Летописи Дорна. Белый воин - Алексей Осадчук

Ещё один удар по щиту, казалось, отбил левую руку. Саша задохнулся от боли. Он находился в самой гуще звериных тел. Клыкастые пасти, горящие злобой и жаждой крови глаза, когтистые лапы, пытающиеся дотянутся до него — всё перемешалось в один сплошной клубок, центром которого был он сам. Тело действовало отдельно от разума, совершая движения, которые ранее являлись недоступными. Это было похоже на танец. Последний танец… Танец смерти… Но так мнил разум, казалось, смотрящий со стороны на этот бой. Тело же действовало иначе. Оно не собиралось умирать. Жизнь в нём всеобжигающим пламенем разгоралась всё больше и больше. Сила бурлящим потоком поглотила танцующее тело. Оно словно растворилось в ней без остатка, даря необычайную лёгкость вихря.

Одним из мощных ударов с левой руки сорвало щит. Мгновение… и рукояти руг приятно обожгли ладони. Новым зрением юноша видел, как светились клинки ножей ярко-алым светом, как по лезвиям плавали необычные иероглифы.

Вертясь, прыгая, уворачиваясь, Саша чертил ругами страшный узор смерти вокруг себя. Тело с каждым взмахом обретало плавность движений.

Сила равномерно вливалась сверху, растекаясь по телу, которое превратилось в одну неуловимую волну. Она то плавно перетекала с места на место, то, словно гигантский огненный хлыст, взрывалась пронзительной серией ударов. Волновой бой ножей-руг дарил лёгкость и чувство превосходства. Странно: держа в двух руках по клинку, принц чувствовал себя намного лучше, чем только с одним мечом и щитом. Гард говорил, что в один прекрасный день второй клинок попросится в руку — наверное, этот день наступил именно сегодня.

Тарки стали медленными и неповоротливыми. По крайней мере, Саше так казалось. Они неуклюже пытались достать неуловимого врага, так обидно и больно жалящего их.

Руги, словно продолжения рук, плели узоры и вязи из уколов, взмахов, выпадов. Сиреневое светящееся поле, окружающее силуэт принца, постепенно стало обволакивать и ярко-алые клинки руг. Что-то новое и необъяснимое начало происходить с ножами. Они словно две губки впитывали в себя лиловые потоки Силы. Сперва понемногу, будто нехотя, а затем — стремительно. Слияние алого и сиреневого цветов неожиданно дало новый — белый цвет. По мере того как окрашивались клинки в этот серебристо-белый цвет, раны, нанесенные таркам, становились всё страшнее и глубже. Каждый порез или укол белых клинков не просто разрывал плоть мощных врагов, — руги разрушали «энергоструктуру» их тел. Они разрывали то, что уже никто не мог восстановить…

… Олав мчался одним из первых, несмотря на свою ещё не зажившую до конца ногу. Он почему-то сразу поверил словам чужака и, недолго думая, ринулся ему вдогонку. Правда, слово «ринулся» не совсем подходило — он, в сравнении с чужаком, просто пополз, как черепаха из Горных озёр. Тот словно растворился в воздухе — настолько быстр он был. Ещё в палатке, когда чужак отсёк клок волос с дурной башки Варди, Олав понял: всё, что рассказывали о нём — правда. Такой скорости он никогда не видел!

Особого удивления от услышанного приказа о переходе чужака под его командование не было. Он после того боя за воротами уже ничему не удивлялся. И когда очнулся в тёплой норге под присмотром друидов, и когда сам конунг дал ему десяток из сотни стрелков, удивления не было. Раз Творец сохранил ему жизнь, знать, ещё рано ему за Берег. Правда, было чувство, будто стал он другим. Вроде бы и тот же — ан нет. Часто ловил он на себе странные взгляды своих сородичей лоримов. Смотрели на него теперь по-иному. Не так как ранее. Будто не Олав Рысь был пред ними, а совсем другой человек, чужой, что ли. И так это было приметно, что сердце рвалось на части от горькой боли. Только побратимы, — старший Валдо Белоус, да новый, с которым они побратались совсем недавно, Хальви Сова, — по-братски тепло относились к нему.

Что ж, сколько не сверши подвигов за свою жизнь и сколько ни старайся, всё равно ты останешься сыном своего отца. И Олав Рысь навсегда останется сыном Рипея Рыжеуса, предавшего свой род. Только одна отрада: сестрёнки младшие по закону и слову конунга не понесут на себе более бремени позора, смытого кровью. Заберут их мужья в свой род и не вспомнят даже о прошлом. На том и закон лоримов.

Нынче увидел пред собою Олав такого же чужака, как и он сам. И стоял он перед сотником не как пришлый, а как гордый свой! И столько силы было в его твёрдом взгляде и в его гибком стане, что помстилось Олаву, будто не они решают кто здесь чужой, а именно этот странный и необычный чужак. А уж когда увидел он, как легко пришлый воин держит свой меч, да услышал голос схожий на рык ра-хана, враз почуял — изменилось что-то и в его жизни.

Бежали недолго. По пути к лагерю к полусотне присоединялись всё новые и новые люди, были и вои и простые мужики, вооруженные кто рогатинами, кто топорами, а кто и луками. Шум и страшный рев, доносившийся из лагеря, был слышен ещё на подходе.

Стана стрелков не было видно, но в сердце уже зрело острое чувство ужаса предстоящей схватки. Олав на бегу раздавал наказы воям, что были в бронях, выходить вперёд, а стрелкам готовиться к стрельбе. Другие десятники, вторя Олаву, раздавали те же приказы остальным. Хотя все и так понимали, что к чему.

Когда, наконец, показался лагерь, или скорее то место где он раньше был, впереди бегущие вои на мгновение запнулись. Такого ещё никто никогда не видел. Тарков было много… очень много. То ли дело когда враг за стенами, а тут гляди — вот он прямо перед тобой. Они огромной серой волной поглотили все пространство напротив. Ни шатров, ни навесов не было более. Спящих воинов, после ночной варты, просто растерзали.

Олав почувствовал, будто ему за шиворот высыпали горсть красных кусачих муравьёв. Оглянувшись на миг, он увидел, что его воины находились в том же состоянии что и он. Это, как ни странно, выдернуло из холодных тисков ужаса, и он стал громко, стараясь, чтобы его голос не дрожал, выкрикивать команды на построение. Смотря в лица своим подчинённым и их командирам, Олав читал в их глазах первобытный ужас, но были и такие, что переступили через свой страх. В их взглядах теплился огонь гнева и ярости.

Рысь видел и чужака. Он видел его среди серых тел врагов. Его силуэт то возникал, то исчезал, сея смерть вокруг себя. Он восхищенно смотрел, как тарки умирали под молниеносными ударами, как постепенно тело чужака наливалось серебряно-белым светом. О! Сейчас многие видели этот чудесный завораживающий танец смерти! Казалось, будто пришлый воин сам сдерживает многотысячную волну монстров Ледяного леса.

С трудом, оторвав взгляд от смертельной пляски удивительного витязя, десятник повернулся к построившимся за его спиной воинам. Всё это происходило очень быстро, хоть и казалось, что целую вечность.