Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

Труп склонился надо мной, выдернул блузку из штанов, обнажив живот и лифчик. Подложив мне ладонь под спину, он поднял меня почти нежно, прогибая мне спину. Водя мордой по моему голому телу, он будто собирался поцеловать. Послышался шепот, шепот прямо у меня в голове:

- Голодно.

Все казалось далеким, как во сне, как перед обмороком, и я знала, что я близка к нему. Подняла руку, почти ее не чувствуя. Но я подняла и погладила склизкое бескожное лицо. Труп закатил глаза без век, опуская пасть для жора. Я скользила большим пальцем по обнаженным мышцам, нащупывая глаз. Тварь не остановила меня. Она вгрызлась мне в живот, а я всадила палец ей в глаз. Мы крикнули одновременно.

Труп отпрянул, уронив меня на пол - с небольшой высоты, и я сразу оказалась на коленях, отползая от трупа, когда первая пуля развернула его кругом. Рамирес появился со стороны пожарной лестницы, стреляя из двуручной стойки.

Тело дергалось, но раны закрывались все быстрее и быстрее, как будто чем больше мы стреляли, тем лучше его плоть училась заживлять их. Я ожидала, что труп нападет на Рамиреса, на меня или убежит, но он поступил иначе. Он прыгнул через разбитое окно обратно в детскую. И я знала, что он собирается делать. Он не хочет убегать. Он хочет взять как можно больше жизней, пока мы не уничтожим его. Его Мастер питается смертями.

Рамирес бросился к двери, с которой я уже воевала. Я оставила его пробиваться, а сама метнулась к окну. Труп стаскивал одеяло с младенца, как разворачивают подарок. Где мои пистолеты, я не знала, мне даже нечего было в него бросить. Он превратился в силуэт, а младенец хватался ручонками за воздух. Пасть монстра распахнулась, и она вся была уже в крови.

Рамирес наконец отодвинул дверь и протиснулся внутрь. Он стал стрелять по ногам, по нижней части трупа, чтобы не зацепить младенца. Монстр не обращал внимания, и все замедлилось, как залитое прозрачным стеклом. Морда опускалась, пасть расширялась, чтобы выгрызть крошечное сердечко. Я завопила, вложив в этот вопль всю свою беспомощную ярость. Я вытащила из себя ту силу, что позволяет мне поднимать мертвых, завернулась в нее, как в сияние, и швырнула ее от себя. Я видела ее мысленным взором, как веревку из тонкого белого тумана. Я хлестнула по этой твари своей аурой, обхватила ее своей сущностью. Я некромант, а эта блядская тварь - обыкновенный труп.

- Стой! - крикнула я.

Он застыл, держа ребенка почти в самой пасти. Я ощутила силу, анимирующую этот труп. Ощутила ее внутри этой мертвой скорлупы. Сила хозяина горела в ней, как темное пламя. У меня рука оказалась протянутой вперед, будто я так направляла свою силу. Разжав ладонь, я хлестнула этой белой веревкой по трупу. Покрыла его своей аурой, будто выращивая новое тело, и замкнула ауру, как сжимают кулак. Отделила эту тварь от силы, заставлявшей ее двигаться. Труп затрясся, потом рухнул, как марионетка с перерезанными нитями.

Я ощутила его хозяина, ощутила, как холодный ветер по коже. Он шел ко мне, за мной, по линии моей ауры, как по нити в лабиринте. Я попыталась отсечь его, свернуть ауру обратно в себя, но никогда я раньше такого не пробовала и потому действовала недостаточно быстро. Аура - это твой магический щит, твоя броня. Когда я бросила ею в труп, я открылась для всего и всех. Я думала, что понимаю степень риска, но ошиблась.

Сила хозяина трупа рванулась ко мне, как пламя по полоске разлитого бензина, и когда он ударил, был момент, что я закинула назад голову и не могла дышать. Сердце мое затрепетало и остановилось. Тело свалилось на пол, но больно не было, будто я уже онемела. Перед глазами стало темнеть, сереть, чернеть, и в черноте раздался голос:

"У меня слуг много. Тот, кого ты остановила, для меня ничего не значит. Ты гибнешь вотще".

Я ощутила его гнев, ярость, что я осмелилась бросить ему вызов.

Я попыталась найти слова в ответ на его голос, и оказалось, что могу найти:

- Пошел ты на...

Я попыталась рассмеяться над ним, над его бессилием, но уже не могла. Темнота стала гуще, исчез голос хозяина и мой, и осталось... ничего не осталось.

Глава 41

Первым признаком того, что я жива, была боль. Вторым - свет. В груди горел огонь. Я рывком пришла в сознание, ловя ртом воздух, пытаясь выдернуть из себя это жжение. Заморгала. Белый свет. Голоса.

- Держите ее!

Кто-то придерживал меня за ноги и руки. Я пыталась отбиваться, но не чувствовала собственного тела.

- Давление восемьдесят на шестьдесят, быстро падает.

Чьи-то тени надо мной, не рассмотреть. Резкий укол в руку, игла. Мужское лицо перед глазами, очки в металлической оправе, светлые волосы. Лицо расплывается в беловатый туман.

Серые пятна перед глазами, как на экране, когда пленка кончается. Я снова стала проваливаться вниз, назад.

Мужской голос:

- Мы ее теряем!

Темнота поглощает боль и свет. В темноту вплывает женский голос: "Дайте я попробую". Тишина во тьме. Чужих голосов на этот раз нет. Ничего, только плывущая темнота и я. А потом - только темнота.

Глава 42

Я проснулась от запаха шалфейных курений. Шалфей очищает и избавляет от отрицательных воздействий, любила говорить моя учительница Марианна, когда я жаловалась на запах. У меня от этих курений всегда голова болела. Я снова в Теннесси, с Марианной? Не помню, как туда попала. Открыла глаза, чтобы посмотреть, где я. Ага, в больничной палате. Если тебе часто приходится оклемываться в больничной палате, то узнаешь знакомые приметы.

Я лежала, моргая от света, счастливая, что очнулась. Что жива.

К моей кровати подошла женщина, она улыбалась. Черные волосы доходили до плеч, обрамляя волевое лицо. Глаза для такого лица маловаты, но смотрели они на меня так, будто знали что-то мне неизвестное, и это было хорошее "что-то" или хотя бы важное. Одета она была во что-то длинное и просторное с фиолетовым узором в красную крапинку.

Я попыталась заговорить, прочистила горло. Женщина взяла с прикроватной тумбочки стакан, и многочисленные ожерелья на ней зазвенели. Она наклонила соломинку, чтобы я могла попить. На одном из ожерелий висела пентаграмма.

- Не сестра, - сказала я, и голос у меня был хриплый. Она снова подала мне воду, и я приняла. Попыталась заговорить еще раз, и на этот раз голос уже был больше похож на мой. - Вы не сестра.

Она улыбнулась, и это обыкновенное лицо стало прекрасным, а светящийся в глазах интеллект вообще сделал ее неотразимой.

- Как вам удалось сразу об этом догадаться?

У нее был мягкий рокочущий акцент, который я не могла определить. Мексиканский, испанский, но не совсем.