Волшебный свет любви - Наталья Батракова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно зазвонил мобильник.
«Кто это в такую рань? – с удивлением взял он трубку. – Мама? Что-то случилось?» – тут же обдало его холодной волной.
– Вадик! Вадик, что ж это такое происходит? – даже не поздоровавшись, запричитала та. – Не успела я проснуться, как… как… Галя только что зашла к тебе в квартиру, а там…там… – дрожал ее голос.
– Что там? – начиная догадываться, что же такое обнаружила в его жилище Галина Петровна, спросил он спокойно, сетуя при этом на себя, что не подумал и не предусмотрел такую ситуацию. Надо было попросить Галину Петровну не приходить в квартиру, пока он не вернется. – Там… Там нет Катиных вещей… – растерянно сообщила Нина Георгиевна. – И ее самой нет…
– Я знаю. Ну и что из того?
– Как это – что из того?
– «Что из того» означает, что мы расстались, – беспристрастно пояснил Вадим.
– Когда? – опустошенно выдохнула Нина Георгиевна.
– По всей видимости, еще в пятницу. Именно поэтому я и не прилетел в субботу. Прости, не хотел тебя расстраивать.
– Но почему? Катя такая хорошая…
– Наверное, именно поэтому. Она слишком хороша для меня, – перебил он ее. – Или – я для нее. Что, по сути, ничего не меняет: мы расстались – и точка. Придется с этим смириться, – добавил он чуть мягче. – А теперь слушай меня внимательно: прямо сейчас идешь к аптечке, берешь таблетки по списку, принимаешь, запиваешь водой… Давай, я жду…
– Вадим, какие сейчас таблетки?..
– Мама, ты идешь к аптечке и берешь лекарства, – чуть жестче повторил сын. – Мне и без того хватает проблем: завтра – похороны Мартина. И я не хочу по возвращении заняться тем же дома.
– Ну хорошо, хорошо, – послушно согласилась Нина Георгиевна. Какое-то время в трубке был слышен шорох, затем шум воды. – Все, выпила. Вадик, так что же такое случилось?
– О том, что случилось, я расскажу тебе, когда приеду. Всю правду, обещаю. А теперь опять слушай меня внимательно: ты ничего не пытаешься выяснять сама и ни в коем случае не звонишь Кате. Обещаешь? – строго спросил он.
– Обещаю, – только и смогла вымолвить бедная женщина.
– Вот и хорошо. Вечером позвоню.
Закончив разговор, он полистал меню, нашел нужный номер и послал вызов.
– Галина Петровна? Доброе утро.
– Доброе утро, Вадим. Я тут прибираться начала…
– Галина Петровна, зачем вы сообщили матери, что… В общем, вы сами знаете, что, – строго произнес он. – Вам разве ничего не известно о ее здоровье?
– Я… – растерялась женщина. – Я в квартиру зашла, а она пустая, никого нет. И вещей Катеньки нет, – стала она оправдываться. – Вас не хотела беспокоить, набрала, не подумав, номер Нины.
– Так вот, отныне и навсегда: что бы вы ни увидели в моей квартире, чему бы ни удивились, что бы вас ни взволновало – сначала будете думать и говорить об этом со мной и только со мной. Иначе нам придется расстаться. Вы все поняли?
– Все.
– Екатерина Александровна ничего не оставила?
– Ничего… Вот только записка смятая под столом в кабинете… – растерянно пробормотала женщина. – Наверное, Катя писала.
Последовала долгая пауза.
– Вы ее читали?…Понятно, – сказал Вадим после затянувшегося молчания. – Значит, так. Сейчас вы закрываете квартиру, сдаете ее на сигнализацию и отправляетесь к Нине Георгиевне. Это первое, – холодно отчеканил он. – Второе. Никаких разговоров о Екатерине Александровне и обо мне. Более того, ни в коем случае не поддерживать с мамой эту тему. И третье: я вернусь в среду. До момента, пока не позвоню, что прилетел, и не приеду, вы не должны оставлять маму одну. Вам все ясно, Галина Петровна?
– Хорошо, Вадим Сергеевич, – испуганно согласилась женщина.
Честно говоря, по имени-отчеству она назвала его первый раз в жизни. Познакомились ведь давно, когда тот был подростком. Воспитанный, культурный мальчик, сын профессора, шестидесятилетие которого отмечали у нее в ресторане. И с женой за время подготовки торжества сложились приятельские отношения.
Подругами они стали гораздо позже, когда у обеих, с разницей в пару месяцев, умерли мужья: сначала у Галины Петровны, затем у Нины Георгиевны. Пережитое горе сблизило окончательно. С тех пор они практически не расставались.
– Я на вас надеюсь, тетя Галя, – неожиданно добавил Вадим с болью в голосе.
– Да, Вадик, конечно. Я прямо сейчас еду на Пулихова, – спохватилась та.
– Спасибо, – только и смог выдавить он.
Опустившись в кресло, он крепко сжал в руке телефон, изо всех сил сомкнул веки и подумал:
«Ну вот и все…»
– Катя, ты сошла с ума? – прочитав текст, Камолова сдвинула на лоб очки и внимательно посмотрела на Проскурину. – Ты хочешь, чтобы мы это напечатали? Я согласна, такие личности, как профессор Ладышев, имеют право на увековечение памяти – на мемориальных досках. Пусть даже улицу назовут его именем, я не против. Но как это связано с сегодняшним днем? Рейтинга такая публикация нам не добавит. Кроме лично тебя и еще пары человек, кого взволнует судьба этого человека? В обществе мало проблем, что ли? Материал из колонии – это да, это актуально. Можно сказать, эксклюзив. Но какое отношение «ВСЗ» имеет к тому, что было напечатано много лет назад в маленькой газетенке, которой, к слову, давно нет? Молодая неопытная журналистка допустила ошибку, которая, возможно, и стала косвенной причиной чьей-то смерти. Почему именно в «ВСЗ» должно выйти опровержение того, к чему мы не имеем ни малейшего отношения? – в недоумении повысила она голос.
– Имеем. Потому что эта журналистка сейчас работает здесь. Потому что из молодой и неопытной она превратилась в матерую, получила известность. И теперь она хочет исправить давнюю ошибку, – опустив глаза, тем не менее стояла на своем Проскурина.
– Вот именно! Свою, личную ошибку! Катя, что с тобой? Прежде ты никогда не путала личные проблемы с делом!
– Я и сейчас не путаю. Но есть профессиональная ответственность. И еще совесть, которая не атрофировалась даже под грудой заказных статей или валом третьестепенных событий, которые приходится освещать. Поймите, здесь судьба человека, личности с большой буквы. Люди, которым я поломала жизнь.
Жоржсанд нахмурилась и свела брови.
– То есть, ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что для меня сейчас это крайне важно. Можно сказать, вопрос жизни и смерти. Как журналистки.
Камолова сняла очки, положила их на стол, встала, сложив руки на груди, подошла к окну комнаты совещаний. С минуту так постояв, она вдруг резко развернулась и схватила листы с распечатанным текстом.