Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет у тебя никакой фобии, – объявила Катя, деловая женщина с нервами – стальными канатами. – И сядь ты, ради бога, на место!..
За стеной отчетливо прогрохотало, взвизгнули дверные петли, высоченная Поливанова метнулась и села на табуретку очень прямо.
Они с Митрофановой переглянулись.
Снова загрохотало, зазвенели ключи, и тяжелая металлическая сейфовая дверь распахнулась.
Людей, вошедших в комнатку, ни Маня, ни Катя не узнали. Один был в форме, а второй в гражданском.
– Получите родственника, – весело сказал тот, что в форме, и подтолкнул того, в гражданском. – Садись.
Гражданский пробормотал:
– Спасибо, – и медленно опустился на табуретку с другой стороны пустого стола, а второй стал деловито снимать с него наручники. Позвякивали ключи.
– Володя?.. – пробормотала Митрофанова, не веря себе.
– Вы тут не особо, ладно? – вмиг став озабоченным, попросил тот, что в форме. – Нет, говорите сколько хотите, раз уж и полковник, и следак разрешили, но под трибунал никому не охота!
– Ну, конечно, конечно, – заговорила Маня Поливанова ласково. На Берегового она старалась не смотреть. – Когда вещи вернут, я вам книжку подпишу, хорошо? У меня в портфеле есть книжка. Ваша мама наверняка читает!
– Мама-то? – Он просиял. – Мама читает! Но лучше тогда мне, ладно? Прямо по фамилии и по званию! А я ей пошлю, она гордиться будет! Ну, вы того, разговаривайте с родственником. Можно.
Он шагнул к двери, остановился и окинул всех троих специальным придирчивым взглядом.
– Если чего, я рядом, сигнализируйте!
Снова заскрипели петли и сильно грохнуло железом по железу.
Незнакомый человек, похожий на Берегового, вздохнул и медленно, одну за другой, выложил на стол руки.
– Я не убивал никого, – сказал человек. – Здравствуйте, Марина. Здравствуйте, Катя.
Маня Поливанова, последние десять лет писавшая детективы под псевдонимом Марина Покровская, не могла себе представить, что за три дня возможно так измениться.
Про это не было написано ни в одном романе. Видимо, потому она и была не готова.
– Нам разрешили свидание, – выпалила она шепотливой скороговоркой и оглянулась по сторонам, оттягивая момент, когда придется посмотреть на него прямо. – Предполагается, что мы ваши сестры и пришли поговорить.
– Давайте поговорим, – согласился человек, бывший три дня назад Владимиром Береговым, начальником IT-отдела издательства «Алфавит».
– Володя, что случилось?! – Это спросила Митрофанова.
Как видно, нервы на поверку оказались не стальными канатами, а ватными комьями, потому что голос ее отчетливо дрожал.
Береговой улыбнулся и вдруг стал очень похож на свою мать, Елену Васильевну. Катя вздохнула с облегчением и перестала трястись. На первый взгляд зубы целы, и он все еще может улыбаться.
– Ничего особенного не случилось, – сказал Береговой. – Меня обвиняют в убийстве Сергея Балашова. Знаете такого телевизионного ведущего? Наверняка знаете! Я нашел его труп у себя в багажнике.
Маня Поливанова за несколько секунд успела прийти себя. Она помнила все наставления Никоненко – никаких фамилий, особенно милицейских-полицейских, особенно тех, кто помогает, тем самым нарушая все существующие законы!.. Никаких оценок происходящему. Не рыдать, не завывать и не проклинать злодеев.
Все остальное можно.
Их, конечно, слушают, но слушают… с сочувствием. И на том спасибо.
Маня на секунду прикрыла глаза и, как любая женщина на свете, первым делом спросила то, чего спрашивать было решительно нельзя:
– Сильно бьют?
Она выговорила это одними губами, почти прошелестела, но он понял, конечно. Должно быть, он многому научился в эти три дня.
– Терпимо. А сейчас совсем перестали.
Перестали, когда Никоненко вмешался, подумала Маня.
– Ты признание подписал?
Он помотал головой – нет.
– Держись.
Он кивнул.
– У тебя будет адвокат. Я переговорила с Глебовым, он сегодня-завтра посмотрит материалы дела. Ты должен рассказать ему все как было.
Павел Глебов – знаменитый адвокат, из первой пятерки, а может, и тройки, Перри Мейсон и Генри Резник в одном лице. Только при упоминании его фамилии наименее подготовленные судьи если уж не падают замертво, то отменяют заседание и в ту же минуту отправлялют дело «на доследование». Его услугами пользовались исключительно «в высших сферах». Он был молод, насмешлив, чертовски умен и очень хорош собой, как адвокат в американском кино.
Береговой посмотрел сначала на одну притихшую девицу, потом на вторую. Они совершенно были не похожи на тех, кого он знал… как бы это выразиться… «еще до войны»!
Те – одна знаменитая писательница, другая его непосредственная начальница-самодур – были уверенные в себе, жесткие, громогласные, далекие от него, как свет звезды Альдебаран, совершенно чужие!
Эти были бледненькие, растерянные, сочувствующие, с добрыми, испуганными, взволнованными лицами. Свои.
Меньше всего он ожидал их увидеть здесь, в КПЗ! Он вообще ничего не ждал и ни на кого не надеялся, и тут неожиданно его куда-то повели и привели не на допрос, а… к ним!
Он вдруг задышал глубже и удобнее уселся на жесткой табуретке. Ребра и спина ныли так, что хотелось, чтоб они совсем отвалились и хоть на какое-то время перестали болеть.
– Володя, ты понял, что я сказала про Глебова?
– Мне он не по карману. И потом, у меня уже есть какой-то. Тут такой порядок. Если нет своего, то назначают кого-то! Так положено.
– Зато мне по карману, – сердито сказала писательница Покровская, которая тоже как будто начала оживать.
Он не удержался, неловко потянулся и потер спину под свитером. Не было сил терпеть.
– Тебе больно, Володя? – вдруг спросила начальница-самодур Митрофанова, и глаза у нее налились слезами – на самом деле!
Самыми настоящими, искренними, горячими женскими слезами.
Маня пнула ее в бок так, что она даже на стуле качнулась, – что ты будешь делать, Маня в этой крохотной железной комнатке все время пиналась! Слезы пролились и потекли по щекам. Береговой, позабыв о своей спине, смотрел на Митрофанову во все глаза.
– Вы не переживайте за меня, – растерянно сказал он ей. – Не очень-то и больно.
– Рассказывай быстро, как все было на самом деле. Только честно, Володя.
– Я его не убивал.
Поливанова отмахнулась.
– Это всем известно. Это даже следствию известно! – Она не знала, можно так говорить или нельзя, но не сказать не могла. – Но никто не понимает, как все было на самом деле! Алекс сказал, что ты явно чего-то недоговариваешь!
– Алекс? Какой Алекс?
– Наш. Александр Шан-Гирей. Мы все заняты этим вопросом. Твоим вопросом. То есть не вопросом, а происшествием. То есть не происшествием, а…
Все же она волновалась так, что путались не только мысли, но и слова!..
Катя быстро вытерла слезы, хотела
