Сердце степи. Полёт над степью - Ася Иолич

Алай, дрожа, рыдая, стаскивала с себя одежду за ширмой. Сверху послышались тяжёлые шаги, потом кряхтение Руана.

- Не заходи! - воскликнула Аулун. - У меня Алай…

Красные пятна разрастались. Дышать было всё труднее, и Алай схватила Аулун за руки.

- Ложись. Открой рот, я посмотрю. - Пальцы Аулун были нежными и тёплыми, но страх они не унимали. - Тише, тише… Выпей. Ляг спокойно. Штаны распусти. Живот болит? Ляг, я должна посмотреть живот… Вот так… Тише, милая…

Алай помотала головой, пытаясь отдышаться. Перед глазами снова темнело.

- Не болит. Может, рвотный корень дашь? - еле слышно спросила она, сжимая руки Аулун. - Отрава вся выйдет…

- Кто отравил? - хрипло воскликнул Руан из-за ширмы. - Кто обидел?

- Успокойся, Руан… Погоди! - суетилась Аулун. - Ляг ровно… Успокойтесь все!

- Девушки сказали, Туруд травит неугодных… - всхлипывала Алай. - Посмотри… Они на всём теле теперь… Аулун! Я ела то, что она прислала! Мясо пахло так… Ох, плохо… Дай кадушку… Прошу… Я умру теперь… Как же теперь Харан!

Живот выворачивало наизнанку, а красные пятна неистово чесались. Руан хрипло бранился наверху, одеваясь, Омрыс беспокойно топтался на месте, протягивая из-за ширмы новый стакан с каприфолью. Наконец Алай отдышалась, Аулун протянула ей руку, усадила рядом с собой и помогла завязать нижнее платье.

- Убью эту Туруд! - крикнул Руан, пиная мебель и матрасы. - Вот этими руками задушу! Аулун, чем помочь? - Он чуть не рыдал, и Алай снова впала в отчаяние. - Зелье какое, траву... Скажи, всё достану! Аулун!

Алай повернулась к Аулун. Та сидела, закрыв лицо руками, и плечи её вздрагивали. Руан бросился на колени перед женой и схватил её за запястья, потом рванулся к Алай, и снова к жене.

- Её можно спасти? - хрипло прошептал он, и Алай с ужасом вгляделась в полные слёз глаза Аулун. - Что за яд? Есть надежда?

Аулун зажмурилась, потом сморщилась, поворачиваясь к Алай.

- Не спасти от судьбы… Мать Даыл благословила тебя, - сказала она каким-то странным, сдавленным голосом. - Радуйся, милая. Ну и напугала ты меня. Оставил муж на прощание тебе подарок, сам того не зная… Приедет - порадуешь.

Алай застыла, распахнув глаза. Аулун со слезами на глазах смеялась, качая головой, а Руан с Омрысом непонимающе переглядывались.

- Не может быть, - прошептала наконец Алай, чувствуя, как счастье поднимается от самых ступней, заполняя всё внутри, и как слёзы опять выступают на глазах. - Аулун… Но пятна…

- Распереживалась ты. Смотри, - Аулун погладила её по голове, показывая на руки. - Выпей ещё каприфоли, Алай. Видишь? Сходят. Сейчас совсем побледнеют. От страха это.

Пятна постепенно бледнели, и Алай, всё ещё не веря, взглянула на Руана, который застыл, вцепившись в волосы.

- Дитя ношу, - прошептала она, не в силах сдержать ни слёзы, ни счастливую улыбку. - Благословила Мать Даыл…

Слёзы были золотистыми, как отвар каприфоли, они очищали душу и отгоняли черноту, внутри билось благословение Матери Даыл, и первый день весны был весь облит этим золотом, окутан этим благословением, освещавшим улицы Улданмая. Алай опустила на место полог, шагая в большой шатёр, где у очага сидела Келим, и обережная песня теперь принадлежала им обеим, сплетающим руки и голоса, потому что слова были не нужны: они вспорхнули весенними птицами, когда Алай, не сдерживая слёз, прижала руку к животу, прикусила губы и кивнула в ответ на взволнованный взгляд Келим.

61. Руан.Я слишком трезв

Голова гудела нещадно. Руан сидел на войлоке, пытаясь осознать случившееся, но похмелье мешало соображать. Какая-то тоскливая зависть к Харану теснилась в груди, и постепенно пустеющий стакан с чудодейственным зельем Аулун не прогонял её, а будто усиливал.

- Вот же напугала, - сказала Аулун, присаживаясь рядом с ним и приглаживая его волосы, растрёпанные, вздыбленные. - Себя, а потом и нас. Руан, давай переплету.

Он посмотрел на жену и сморщился. Воспоминания накатили на него волной, и среди них проскакивали такие, за которые было теперь очень стыдно.

- Прости. Я вчера вломился к тебе… Я не напугал тебя?

Она улыбнулась ему и зажала губами кожаный шнурок, потом вплела его в тугую жёсткую косу, перебралась вперёд и ласково обхватила ладонями обрастающие щетиной щёки.

- Всё хорошо, - сказала она, глядя ему в глаза. - Не переживай. Допивай, я налью ещё.

Три стакана отвара плескались в зыбко дрожащем, как желе, нутре Руана, когда он шагал ко дворцу. Слуга открыл ему ворота, он застыл и сморщился: Тагат, голый по пояс, покрытый потом, прыгал с мечом по плитам широкого парадного двора.

- Да ты, верно, шутишь, - тихо сказал он, когда по знаку Тагата один из слуг протянул ему вторые ножны. - Я меч лет пять в руках не держал… Ты не шутишь? - Брови полезли на лоб: Тагат, хищно ощерившись, махнул рукой, приглашая присоединиться к тренировке. - Я ж с похмелья…

Тагат явно берёг противника. Руан довольно скоро скинул верхний халат, с завистью глядя на гибкое тело советника, бронзово-золотистое, поджарое, обвитое сухими мышцами, а ещё через какое-то время, скидывая уже рубашку, с удивлением обнаружил, что дурнота почти выветрилась из желудка и головы.

- Самое сложное - начать, - сказал Тагат,