Шоу Подбор (СИ) - Лямина Софья Ивановна

Закат прекращался. Солнечные лучи мягко уходили за горизонт, чтобы где-то начался новый день. Наш же стремительно заканчивался прямо сейчас, оставляя за собой след из вопросов, ответы на которые мы так и не получили.

Почему попытались отравить сэра Аньелли? Кто стрелял в меня? Кто стоит во главе заговора? Что хотел сказать этой фразой Клод? Вопрос столько, что все и не упомнить, а ответов как нет, так и не предвидится в ближайшем будущем.

Последние лучи скользнули по лицу маршала Инквизиции, растворяясь в образовавшейся тьме. Повеяло холодным ветром, обхватившим оголенные участки тела в ледяные тиски, и тогда Клод притянул к себе, согревая теплом своего тела. И только трепещущиеся огоньки свеч не позволили мне окончательно упустить романтичность момента.

— Это значит, — глядя прямо в глаза, произнес он, склонившись к моим губам. — что мы будем вместе, Эль. И прежде чем ты совершишь эту ошибку, я хочу удостовериться в том, что ты понимаешь — я не похож на Армани. Не перебивай, дослушай до конца. Я не Армани, не похож на рыцаря. Я не умею и не хочу вести себя благородно, когда не вижу в этом необходимости. Я не буду обещать, что все будет гладко и спокойно. И сразу предупреждаю, что порой ты будешь меня ненавидеть, малыш.

Я молчала. Молчала и слушала, всерьез воспринимая каждое его слово. И я безоговорочно верила ему, когда он честно признался, что я буду его ненавидеть.

Благородство? Мне оно и не нужно. Рыцарь на белом коне у меня уже был и, как показала практика, я бросила его сразу после того, как тот сделал мне предложение.

Гладкие отношения? Даже если на минуту забыть, что речь идет о маршале Инквизиции, и спокойными эти отношения никогда бы не были, я понимаю, что гладко не было бы никогда и не с кем. Даже с Арчи мы смогли найти тему, говорить о которой без криков не получалось. Речь, конечно же, идет о детях. Не бывает чувств без драмы. А если и есть, то такие отношения становятся приторными, скучными и однообразными. Есть что-то в том, чтобы кидать посуду о пол, хлопать дверью и, как героиня французской мелодрамы, кричать, чтобы он не смел подходить ко мне. Как встряска для чувств.

— Ты будешь вовлечена в массу заговоров, политические интриги и окажешься под прицелом тех, кто хочет навсегда избавиться от главы Инквизиции в моем лице. Но никто не посмеет тронуть тебя, Этель, это я тебе гарантирую. — продолжил Клод, не сводя с меня пристального, изучающего взгляда. — Самый страшный твой враг — это я. Тебе придется мириться с моим отвратительным характером, терпеть мое частое отсутствие из-за работа. Я могу испортить тебе жизнь, малыш.

Меня бьет мелкая дрожь, но я уже не уверена в том, что это из-за холода. Я смотрю в его темные глаза, вижу скользящий в них металл, чувствую убежденность Клода в его же собственных словах и кожей ощущаю его тревогу за себя. Но еще я чувствовала, что маршалу Инквизиции не все равно. Что-то же заставило его рассказать мне это, хотя он мог и промолчать, просто втянуть меня в свою жизнь без предупреждения о трудностях.

Вместо этого он стоит рядом, сильно и нежно сжимая в своих объятиях и рассказывает, сквозь зубы, но просвещает меня.

— Но ты всегда сможешь уйти, Эль. — произнес он, прямо глядя в мои глаза. — Как только почувствуешь, что не можешь больше терпеть это. Или ты можешь отказаться прямо сейчас, и мы больше никогда не вернемся к этому вопросу.

Внешне Клод выглядел безразличным. Но его руки обнимали меня, поэтому я почувствовала, как он напрягся, ожидая моего решения.

Клодель Арчибальд — маршал Инквизиции, чудовище в глазах тех, кто с ним знаком. И сам Клод тоже считает себя опасным для меня. Но почему мне не страшно? Да, я стою рядом, слушаю его, осознаю все им сказанное, но не боюсь.

Я прекрасно осознаю, что рядом с ним опасно. Но вместе с тем я знаю, что он сможет защитить. Я понимаю, что буду порой ненавидеть его, но еще осознаю, что уже сейчас я лужицей растекаюсь от одного его поцелуя. И, черт, он говорит мне о своем отвратительном характере после того, как устроил романтичный ужин на море?

