в руках, в тапочках на босу ногу. — Мэри, да проходи же; что с тобой, чего ты там стоишь?

Пятясь вниз по лестнице, она сказала:

— Дейва же дома нет? Впрочем, неважно. Я просто хотела узнать.

— Неужели ты не зайдешь? Не порадуешь стариков? Мэри, послушай, может, угостишься тортом с мороженым и мы поболтаем?

— Мы тебя так давно не видели, — добавила миссис Гордон.

— До свидания, — сказала Мэри Энн.

«Дорогая, — подумала она, — эта новая яйцерезка просто чудо. Обязательно возьмите ее, когда вы с Дэвидом заведете хозяйство. Дату еще не назначили? Положи себе еще мороженого».

— Дейв на собрании Молодежной торговой палаты, — сказал Арнольд, выходя на крыльцо. — Как твои дела, Мэри? Как родители?

— Хорошо, — сказала она, притворяя калитку. — Если спросит, я в «Корольке». Он знает.

Засунув руки в карманы, она пошла в сторону «Ленивого королька».

В баре столбом стоял дым; было не протолкнуться — всюду беспорядочно толпилась подвыпившая публика. Она протискивалась меж столиков, между людьми, сгрудившимися возле эстрады, — к пианино.

За ним сидел Пол Нитц — пианист, игравший в перерывах между выступлениями. Откинувшись, он уставился в пространство — худой, косматый блондин с потухшей сигаретой во рту — и ударял по клавишам длинными пальцами. Не выходя из своего транса, он улыбнулся девушке.

— Послышалось мне, — чуть слышно напел он. — Бадди Болден сказал…[97]

В музыкальную ткань он тут же вплел отголосок старого мотива дикси. Обработанная и оборванная ниточка затерялась в основной теме — би–боповой композиции «Сон».

Несколько фанатов, собравшихся возле фортепьяно, вслушивались в бормотание Нитца. Полуприкрыв глаза, он кивнул одному из них; на лице слушателя изобразился ответ, и оба понимающе закивали.

— Да, — сказал Нитц, — думаю, я слышал его так же ясно, как теперь вижу тебя. Хочешь новость, Мэри?

— Какую? — спросила она, облокачиваясь на пианино.

— Нос течет.

— На улице холодно, — сказала она, потирая нос краем ладони. — Он будет петь? Скоро?

— Холодно, — эхом отозвался Нитц.

Он кончил играть, и его немногочисленные поклонники отшвартовались от фортепьяно. Основная публика терпеливо ожидала начала выступления возле эстрады.

— Тебе–то что? — спросил он. — Тебя здесь уже не будет. Малолетка. Мир полон малолеток. А когда я играю, тебе не все равно? Ты приходишь послушать меня?

— Конечно, Пол, — отозвалась она с симпатией.

— Я — прореха. Еле слышная прореха.

— Точно, — сказала она, усаживаясь рядом с ним на банкетку. — А иногда и вовсе неслышная.

— Я — музыкальная пауза. Между великими моментами.

Она немного успокоилась и оглядывала бар, присматриваясь к посетителям, прислушиваясь к разговорам.

— Хорошая здесь компания сегодня.

Нитц передал ей остатки своего потухшего косяка.

— Хочешь? Возьми, преступи закон, пади на самое дно.

Она бросила косяк на пол.

— Я хочу с тобой посоветоваться.

Все равно она уже здесь.

Вставая, Нитц произнес:

— Не сейчас. Мне нужно в туалет. — Он двинулся неуверенной походкой. — Сейчас вернусь.

Оставшись одна, Мэри без энтузиазма бренчала по клавишам и ждала, когда Пол вернется. С ним ей, по крайней мере, было спокойно; она могла спросить у него совета, потому что он ничего от нее не требовал. Увязший в собственных навязчивых идеях, он делал короткие перебежки от «Королька» к своей однокомнатной квартире и обратно, читал вестерны в бумажных обложках и конструировал би–боповые композиции на фортепьяно.

