Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова

Ресторан «Трюфель» был организован таким образом, что казалось, будто за окнами нет никакой Москвы, слякоти, вечерних пробок и темных, колышущихся от негодования и усталости, толп на автобусных остановках.

Впрочем, люди, собиравшиеся здесь, вряд ли имели отношение к толчее и пробкам, что уж говорить о весенней слякоти!..

Алекс приехал на метро и долго не понимал, почему на него косится важный метрдотель, а потом сообразил. У него были заляпанные грязью ботинки, которые, должно быть, наносили метрдотелю некое почти что личное оскорбление.

– Вас ждут?

Алекс пожал плечами. В голове у него слегка шумело – от виски, которого он выпил довольно прилично, от голода и от свалившейся на него свободы.

– Вас ждут, молодой человек? – повторил метрдотель с нажимом.

Алекс опять пожал плечами.

Он поехал на свидание исключительно от ненависти к себе и теперь всячески старался доказать, что не от ненависти, а для развлечения и свободы, но что толку доказывать!.. Он должен как-то пользоваться приобретенной свободой и вот теперь… пользуется ею в ресторане «Трюфель», где веселье началось с того, что его облил презрением метрдотель.

Алекс все про себя знал. Хуже того, Маня Поливанова, помахавшая ему рукой на прощанье, тоже знала.

Он вытащил телефон и посмотрел в окошечко.

Нет, не звонила.

…Она больше не станет тебе звонить, ты же все понял в ту самую секунду, когда освободился!

Она добрая, славная и преданная, ты знаешь ее лучше всех!

Она всегда готова была мчаться по твоему первому зову, слушать твои бредни, и ругать тебя за них, и хвалить за высокоумные мысли, и спать с тобой, и просыпаться с тобой. От одиночества и растерянности она не может больше написать ни слова, конечно, она растерялась, когда ты начал свои игры, еще бы!.. Ты оставил Маню одну с ее страхами, с ужасом перед телефоном, который больше почему-то не звонит, и отчаянием перед листом бумаги, на котором почему-то больше не получается ничего написать – катастрофа.

Зато ты, будучи благородным человеком, снизошел до помощи в каком-то дурацком детективном деле, которым она от горя занимает себя нынче, как будто именно в этой твоей помощи она нуждается.

А сегодня ты сказал ей – перебор.

– Алекс! Привет, я здесь!..

Фия издалека махала ему рукой, и, увидев этот жест, он отшатнулся, словно она собиралась подбежать и ударить его. Отшатнулся так, что почти налетел на метрдотеля. Тот посторонился.

Этот бледный и длинноволосый в нечищеных ботинках был откуда-то ему знаком, как и большинство присутствующих. Их всех то и дело показывали по телевизору или печатали в газетах. Этот появился в первый раз, должно быть, его только недавно стали печатать и показывать. У метрдотеля этот тип не вызывал ни малейшего уважения – ботинки вон какие!.. – а он привык к «приличным».

Привык настолько, что соседи по лестничной площадке в многоэтажке на улице Тухачевского с некоторых пор вызывали у него презрительную усмешку. Эти самые соседи, мусорившие во дворе, курившие на лестнице, бросавшие бычки в угол лифта, шумевшие под окнами, когда не на жизнь, а на смерть бились за свободное место для машины, были самыми обыкновенными плебеями. А здесь, в ресторане «Трюфель», за тонированными пуленепробиваемыми стеклами собирались одни патриции!..

Про плебеев и патрициев ему прочитал сынишка из учебника по истории.

Впрочем, патрициев метрдотель тоже презирал, и жилось ему нелегко.

– А вы опаздываете, как говорится! – Фия подставила Алексу руку, чтоб поцеловал. Он принял руку, но целовать не стал.

Он целовал руку только Анне Иосифовне и еще Мане Поливановой целовал – в постели, ладошку.

Фия смотрела на него и улыбалась нежно.

– А вы сегодня какой-то не такой.

Он кивнул. Разговаривать у него не было сил.

Вот прекрасное свидание. То, что нужно.

– А я книжку вашу привезла, вы же мне автограф так и не дали! Вы подпишете, да?

– Что-нибудь на аперитив? – заботливо, как мать над ребенком в рекламе овощного пюре, наклоняясь над Алексом, спросил официант.

– Виски, – сказал он. – Любой. Минеральную воду, лед и лимон.

– А вино? – Фия провела рукой по белым волосам до самых кончиков. – Вы наверняка все понимаете во французских винах! Научите?.. Вот я, как говорится, так и не научилась разбираться. Я их по вкусам не различаю. Мне кисло очень.

– Очень кисло, – повторил Алекс.

– Ну? Что вы сегодня делали?

– Я? – вдруг удивился он.

– Ну да! Я перышки чистила. По телефону болтала. Хотела в парикмахерскую съездить, но не записалась. А вы где стрижетесь? Здесь или в Париже?

Алекс, который стригся где придется, не придумал, что ответить на этот вопрос.

– Так что вы делали? Писали роман, да? Новый?

– Ездил в дом Сергея Балашова, – неизвестно зачем сказал Алекс. – Вы знаете, Фия, это очень интересно. Его никто не любил и не жалел. Его любила, по-моему, только одна женщина, но он или не знал об этом, или просто не обращал внимания. Ну, наверное, мама еще любила, но мать я не видел.

– Да его все любили, как говорится! Он же такая знаменитость! Он звезда! Его каждый день по телику показывали, а вы говорите – не любил никто!.. Вы из-за него в плохом настроении, да? Из-за того, что его убили?

– Вы очень проницательная девушка.

Фия улыбнулась ему, и опять очень нежно.

– А диски мои не послушали? Ну, где я в «Барбарисках», или сольники? Они еще лучше! А я вам все привезла! – Она полезла в сумку и стала копаться. – Все, что у меня было, собрала! Вот!..

И она плюхнула на скатерть пакет, довольно увесистый. Алекс уставился на пакет. На нем была картинка – очень красивая девушка, нечто среднее между его новой подругой Фией и Дашей, бывшей подругой покойного Сергея Балашова. Почти голая, она обхватывала руками соблазнительные груди, а соблазнительные ягодицы слегка обхватывала полоска кружев. И название магазина белья.

Фия привезла ему образчики своего творчества в пакете из магазина белья.

…Ты сам всего этого хотел. Это и есть свобода. Можно освободиться еще больше – позвонить Даше, переспать с ней. Она согласится, конечно. Ты же знаменитость европейского уровня. Про тебя журнал «Таймс» сказал, что ты «номер один», а такие девушки согласны только на «номер один». Номера «два», «три» или «восемь» их не интересуют. Впрочем, ты их тоже не интересуешь. Их интересует исключительно твой порядковый номер!..

Маня Поливанова в таких случаях говорит – Матерь Божья. Или еще – святые угодники!..

– Я обязательно послушаю, – пообещал Алекс и