Пока чародея не было дома. Чародей-еретик - Кристофер Сташеф

— Верно, братец. А вот какой будет урожай — это мне не так важно.

— Точно. Потому что если ты не вспашешь поле — это сделает за тебя кто-то другой, — весело усмехнулся Анхо. — Не бойся, брат! Ибо на Божьей ниве взрастет такой урожай, собрать который под силу только тем, кто наделен таким даром! Мы с тобой донесем Слово Божье до многих грешников и добьемся того, что они также станут колосьями на ниве Господа нашего! Так?

Хобэн посмотрел на брата. Его глаза сверкнули.

— Может, и так, братец. Может, и так!

— А я даже не сомневаюсь! — Анхо ударил брата по плечу и повел за собой. — Пойдем! Для начала я отведу тебя в трапезную. Там ты перекусишь. Потом пойдем в аббатство, где ты будешь молиться — и намного дольше, чем тебе будет хотеться! Здесь спальня — ну, это ты уже видел. Здесь ты будешь спать — но не подолгу.

— Ты меня пугаешь. Нарочно? Здесь такая трудная жизнь?

— Трудная, братец, трудная. Но ты выдержишь, не сомневаюсь. — Анхо обернулся. Теперь у него засверкали глаза. — Но не от тягот, не от трудов сдаются такие, как ты, а от скуки. Пойдем же, сейчас ты получишь первый урок. Скоро начнется вечерня.

12

Род проснулся от звонкой птичьей трели. Он приподнялся и, сонно моргая, огляделся по сторонам. Оказалось, что распевает вовсе не птичка, а его дочь Корделия.

Заметив, что отец проснулся, девочка очень обрадовалась.

— Доброе утро, папочка! Правда, какой чудесный день?

— Может, и чудесный, — проворчал Род, не без труда заставив себя сесть. — Но честно признаться, детка, я бы с большим удовольствием проснулся на кровати.

Конечно, он без труда мог раздобыть ложе поудобнее: в его надежно припрятанном космическом катере лежало несколько самонадувающихся матрасов. Но Роду вовсе не хотелось, чтобы его лишний раз упрекнули в колдовстве. По всей округе кипела охота на ведьм, и настроение у крестьян было далеко не самым мирным. Род испустил вздох великомученика и поднялся с расстеленного на земле одеяла, затем взял плащ, которым укрывался, и встряхнул его.

— Ну, еще хорошо, что сейчас лето, — заметил он.

— О! — Корделия широко раскрыла глаза. — А зимой я бы в лесу спать не стала, папочка!

— Я бы тоже не стал, — кивнул Род. — Разведи костерок, ладно? А я сейчас вернусь.

К тому времени как он ответил на зов природы и вернулся, Корделия успела собрать растопку и хворост и, уложив все это аккуратным конусом, пристально уставилась на будущий костер. Заструился синеватый дымок, вспыхнули язычки пламени. Корделия расслабилась и радостно взглянула на отца.

— Горит, папочка. А чем же мы позавтракаем?

Что ж, можно было недурно поупражняться. Род сдвинул брови, его взгляд стал отрешенным, и он сосредоточился на мыслях всего живого вокруг: червей, енотов, оленей… и нашел! Заблудившаяся курица. Она только что снесла очередную пару яиц. Род еще глубже погрузился в псионный транс, почувствовал приток сил и пожелал, чтобы яйца оказались здесь…

Послышался негромкий хлопок, и что-то легло на ладони Рода. Опустив глаза, он увидел в собственных руках четыре аккуратных гладких белых овоида.

Где-то в глубине леса курица, некогда бывшая домашней, испустила изумленное и, пожалуй, даже возмущенное кудахтанье.

Через час жестянщик и его дочка вошли в деревеньку, где дома стояли по кругу. Деревни такого типа носили гордое название «гамлет». Узнай об этом меланхоличный принц датский, он бы, без сомнения, дал волю праведному возмущению. Жестянщик и девочка весело улыбались, горшки и сковородки, которые они несли, весело бренчали и звенели. При этом разум у них обоих был открыт нараспашку: они внимательно следили, нет ли у кого из крестьян мысли запустить в них чем-нибудь из кухонной утвари, а также памяти о недавнем явлении призраков или чудищ. Не забывали Род и Корделия мысленно искать других эсперов. В этой деревне Роду даже не пришлось запеть свою рекламную песенку: все население и так уже собралось на кружке утоптанной земли, служившем площадью для собраний. Люди о чем-то ожесточенно переговаривались. Корделия вытаращила глаза.

— Папа… А разве этим людям не положено сейчас быть на поле?

— По идее в это время дня они как раз там и должны находиться, — кивнул Род и нахмурился. — Значит, стряслось что-то нешуточное. Может быть, как раз то самое, что мы ищем — очередное явление чудовищ?

— Может быть, — согласилась Корделия. На несколько мгновений она стала задумчивой и отрешенной, но затем покачала головой. — Не могу выделить ни одной отдельной мысли, папа. Все так перемешано.

— Что ж, тогда прибегнем к старому испытанному способу. — Род подошел к толпе и потрогал одного из крестьян за плечо. — Привет тебе, дружище! Что у вас тут такое приключилось, а? Из-за чего весь этот сыр-бор?

— А ты не слыхал? — Крестьянин обернулся, увидел жестянщинка и неприязненно поморщился. — Чтобы жестянщик не знал, что тут творится, — вот уж диво! Ну так я тебе скажу, какие у нас вести! Архиепископ — ну, тот самый, что прежде аббатом звался, — издал новый указ.

Род мгновенно насторожился и мысленно окружил себя защитным полем.

— И что же он теперь новенького указывает?

— А то, что всякий, кто не верен Церкви Грамерайской, — еретик!

Корделия возмущенно засверкала глазами, а Род только стоял, сохраняя бесстрастное выражение лица. Наконец он провещился:

— Еретик, значит.

— Угу, — ухмыльнулся крестьянин. — И тогда — анафема ему, во как.

Отдельные мысли Роду удавалось прочесть не легче, чем Корделии, но зато он сразу ощутил, как закипели страсти вокруг него. Волнение, восторг, страсть к насилию…

— Так вы все тут к Грамерайской Церкви принадлежите?

— Точно. Потому как наш господин, граф Флоренцо, повинуется своему господину, герцогу ди Медичи, ну а тот слушается архиепископа.

Тут крестьянин нахмурился. Видимо, приход незнакомцев в такой день в конце концов показался ему подозрительным. Заметив выражение его физиономии, несколько крестьян, стоявших рядом с ним, обернулись и уставились на Рода и Корделию. Через несколько минут на площади воцарилась тишина. Все не спускали глаз с пришельцев. Корделия почувствовала, как враждебны взгляды крестьян, и прижалась к отцу.

Широкоплечий мускулистый крестьянин с тронутыми сединой волосами протолкался к Роду и девочке.

— Я — деревенский староста, жестянщик. А ты что за человек будешь?

Род ответил:

— Еретик.

— Я думала, тебя повесят, папочка.

— Скорее меня должны были бы сжечь на костре — именно таково наказание за ересь. Но у меня твердая убежденность в том, что они сильно переигрывают.