Имя ветра - Патрик Ротфусс

Деви открыла дверь и улыбнулась.

— Ну, честно говоря, я не думала, что увижу тебя снова. Заходи. — Она задвинула засов за моей спиной и прошла к своему столу. — Однако не могу сказать, что разочарована. — Оглянувшись через плечо, она сверкнула озорной улыбкой. — Я надеялась завязать с тобой дела. — Она села. — Итак, два таланта?

— Четыре на самом деле будет лучше, — сказал я.

Как раз столько, чтобы оплатить обучение и койку в гнездах. Я мог спать на улице, под дождем и ветром, но моя лютня заслуживала лучшего.

— Чудесно, — сказала она, доставая бутылочку и булавку.

Кончики моих пальцев были нужны мне целыми, так что я уколол тыльную сторону ладони и позволил трем каплям медленно скатиться и упасть в маленькую коричневую бутылочку. Я передал ее Деви.

— Булавку тоже туда бросай.

Я сделал это.

Деви смазала пробку каким-то прозрачным веществом и вогнала ее в горлышко бутылки.

— Хитрый клей от твоих приятелей за рекой, — объяснила она. — Теперь я не могу открыть бутылку, не разбив ее. Когда ты выплачиваешь долг, ты получаешь ее обратно целой и невредимой и можешь спать спокойно, зная, что я ничего не припрятала для себя.

— Если только у тебя нет растворителя, — заметил я.

Деви бросила на меня язвительный взгляд.

— А ты не силен в доверии. — Она пошарила в ящике, вытащила немного воска для запечатывания и начала разогревать его над настольной лампой — Вряд ли у тебя есть печатка, кольцо или еще что-нибудь в этом роде? — спросила она, залив воском пробку.

— Если бы у меня были драгоценности, меня бы здесь не было, — честно сказал я и прижал к воску большой палец. Он оставил вполне узнаваемый отпечаток. — Думаю, этого достаточно.

Деви нацарапала алмазным резцом на дне бутылочки номер, затем вытащила листок бумаги. С минуту она писала, потом помахала бумажкой, ожидая, пока чернила высохнут.

— Можешь отнести это любому ростовщику на любой стороне реки, — жизнерадостно сказала она, передавая бумажку мне. — Одно удовольствие иметь с тобой дело. Чувствуй себя как дома.

Я направлялся в Университете деньгами в кошельке и умиротворяющей тяжестью лютни, висящей на плече. Она была старая, некрасивая и много стоила мне — денег, крови и части разума.

Я любил ее как дитя, как дыхание, как собственную правую руку.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

ЖЕСТЬ И ДЕГОТЬ

В начале моей второй четверти Килвин дал мне разрешение изучать сигалдри. Это заставило удивленно приподняться несколько бровей, но не в артной, где я показал себя усердным работником и прилежным студентом.

Сигалдри — это, проще говоря, набор инструментов для направления и распределения сил. Как симпатия, только твердая.

Например, если пометить один кирпич руной «уле», а другой — руной «доч», две руны заставят кирпичи приклеиться друг к другу, словно они связаны цементным раствором.

Но все не так просто. В действительности происходит вот что: две руны рвут кирпич пополам с силой, равной силе притяжения. Чтобы предотвратить это, следует добавить руну «ару» на каждый кирпич. «Ару» — руна глины, и она заставляет два кусочка глины слиться, решая вашу проблему.

Если не считать того, что «ару» и «доч» не сочетаются. Они создают неправильную конфигурацию. Чтобы они подошли друг к другу, надо добавить еще две связующие руны: «геа» и «тех» на второй кирпич. Тогда кирпичи притянутся друг к другу, не ломаясь.

Но только если кирпичи сделаны из чистой глины. Большинство кирпичей не таковы. Поэтому лучше подмешать железо в кирпичный раствор, прежде чем обжигать. Конечно. Это означает, что придется использовать «фехр» вместо «ару». Затем вам понадобится добавить «тех» и «геа», чтобы все наконец сошлось…

Как видите, цемент — более простой и надежный способ удержать кирпичи вместе.

Я изучал сигалдри под руководством Каммара. Этот покрытый шрамами одноглазый человек был «привратником» Килвина. Только после того, как ты доказывал ему полное владение сигалдри, ты мог продвинуться до обучения у одного из более опытных артефакторов. Ты помогал им в их проектах, а они в ответ показывали тебе тонкости своего искусства.

Всего рун было сто девяносто семь. Это походило на изучение нового языка — только он основывался на почти двух сотнях незнакомых букв; кроме того, нередко приходилось изобретать свои собственные слова. У большинства студентов уходил месяц учебы, прежде чем Каммар признавал их готовыми продвинуться дальше. У некоторых — целая четверть.

У меня это заняло семь дней — все, от начала до конца.

Как?

Во-первых, у меня был мотив. Другие студенты могли позволить себе не спешить в учебе — их родители или покровители оплачивали расходы. Я же вынужден был в артной быстро подниматься по рангам, чтобы начать зарабатывать деньги собственными проектами. Плата за обучение уже не была приоритетом — им стала Деви.

Во-вторых, я был очень умен. Чрезвычайно умен.

И наконец, мне везло. Просто и незатейливо.

С лютней за спиной я ступил на лоскутный ковер крыш главного корпуса. Стояли темные облачные сумерки, но я уже хорошо знал дорогу. Я держался жести и дегтя, зная, что красная черепица и серый кровельный сланец предательски скользят под ногой.

В какой-то момент перестройки главного корпуса один из двориков оказался совершенно изолированным. В него можно было попасть, только вылезая из высокого окна в одном из лекционных залов или спустившись с крыши по корявой яблоне.

Я приходил сюда, чтобы попрактиковаться в игре на лютне. Мое место в гнездах не слишком подходило для этого. Не только потому, что музыка на этой стороне реки считалась фривольной, но и потому, что моя игра могла поссорить меня с соседями по комнате, которые спали или занимались. Поэтому я приходил сюда. Это место было наилучшим: уединенное и практически рядом с домом.

Кусты разрослись, и газон превратился в буйство сорняков и цветущих трав. Но под яблоней стояла скамейка, прекрасно мне подходившая. Обычно я приходил поздно вечером, когда главное здание стояло запертым и пустым. Но сегодня был теден, и, значит, если я быстро пообедаю, у меня будет почти час между занятием Элксы Дала и работой в артной. Куча времени для практики.

Однако добравшись до дворика, я увидел огни в окнах — лекция Брандье затянулась.

Поэтому я остался на крыше. Окна в лекционный зал были закрыты, и было не много шансов, что меня услышат.

Я прислонился спиной к ближайшей трубе и начал играть. Минут через десять огни в окнах погасли, но я решил остаться здесь, а не терять время, спускаясь во двор.