Живая статуя - Наталья Якобсон

Откуда бы не бралось его золото, но он поступал благородно. Мысленно я аплодировал ему. Сам бы я, даже будучи богатым наследником, не решился раздавать страждущим большую часть того, что имею. Для этого, действительно, надо быть почти святым. И для того, чтобы помочь тому, кого преследует злой дух тоже надо иметь определенную отвагу.

Пока я писал, ночь подошла к концу. Рассвет — подходящее время для того, чтобы отправиться к поместью. Лучше всего обходить стороной такие злачные места с наступлением первых сумерек, но утром страх перед силой тьмы убывает даже у суеверного человека. Я суеверным не был, ничего не предполагал насчет потустороннего мира, выходцев из него и волшебства, просто на опыте убедился в том, что они есть.

Если достигнуть территории поместья с самым восходом солнца, то у меня будет больше времени. Я могу оставаться там только на протяжении светового дня. Еще до темноты нужно уносить оттуда ноги, раз уж пришел в гордом одиночестве, без полка и без изгонителя духов. А для моего расследования каждая минута важна, так что надо поторопиться. Честно говоря, расследование я бессовестно забросил из-за Эдвина, и теперь факт собственного долгого безделья показался мне прискорбным. Что я смогу сказать Августину, когда он вызовет меня назад, в Рошен, и потребует подробного отчета? Ладно, с ним-то я еще смогу договориться. Он хоть и был для всех людей в целом, и горожан, и инквизиторов недосягаем, как солнца, но ко мне одному, кажется, испытывал что-то вроде смеси уважения и жалости. Мы в одной лодке, часто думал я, и сам не мог понять почему, ведь он-то достиг самых высот, а я, как был так и остался личностью, ничего не значащей для государства. Но он почему-то закрывал глаза на мое тщательно скрываемое прошлое и на другие мелкие проступки, хотя, несомненно, обо всем догадывался. Только вот его верные и весьма кровожадные псы вряд ли стали бы щадить меня, заметить они за мной хоть одну провинность. Из зависти они могли растерзать любого, кто хоть минуту пробеседовал с их кумиром наедине. Каждый из них хотел быть единственным его приближенным. Естественно, они искали случая избавиться от меня, и мне приходилось быть очень осмотрительным. Если только меня не допустят к самому Августину, и разговор придется вести с кем-то другим, то я пропал в случае неудачи.

Пора собираться в дорогу. Я подобрал одежду потеплее. Зима выдалась на удивление холодной. Я ненавидел февраль с его последними яростными стужами, особенно, если в этот месяц приходилось идти в поход. Но ничего не поделаешь. Мне нужно продвигаться в работе, а, сидя дома, этого не добьешься. Я сунул длинный нож в чехле за голенище сапога, взял с собой тяжелый, но привычный для руки тесак. Пара револьверов в кобуре была всегда на месте. С оружием я никогда не расставался, но прятал его в одежде так тщательно, что со стороны мог показаться безобидным, невооруженным прохожим, праздно шляющимся по окрестностям.

В довершение всего я взял с собой ружье. Так я буду похож на охотника. Здесь каждый вправе, отправляясь в лес, брать с собой хоть что-то для защиты от волков, так что ружье за плечом ни у кого не вызовет подозрений, даже у разыскиваемого убийцы, если он встретится мне по пути. А было бы неплохо застать его где-то именно сейчас, неожиданного и случайно, и одним махом завершить все дело. К сожалению, в жизни приходилось сложнее, чем в мечте, и даже мое безошибочное чутье иногда надолго замолкало. Как сейчас. Я ровным счетом ничего не ощущал, ни опасности, ни даже присутствия поблизости того, кого ищу. Кажется, его не было и за много миль от меня, я не мог ни прочесть его мысли, ни узнать его имя.

Расследование — лабиринт. И в этом лабиринте обитает мой собственный страх перед неизбежным. Я жажду и в тоже время боюсь узнать, кому пожимаю руку, другу или тому, кого должен уничтожить, а может быть, и принять смерть от руки, которую сжимаю.

Первым делом нужно добраться до того места, где нашли труп Бланки. Последний раз я был там не один и не мог сделать того, что хотел. Мне необходимо было ощупать пальцами землю, постоять там, посмотреть на пропитанную кровью почву до тех пор, пока образы прошлого ярким калейдоскопом не замелькают в моем сознании. Я могу опуститься там на колени, коснуться снега, прошептать короткий призыв или просто закрыть глаза и увидеть, как все было на самом деле. Знание могло озарить пустоту, как вспышка. Если бы только я мог коснуться бездыханного тела, пропустить меж пальцев волосы девушки, ощупать ее раны, я бы с уверенностью сказал, кто их нанес. Я бы заглянул в остекленевшие глаза трупа и сумел бы уловить в них частицу ее прежних мыслей и переживаний. Я бы прочел на еще не разложившемся мозгу имя убийцы или выхватил бы его образ из ее памяти. Мне доводилось читать мысли не только живых людей, но и покойников, и, как выражался мой брат, даже среди магов, это был феномен. Никому не удавалось угадывать мысли мертвых, только мне.

Я сунул за пояс еще и легкий мушкет. Так, на всякий случай. Я на опыте убедился, что средство самообороны никогда не окажется лишним. Скоро рассветет, и я смогу заняться своими поисками.

Вне дома было очень холодно, и я спрятал руки в складках короткой, подбитой норковым мехом накидки. Даже она на пронизывающем ветру не казалась такой теплой и надежно защищающей от мороза, как я думал. В Рошене никогда не бывает так холодно, как за его пределами.

Это костры Августина так согрели город, что даже зимняя стужа не может охладить раскаленную площадь, с кривой усмешкой подумал я. Аутодафе были такими зрелищными, что я старался всегда держаться подальше от них. Для сторонника инквизиции это не представляло труда, стоило только сослаться на то, что работы слишком много, и никто не обращал внимания на то, что ты не чтишь своим присутствием это священное мероприятие. Можно было сидеть целый вечер в библиотеке или слоняться по городу, якобы, выискивая колдунов. Главное, создавать видимость работы. За казнями я чаще всего наблюдал из стрельчатых окон-бойниц в читальном зале и представлял, как ужасно упасть вниз и очутиться в пылающем круге костров на площади. Даже если бы у меня были крылья, я бы не решился ринуться вниз и пролететь над этими огнями.

Вместо того, чтобы двинуться прямиком к поместью, я зачем-то углубился в лес. До рассвета можно было немного погулять по окрестностям. Может быть, я набреду на какой-то след: обрывок платья Бланки, нож, спрятанный под корнями дерева, или пуговицу, отлетевшую от камзола убийцы. Если я увижу улику, то сразу ее узнаю, даже если другим она и покажется совершенно неприметной. Просто у меня есть то чутье и тайное зрение, которого нет у других.