Клодель Арчибальд, наверняка, не подарок. Но и монстром я не могу его назвать.

Я не смогла найти слов для достойного его тирады ответа. Вот честно, я не смогла выразить все мысли и чувства, которые переполняли меня, пока он говорил. Стояла, смотрела на нахмурившегося Клода и кусала губы. Я думала, искала подходящие слова и…

И не придумала ничего лучше, чем просто поцеловать его. Встав на носочки и притянув к себе за шею, мягко прикоснулась к его губам, пытаясь в поцелуе выразить все, что хотела сказать вслух. И про страх, что ничего не выйдет, и про зарождающееся чувство маленького счастья в глубине души, и про веру в него и в себя.

Сказать хотелось действительно многое. Не удивительно, что поцелуй затянулся надолго…

***

Клод заглушил мотор кабриолета, вновь покинув салон машины первым и галантным жестом открыв дверь с моей стороны. Под мой непрекращающийся с морского побережья смех, подхватил на руки, кинув ключи подоспевшему мужчине, бросающему на нас ну очень удивленные взгляды.

Наверное, не каждый день маршал Инквизиции приезжает с откровенно пьяной (и не поймешь, от вина или поцелуев) конкурсанткой в полночь, после чего на руках заносит ее в резиденцию. Хотя, знаете, это и к лучшему. В смысле, что такое редко бывает, а то возник бы повод беспокоиться.

— …а потом подозреваемый поднимает руку, — продолжил рассказ Клод, ногой открывая входную дверь в резиденцию Арчибальд. — и у него из рукава вываливается то самое родовое ожерелье, что искали целый год. И это при том, что субъект клятвенно убеждал нас в своей непричастности.

А я представила картину маслом: стоит донельзя смущенный незадавшийся преступник и ножкой подпинывает выпавшее из рукава ожерелье в сторону, надеясь, что мрачные инквизиторы этого не заметили.

Холл резиденции оглашает наш коллективный хохот. Мне-то было хорошо, я на руках у Клода, могу сколько угодно смеяться без риска упасть, а вот маршалу Инквизиции в процессе приходилось еще и под ноги смотреть. А если учитывать скользкий мраморный пол, то передвижение таким вот образом становилось действительно травмоопасным. По крайней мере, для меня. Клод же спокойно шагал, без напряга удерживая меня на руках. Ему, кажется, не доставляли никаких проблем ни мой вес, не скользкое покрытие пола.

— А вот, собственно, и сам Клодель Арчибальд, — возвестил неожиданно обнаружившийся в холле сэр Аньелли, после чего, кинув на меня хитрый взгляд, добавил: — в сопровождении очаровательной мисс Оплфорд.

Как так вышло, что я не заметила невиданное для холла резиденции Арчибальд количество народа? Под сводом хрустальных люстр замерли восемь мужских фигур с идеально отглаженными костюмами. В стороне, переглядываясь между собой, несколько людей в форме служащих резиденции Арчибальд оттаскивали чемоданы в апартаменты только что прибывших важных гостей.

А на то, что гости действительно важные, недвусмысленно указывало присутствие ключевых для резиденции лиц: президент, наследник рода, главный партнер Арчибальдов, заместитель маршала Инквизиции. Правда, из четверых знакомых мне мужчин равнодушным казался только Агустини, которому действительно не было никакого дела до вновь прибывших, остальные же явно были недовольны завалившимися в резиденцию персонами.

С трудом заставив мозг работать, я перевела взгляд на самих гостей. Нужно же узнать, чем конкретно недовольна Арчибальдова троица.

Четыре мужчины, замершие напротив встречающей стороны Арчибальдов и их хороших партнеров, с крайне разнообразными эмоциями разглядывали нас. Нет, на лицах, конечно, застыло безукоризненно вежливое выражение. Только вот глаза выдавали всех с головой.

Пожилой уже мужчина, с закравшейся в темную шевелюру серебристыми прядями, стоял чуть впереди и явно выступал в роли дипломата. Высокий лоб, бакенбарды, седая бородка и прищуренный серый взгляд бросались в глаза в первую очередь. Во вторую приходило осознание, что пожилой мужчина достаточно неприятный человек. Не знаю, с чем это связано, но интуитивно я ощущала от него угрозу. В темном переулке я бы к нему спиной не повернулась, вот.