Живая статуя - Наталья Якобсон

Ворон все не улетал. Наверное, это от непрекращающегося хлопанья его крыльев над ухом у меня слегка закружилась голова. Комната поплыла перед глазами. Так бывает только тогда…Но еще слишком рано. Я не должен сейчас перевоплотиться. Рука потянулась к горлу, словно желая проверить, не обжигает ли оно, и не нащупала там уже привычной цепочки. Медальона не было. Неужели я потерял его у Габриэля? Ну конечно, тогда я был в таком состоянии, что мог забыть в чужом доме самое важное. Уже не в первый раз я мог сказать, что свалял дурака. Марсель прав. Я забочусь обо всем в целом и совсем не думаю о мелочах. А ведь эти досадные мелочи иногда могут быть так важны.

Влажная от пота кожа скользила под пальцами и жглась, как жидкий огонь, и металл больше не успокаивал ее. Капельки пота тоже были горячими, и, если бы их коснулись не мои, а чужие пальцы, то не миновать было бы ожогов и волдырей.

— Я скоро вернусь, — сказал я Марселю, чувствуя себя последним негодяем, нельзя же снова оставлять его одного в страхе перед неизвестностью. — Жди.

Больше я задерживаться не мог. Слышно было, как Марсель пробормотал что-то невразумительное мне вслед. Бедняга. Естественно, после того, как я так быстро, то появляюсь, то исчезаю, он начнет сомневаться в собственном рассудке.

Я бы остался подольше, если бы был уверен, что смогу контролировать себя и не растерзаю его. Он ведь ничем не заслужил такую смерть. Из всех своих друзей его, единственного, я не хотел видеть мертвым. Даже больше, я хотел, чтобы он жил вечно, как и я.

Промозглый ночной ветер лишь слегка охладил мою кожу. Она все еще пылала так, как не может пылать кожа человека. Человеческое тело не может стать ни таким горячим, как мое во время превращения, и даже после смерти людская плоть не бывает такой холодной, как мое тело во время раздумий или сна, или просто безразличия ко всему, когда дракон спит. Но сейчас он не спал, и от этого мне становилось тошно. Нет медальона — нет и цепей. Он почти, что свободен.

Злая сила внутри меня умела долго выжидать, но потом захватывала в один миг. Я согнулся от боли, вцепился в цоколь какого-то здания, и на нем остались длинные царапины от растущих когтей. Город спал, но рядом кто-то был. Прохожий или бродяга, который отнюдь не спешил помочь. Я слышал приближающиеся шаги, но не слышал участливого вопроса «что с вами», не ощущал даже намека на то, что он встревожен моим затруднением.

Еще не убранный снег скрипел под чьими-то ногами. Вокруг нас сгущалась морозная ночь, а внутри меня бушевало пламя, целая бездна огня. Чья-то рука легла мне на плечо, но не с участием и без желания поддержать, напротив, так цепляется утопающий за того, кого хочет утянуть вместе с собой на дно. Что-то подобное я уже ощущал, когда меня держала рука моего бездушного наставника, твердо, несгибаемо, словно в тисках. Вот и сейчас мне казалось, что скрюченные пальцы какого-то бродяги оставили на моем плече отпечаток зла.

Я оттолкнул его изо всей силы, так, что он пролетел несколько метров и ничком упал на тротуар. Другой размозжил бы себе голову о булыжники дороги, а этот все еще был жив. Его мозги все еще не растеклись по дороге, острые камни не проломили ему череп. Я подошел ближе, чтобы посмотреть на него. Так и есть, бродяга, причем такой убогий, каких в моем городе нет. Удивительно, почему ему до сих пор не выдали нормальную одежду взамен его отрепьям. Ведь я же велел снабжать бедняков всем необходимым. Видимо, даже моя благотворительность распространилась далеко не на всех. А может, он сам решил от нее отказаться, может, решил, что ограбить кого-то достойнее, чем принять подаяние. Наверное, ограбить меня он и намеревался. При его недюжинной силе и крепком телосложении легко напасть на молоденького аристократа, которому стало плохо после ночи возлияний. Так он, должно быть, обо мне подумал. Ну и пусть думает, что хочет. Я надеялся, что не сломал ему ничего, а ушибы скоро пройдут. И все же мне не хотелось оставлять в Виньене хоть одного обиженного.

— Возьми, — я быстро вынул и швырнул ему кошелек. Тот со звоном упал на тротуар, несколько монет высыпались через край и покатились по земле. Блестели они ослепительно и яркими всполохами отражались в глазах под полями рваной шляпы. — Купи себе еду, одежду, найди врача. Если не хватит денег на лечение, то приходи к королевским распорядителям. Король ни в чем не откажет нуждающемуся.

Мне было невыносимо смотреть на его лохмотья, на грязные крючковатые руки, и я отвернулся. К тому же нельзя было показывать ему, что со мной происходит что-то странное и страшное. Я быстро зашагал прочь, и кто-то, но не бродяга вдруг шепнул мне на ухо:

— Господин эльфов щедр, как всегда.

Голос показался мне знакомым, но оборачиваться я не стал. И так ясно, что кругом нет никого, кроме меня и этого несчастного. А голос? Насмешливый, игривый, чуть с хрипотцой, с нотками мудрости и тайного могущества. Снова этот голос! Ну что ж? Отнесем и его в привычную категорию. Пусть это будет всего лишь иллюзия, всего лишь воспоминание.