— А где твой дружок? — спросил он, вернувшись и усаживаясь рядом с ней. — Ну, тот парнишка в спецовке.

— Гордон. Он на собрании Молодежной торговой палаты.

— А ты знаешь, что я когда–то состоял в Первой баптистской церкви города Чикала, штат Арканзас?

Прошлое Мэри Энн не интересовало; порывшись в сумочке, она достала вырезанное из «Лидера» объявление.

— Вот, — сказала она, подсовывая его Нитцу. — Что скажешь?

Прежде чем вернуть ей объявление, он невероятно долго изучал его.

— У меня уже есть работа.

— Да не тебе. Для меня. — Она в нетерпении убрала листок и закрыла сумочку.

Это определенно был новый магазин пластинок на Пайн–стрит; она обратила внимание, что там идет ремонт. Но до завтра она не могла пойти туда, и напряжение начинало ее утомлять.

— Я был добрым прихожанином, — продолжал Нитц, — но потом отвернулся от бога. Это случилось совершенно внезапно. Я был среди спасенных, и вдруг… — он фаталистически пожал плечами, — что–то подвигло меня подняться и отвергнуть Христа. Все это было очень странно. Еще четверо прихожан последовали за мной на алтарь. Какое–то время я разъезжал по Арканзасу, выступал с антирелигиозными проповедями. Бывало, я шел по пятам за караванами Билли Санди[98]. Я был эдакий скоромный Нитц.

— Я пойду туда, — сказала Мэри Энн, — завтра утром, раньше всех. Там просят позвонить, но я знаю, где это. С такой работой я отлично справлюсь.

— Это точно, — согласился Нитц.

— И смогу разговаривать с людьми… вместо того чтобы сидеть в офисе и выстукивать письма. Магазин пластинок — отличное место; постоянно что–то происходит. Все время что–то случается.

— Тебе повезло, что Итона сейчас нет, — сказал Нитц. Тафт Итон был владельцем «Королька».

— Я его не боюсь.

Через комнату пробирался негр, и, сидя на банкетке возле пианино, она вдруг вся встрепенулась и распрямилась. И забыла о присутствии Нитца, потому что явился он.

Это был крупный мужчина с иссиня–черной кожей, очень блестящей и — как ей представлялось — очень гладкой. Сутулый и мускулистый, он тяжело двигался; в нем угадывалась личность простая и сильная; глядя на него, она улавливала его флюиды даже издалека. Волнистые густые волосы с маслянистым блеском; солидная шевелюра, требующая тщательного ухода. Он кивком поприветствовал несколько пар, поклонился людям, ожидающим возле эстрады, и прошел — целая гора собственного достоинства.

— А вот и он, — сказал Нитц.

Она кивнула.

— Это Карлтон Б. Туини, — добавил Нитц, — певец.

— Какой большой, — сказала она, не спуская с него взгляда. — Боже мой, ты только посмотри. — Она жадно пожирала, ощупывала его глазами. — Да он же грузовик может поднять.

Прошла уже неделя; она заприметила его шестого числа, в день, когда он давал свой первый концерт в «Корольке». Он, говорили, приехал из Ист–Бэй, где выступал в клубе «Эль Серрито». Все это время она изучала, оценивала, поглощала его издали, как только могла.

— Все еще хочешь познакомиться? — спросил Нитц.

— Да, — сказала она и вздрогнула.

— Да ты сегодня точно под хмельком.

Она нетерпеливо пихнула Нитца локотком.

— Спроси его, не хочет ли он посидеть с нами. Ну же — прошу тебя.

Он подходил к пианино. Он узнал Нитца, и тут его огромные черные глаза остановились на ней; она почувствовала, что он увидел ее, принял во внимание ее присутствие. Она снова вздрогнула, как будто ее окатили холодной водой. На мгновение она закрыла глаза, а когда открыла — его уже не было. Он прошел дальше с коктейлем в руках.