Пока чародея не было дома. Чародей-еретик - Кристофер Сташеф

— Ты отлично знаешь, что истинная!

— А кто же тот, кто это отрицает?

Архиепископ уставился на своего секретаря, выпучив глаза. Помолчав несколько секунд, он кивнул:

— Ты прав, брат Альфонсо. Он еретик.

Монах, стоявший за коваными железными воротами, вопросил:

— Кто идет? Чего тебе надобно здесь?

Было видно, что он настороже, но Хобэн ответил так, как собирался:

— Я ощутил призыв к праведной, святой жизни.

Монах мгновение помедлил, затем отодвинул засов и распахнул ворота.

— Входи и следуй за мной. Брат Майлз!

Хобэн вошел на монастырское подворье и увидел другого монаха. Тот оторвал глаза от молитвенника, закрыл его, убрал в рукав и, поднявшись, вопросительно посмотрел на вошедшего.

— Отведи его к старосте послушников, — распорядился привратник.

Брат Майлз кивнул, развернулся и поманил Хобэна. Тот послушно пошел следом за ним.

Монах привел его в небольшой дом неподалеку от ворот. В простой комнате с побеленными стенами стояло два стула с прямыми спинками. На стенах висело несколько картин с изображениями изможденных голодом святых.

— Садись, — сказал монах и ушел.

Хобэн сел и стал оглядываться по сторонам. В этой стерильной комнате в первые мгновения он чувствовал себя неуютно, но по мере ожидания ощутил, как напряжение и волнение отступают, невзирая на то что Хобэн стыдился того, что пришел в обитель с ложью в сердце. Чистые белые стены стали казаться ему не безликими, а просто чистыми. А к тому времени как в комнату вошел староста послушников, в душе у Хобэна воцарились такие мир и покой, что он и думать забыл о том, зачем сюда явился.

— Благословляю тебя, друг, — сказал староста и сел на стул напротив Хобэна. Он был высок, строен, с тяжеловатым подбородком. Во взгляде его чувствовалась с трудом сдерживаемая алчность охотника, увидевшего фазана. — Как тебя зовут?

— Меня звать Хобэн, святой отец, — отвечал крестьянин и поднялся.

— Сиди, сиди. — Священник, махнув рукой, снова усадил Хобэна. — Меня зовут отец Ригорий. Так ты решил, что услышал зов к святой жизни? Ты уверен в этом?

— Пожалуй, что так, святой отец, — ответил Хобэн и сам удивился тому, что сказал чистую правду. — Только не знаю, могу ли я быть в этом уверен.

— Поживешь несколько месяцев среди нас и поймешь, юноша. — Глаза старосты сверкнули. — Но скажи мне, откуда у тебя взялась такая мысль?

Хобэн немного виновато вспомнил о том, как его брат Анхо впервые навестил родной дом, уйдя в монастырь, и как ему самому тогда тоже захотелось испробовать себя в такой жизни. «Пожалуй, — решил он, — от этого и надо плясать, тем более что это правда».

— Из-за моего брата, святой отец, — отвечал Хобэн. — Когда он впервые пришел домой из обители, я подумал: вот бы и мне пойти той же дорогой.

— Так у тебя брат в монастыре? — Отец Ригорий так удивился, что чуть не подпрыгнул на стуле.

— Да, святой отец. Его звать Анхо, и мы с ним из деревни Фламорн.

— Я знаю его. — Во взгляде старосты мелькнула тень сомнения. — Он уже два года у нас, и теперь он — дьякон. Через год он получит приход. Но почему же ты так долго медлил с приходом сюда?

Хобэн понурил голову:

— Ох, святой отец! Силушки мне не занимать, да вот ума маловато!

— Да, учиться придется много, это верно, — согласился староста. — Но дело более в жажде святости, нежели в учении. Ко дню Страшного Суда Господу будет больше дела до твоей души, до твоей веры и милосердия. Ум для Бога мало что значит. Главное — понимать слово Божье.

— Я хочу этому научиться! — пылко воскликнул Хобэн.

— Что ж, если так, то это хорошо, — довольно кивнул отец Ригорий. — Одна лишь жажда понимания слова Божьего может открыть для тебя истины, которые ты желаешь познать. — Он встал. — Еще многое я мог бы поведать тебе, Хобэн, о нашей жизни в обители, но думаю, еще больше тебе расскажет твой брат. Пойдем, с этих пор ты — послушник. Я отведу тебя к Анхо.

Он отвернулся и пошел к двери. Хобэн последовал за ним. От мысли о предстоящей встрече с братом сердце его радостно билось. Религиозный пыл и ожидание этой встречи заставили его напрочь забыть о короле и лорде Чародее.

Примерно с такими же чувствами его встретил Анхо.

— О брат мой и собрат мой! — вскричал монах и сердечно хлопнул Хобэна по плечу. — Стало быть, ты так скучал по мне, что решил пойти за мной по пути святости?

— Тебе предстоит заняться его введением в жизнь обители, — распорядился отец Ригорий, извлек из складок сутаны шафрановый узелок и положил на кровать. — Пусть он наденет облачение, брат Анхо, а потом проведи его по тем помещениям, в которые открыт доступ послушникам.

— Но он уже видел поля, отец Ригорий, когда подходил к монастырю!

Отец Ригорий улыбнулся:

— Когда-нибудь ты нас так насмешишь, брат Анхо, что мы сгорим. Покажи ему не только поля, но и те места, ради которых он и пришел сюда. Дорогу в аббатство ты знаешь.

Ригорий поклонился и удалился.

— У меря просто челюсть отвисла, когда мне сказали, что ты пришел, — признался Анхо, развязал узел и протянул брату монашеский балахон. — Сбрось крестьянские одежды, братец, и облачись в одеяние нашего ордена! Но как же это с тобой вышло, а? Неужто девушки устали от твоих здоровенных лапищ и горячего дыхания?

Хобэн усмехнулся, расстегнул рубаху, снял штаны.

— Ох, Анхо! Напраслину ты на меня возводишь! Сроду я с девушками так не поступал!

— Ну да, да только все равно ни одной юбки не пропускал! И больше тебе нравились такие, у которых можно было украсть не только поцелуи!

— Поцелуи — это первое дело, — буркнул Хобэн, натягивая балахон. — А уж потом;.. Ну да, я не за тем сюда пришел, чтобы про такое говорить.

— Да что ты? И что же сумело отвлечь тебя от красоток?

Вопрос этот был задан почти серьезно. Хобэн нахмурился и посмотрел на брата.

— Ты и отвлек, брат. Ты когда домой пришел в первый раз… Словно мир и покой с тобой пришли.

— Ах… — Анхо сочувственно смотрел на Хобэна. — И с тех пор в сердце твоем жила эта мысль?

Хобэн отвернулся и покраснел.

— Хорошо, что ты пришел, — пробормотал Анхо. — А не то с твоим-то буйным нравом стал бы ты пьяницей или разбойником.

— Будет тебе, Анхо. Перестань.

— Не перестану, Хобэн. Теперь очень важна глубина питаемых тобою чувств. — Он улыбнулся. — Наверняка ты чувствуешь, что мир становится иным из-за того, что в нем существуешь ты, верно?

— Верно, братец. А вот какой будет урожай — это мне не так важно.

— Точно. Потому что если ты не вспашешь поле — это сделает за тебя кто-то другой, — весело усмехнулся Анхо. — Не бойся, брат! Ибо на Божьей ниве взрастет такой урожай, собрать который под силу только тем, кто наделен таким даром! Мы с тобой донесем Слово Божье до многих грешников и добьемся того, что они также станут колосьями на ниве Господа нашего! Так?