Семь месяцев бесконечности - Виктор Боярский

Тепло солнца и коктейля разморили участников экспедиции и привели их в то блаженное полудремотное состояние, когда не хочется ни о чем думать, кроме того, чтобы хоть как-то продлить это состояние. Всех вернул к действительности голос Этьенна: «Пэтриот Хил, Пэтриот Хил, Трансантарктика, овер!» Было три часа пополудни — время связи, о котором мы условились с Брайтоном и о котором я, признаться, благополучно забыл, хотя вчера в палатке и обещал Этьенну напомнить о сроке связи. Вот что делает солнце…

Солнце, воздух и вода —Наши лучшие друзья!Так казалось мне всегдаДо сих пор…Но случается беда,И слабеют тормоза,Если сменится водаНа ликер!

Да, да! Впрочем, не мне вам говорить об этом, уважаемые читатели, вы и сами прекрасно об этом знаете. Брайтон, в распоряжении которого ничего, кроме воды во всех трех ее агрегатных состояниях, не было, сразу же откликнулся и скороговоркой сообщил, что ДС-6 по-прежнему сидит в Пунта-Аренасе, и поэтому ни сегодня, ни, по-видимому, завтра ждать киногруппу нам не придется. Тем временем тень от нунатака, выбравшись наконец из снежной воронки, стала быстро подкрадываться к нам, и мы сразу же ощутили ее холодное дыхание: минус тридцать в тени — это настоящие минус тридцать! Быстро свернув свою ярмарку, в 16 часов мы продолжили маршрут.

Рядом с ящиками с собачьим кормом и продовольствием мы с Этьенном оставили сумку с лишней пока одеждой и снаряжением. Я же оставил еще все свои полиэтиленовые баночки для отбора образцов снега: мы были уверены, что Брайтон привезет все это нам на холмы Патриот (наивные люди!). Пройдя до 18 часов еще 7 миль, мы остановились лагерем. Интересно, что, несмотря на всю свою двухсотметровую высоту, нунатак Фишер очень быстро скрылся из глаз после того, как мы перевалили через какой-то очередной ледяной гребень. К вечеру от прекрасной солнечной погоды остались одни воспоминания: с востока натянуло облачность и пошел подгоняемый начинающимся ветром снежок, температура повысилась до минус 22 градусов, стены в палатке, еще недавно горевшие неугасимым желтым огнем, погасли, и стало сумеречно. Все эти зловещие приготовления погоды вынудили меня выбраться наружу проверить надежность оттяжек и более тщательно обсыпать палатку снегом.

Радиосвязь, подарившая нам с самого начала две минуты надежды, когда в наушниках раздался возбужденный крик Крике: «Трансантарктика! Я вас слышу!» — стала чахнуть что называется, на глазах и «на ушах» и вскоре прекратилась окончательно, а жаль — так мы и не успели ничего ни принять, ни передать! Скорее от отчаяния, чем от чего-то другого, Этьенн решил в этот вечер побриться. У него великолепная электробритва «Филипс» на батарейках емкостью примерно двадцать две щетины. Звук мягко работающей электробритвы — этот голос цивилизации — на мгновение перекрыл начинающий грубеть за тонкими стенами палатки голос дикой природы. Мы отдыхали. Лагерь в координатах: 77,8° ю. ш., 87,6° з. д.

К счастью, от ветра с востока стога наших палаток не погнулись, так как ему не дал разгуляться хребет Сентинел, под могущественным покровительством которого мы и продолжили сегодня свое путешествие. Вершины хребта, еще вчера такие четкие на фоне голубого неба, сегодня были скрыты густой клубящейся облачностью. Ветер, наиболее сильный в прорезающих хребет ущельях, выносил по ним на подступающее к горам ледяное плато длинные, подвижные грязно-белые языки тумана. Было тепло — всего минус 18 градусов.

Вышли около 9 часов, и первые полчаса поверхность была нелегкой: уклоны, заструги, скользко, а тут еще и белая мгла — наверное, на всякий случай, чтобы мы не теряли формы. Мы пошли сначала немного к западу, а затем повернули строго на юг, оставляя и хребет Сентинел, и все стоящие отдельно нунатаки к востоку от себя. Вскоре поперечный уклон поверхности стал уменьшаться, но в направлении нашего движения она продолжала оставаться волнистой, очевидно, в результате многолетней неравномерности снегонакопления в этом районе, вызванного соседством гор. К полудню ветер совершенно стих, и, несмотря на отсутствие прямого солнца, стало очень жарко. Очки мои настолько запотели, что мне пришлось их снять. Рассеянный снежной поверхностью свет слепил глаза, и я старался смотреть вдаль, благо поверхность, ровная и покрытая тонким слоем свежевыпавшего снега, позволяла это сделать.

При наличии ясных ориентиров в виде вершин нунатаков, особой необходимости в компасе также не было, поэтому сегодня мне было не слишком сложно лидировать. Второй день подряд прекрасный пикник с видом на горы. Уставшие и разомлевшие, так сказать, от жары собаки лежали вповалку на снегу без всяких видимых признаков жизни. Мягкий слой свежего снега на поверхности сегодня был как нельзя более кстати — собакам легче утолять жажду на бегу, что они часто и с удовольствием делали. Я тоже иногда не отказывал себе в удовольствии подержать под языком холодную белую таблетку снега, особенно сегодня, когда было жарко. Глотая самую экологически чистую воду на Земле, я думал о том как здорово, что еще есть места, где можно есть снег, лежащий прямо под ногами, не опасаясь заглотить что-нибудь редкоземельное из нижней части таблицы Менделеева! Пока еще есть…

Как-то однажды в разговоре Уилл сказал мне, что работает над книгой по проблемам экологии и охраны окружающей среды. Книга называлась, кажется, «Планета Земля» или «Наша Планета» — сейчас точно не помню, но помню, что меня удивило то, что Уилл взялся за такую тему. Понятно, что она в настоящее время очень остра и актуальна. Каждый из нас готов при случае порассуждать на тему охраны окружающей среды от человека, — но чтобы рассуждать об этом профессионально (что мне представлялось необходимым, если речь идет о книге), надо было, по моим понятиям, хотя бы некоторое время работать в этой области, знать проблему всесторонне… Наверное, путешествуя в полярных широтах, которых пока, к счастью, не так сильно коснулась уже ставшая губительной для многих регионов Земли деятельность Преобразователя и Покорителя Природы, Уилл составил для себя какой-то идеал окружающей среды, к сохранению которого он и хотел призвать в своей книге все Человечество, может быть, и дай Бог!

Я шел погруженный в свои мысли и, наверное, долго не оборачивался — видимость была хорошей, скорость движения небольшой, — так что я, в общем-то, не без оснований полагал, что и позади меня все в порядке. Каково же было мое удивление, когда, обернувшись, я обнаружил, что уже давно иду один, сам по себе, и никого вокруг нет… Я остановился.