Полихромный ноктюрн - Ислав Доре

Сначала не понял о чём оно стрекочет, потом разглядел: под ним лежало изувеченное тело сприггана, а круглая шляпка валялась возле, будучи изорванной в клочья. Иная разновидность ярости заклокотала в груди, там поселился холод. Когда запрыгнул в пень, музыкант просочился в трещину, поковылял прочь. Трус отказался принимать ответственность за свои деяния. Его кряхтения слышалось невообразимо отчётливо. Встав на колено перед мёртвым телом той, кого ранее считал не более чем вымыслом, бегло осмотрел каждую рану. После чего принял решение догнать уродца, исследователя внутренних миров.

Достал свисток, прикоснулся губами. Вдруг в пустую голень древесного исполина начала прибывать вода, не обычная — густая, илистая. Из неё полезли массивные угольно-чёрные щупальца вековечного спрута, обитающего в пустоте вне пут пространства и времён. Длинный вырост нежно обвил сприггана, погрузил в пучину. Это то немногое, что мог сделать в благодарность за помощь Оренктону. И неважно: была ли она той самой или же нет.

Набав Днах смотрел на меня из ила. Протянул когтистую четырёхпалую руку — я пожал её. Тут его зрачки повернулись, горизонт стал вертикалью.

— Эта страхолюдина не догонит меня, — бормотало пучеглазое создание, пока искало новое убежище. — Спрячусь в нору, буду обсасывать косточки. Там, в сырости, меня не найдут. Дождусь ночи пиршества! Мы утолим свой и его великий голод. Саккумбиев пир! Они не бояться, но пока что…

Музыкант прополз под холм под однообразным посечённым ветвями небом. Под землёй положил зазубренную конечность на уродливый инструмент, продолжил свою игру. Избавляться от преследования таким громким образом…умно. Скрежет тупой пилы заставлял каждую травинку выгибаться, извиваться ленивым червём. Наступила гудящая тишина, сквозь неё просачивался шелест листвы и острожное пение не спящих птах.

Внутри норы поселилась возня, будто началась потасовка по пьяни, — пернатые крепко-накрепко сжали клювы в ожидании. Выползает пучеглазый, паника подгоняет его невидимыми кнутами с железными наклепками. После ударов, из гнусной глотки отхаркивались слюни. Соприкасаясь с землёй, жгли её как угли молодую кожу. Я видел это и снизу, и сверху.

Бледный отбежал от холма. Обрушившись на него, воткнул клинок по самую рукоять в сплюснутый череп. Нет, он не замер в смертельном бездействии, а покосился, попытался вывернуть голову дальше допустимого предела — вёл её до хруста. Не проронив ни слова, отошёл на пару шагов, выставил ладонь. Предплечье, оно изменилось. У меня не было бороды, но теперь выросла в один момент. Прикоснулся к подбородку и понял: это совсем не борода, по крайней мере, в привычном виде. Живые щупальца потянулись к музыканту, потянулись к его отвратительной слабости. Из норы, расширяя проход, выползло другое щупальце, только куда большего размера. Оно разверзлось, и из получившейся волчьей ямы вышла она. Держа новую шляпку аккуратными пальчиками, безмолвно, взглядом просила проявить милосердие к её мучителю.

— Да будет так, — сказал я.

Резко сжал ладонь. Из-под земли вырвалось нечто, что пронзило пучеглазого и вылезло из ключицы. Он был ещё жив, спустя череду моментов его страданий… не спеша нанёс последний удар, дабы выполнить просьбу. Не удержался и громко рассмеялся, параллельно проверяя глубину погружения лезвия в плоть отвратительно твари. Новое чувство разбегалось по всему моему телу, до каждого кончика ногтя. Повторял это снова и снова, пока некто не схватил меня со спины.

— Учитель Ханд, что вы делаете?! — прокричал знакомый пропитанный страхом голос.

— Прекратите! Вам это кажется! — останавливал Ифор, оттаскивая от насаженного на кол мертвеца.

В глазах потемнело. Сознание погружалось в сон. Падая на уровень ниже, услышал: — Быстрее! Найди Форца! Мы должны уезжать из Недо.

19. Восковая стена и очень важный человек

Обрывочные вспышки знаний, воспоминаний ползали по венам. Внушали скоротечную эйфорию. После неё приходило состояние совершенно противоположное. Перепады повторялись, гуляли по кругу. Песок блаженства заполнял прозрачный сосуд, потом часы переворачивались; крупинки возвращались обратно через горловину, но уже частичками опустошающих мук. В редкие мгновения казалось, что кости тела не раздробились в муку, а утратили свою твёрдость. Голова раскалывалась. Звонкий треск и сухой звук вытащили меня из оврага беспамятства. Приподняв века, обнаружил себя на скамье экипажа. Солнце стояло высоко на мутном небе, лучи проходили сквозь оконную решетку, показывали моих спутников. Смотрели на меня так же, как выходцы Академии смотрят на закрытую шкатулку с запретными знаниями. Кое-что объединяло их: общая осторожность и немалая доля переживания. Своевольный и Разноглазая абсолютно точно обеспокоены моим состоянием, но не решались заговорить. Не решались услышать ответы на накопившиеся вопросы. Решено, сделаю первый шаг.

— Наш мир необычно глубок, густоте тьмы нет предела, — сказав это, искал свою сумку. — Опасности разной формы могут поджидать где угодно. Нельзя быть готовым ко всему. Порой для выживания, для победы, необходимо просто действовать. Вот и вы поступили так же. Но спешность нашего отъезда наводит на определённые мысли. Неужели еда в общем доме была настолько невкусной? — спросил я, пробуя развеять нависшее в воздухе напряжение скромной шуткой.

— Вы ничего не помните? — почти каменным голосом проговорила ученица.

— Разумеется, помню. Знаете, если долго смотреть на отражение в полумраке, можно увидеть на своём лице некоторые дополнения. Глазницы могут стать больше и опустеть, кожа может побледнеть, может появиться улыбка-оскал. Трупное зрелище. Однако видимое не всегда верно показывает суть. Да, тело может отреагировать на искаженное отражение, на мнимую угрозу, но от такой игры вы же не становитесь кадаврами, — подстелив соломку, потянулся к клинку. — Необычно. Где моё оружие?

— Он у меня, — признаётся Ифор, переглядываясь с ней. — Это для общей безопасности. Позже, может быть, верну его вам.

— Значит, стащил его у меня, пока я был без сознания. Теперь мне невыносимо интересно, откуда такой упадок. Длительное время в пути, вдали от города, не могло на тебя так повлиять. Матрос, упавший за борт судна, не отращивает жабры в одночасье. Выброшенная на берег рыба не встаёт на свои две и не идёт в питейное заведение. Для подобных метаморфоз необходимо куда больше времени и целая гроздь условий…

— Ничего я не стащил, а изъял, чтобы не навредили ни себе, ни окружающим. После падения в овраг, вы изменились, стали опасны. Во сне плачете, обнимаете сумку, выкрикиваете страшные вещи про погребённый под пеплом город. Даже зовёте Хора. И Донного бога…

— Ещё говорите про гниющий мозг, — добавила Софистия. — Говорите, что идёте к Шихи. Но ведь…если она и жила когда-то, сейчас-то наверняка мертва. Уж не значит ли это, что вы собираетесь…

Ученицы оборвала свои слова, замолчала, представляя варианты судьбы.

— Мы довольно долго искали Рефлект, — натянув улыбку,