Когда пируют львы - Уилбур Смит

– Ну как тебе? – спросил Шон.

Она распустила волосы – они поплыли по воде вокруг нее; закопалась пальцами ног в песок. Ее живот казался в воде спиной белого кита.

– Очень хорошо, – призналась она. – Словно шелковое белье на коже.

Шон стоял над ней в одной шляпе. Она посмотрела на него.

– Сядь, – смущенно сказала Катрина и отвела взгляд.

Шон сел рядом с ней.

– Ты должна бы уже привыкнуть ко мне.

– Я не привыкла.

Шон обнял ее под водой.

– Ты красавица, – сказал он. – Ты моя милая.

Она позволила ему поцеловать себя в ухо.

– И кто это будет? – Он коснулся ее живота. – Мальчик или девочка?

Это была любимая тема их разговоров. Катрина была настроена решительно:

– Мальчик!

– Как мы его назовем? – спросил Шон.

– Ну, если ты не отыщешь проповедника, придется звать его твоим любимым словом. Так ты всегда называешь слуг.

Шон удивленно смотрел на нее.

– О чем ты говоришь?

– Помнишь, как ты называешь их, когда сердишься?

– Ублюдки, – сказал Шон и тут же встревожился. – Черт, я не подумал об этом! Надо найти священника. Мой ребенок не родится ублюдком. Придется вернуться к Луи Тричарду.

– У тебя всего месяц, – предупредила его Катрина.

– Господи, нам не успеть. Мы слишком поздно спохватились. – Лицо Шона приобрело отчаянное выражение. – Погоди, я знаю. За горами на побережье есть португальский поселок.

– О, Шон, но ведь они католики!

– Они все работают на одного хозяина.

– Сколько времени уйдет на переход через горы? – с сомнением спросила Катрина.

– Не знаю. Недели две верхом.

– Верхом! – Катрина усомнилась еще больше.

– Черт, ты ведь не можешь ехать верхом. – Шон почесал нос. – Придется мне привезти священника. Побудешь без меня? Я оставлю Мбежане приглядывать за тобой.

– Да, все будет в порядке.

– Я не поеду, если не хочешь. Это не так уж важно.

– Очень важно, ты сам знаешь. Со мной все будет в порядке, правда.

На следующее утро перед отъездом Шон отвел Мбежане в сторону.

– Ты понимаешь, почему не едешь со мной?

Мбежане кивнул, но Шон ответил на собственный вопрос:

– Потому что здесь у тебя более важное дело.

– По ночам, – ответил Мбежане, – я буду спать у фургона нкозикази.

– Будешь спать? – угрожающе переспросил Шон.

– Только иногда и вполглаза, – улыбнулся Мбежане.

– Так-то лучше, – сказал Шон.

Глава 21

Шон попрощался с Катриной. Слез не было – она понимала необходимость его отъезда и помогла понять эту необходимость ему. Они долго стояли возле своего фургона, держась за руки, их губы почти соприкасались, когда они шептались, и наконец Шон подозвал лошадь.

Когда переправлялись через Саби, Хлуби вел за ним в поводу вьючную лошадь. Добравшись до противоположного берега, Шон оглянулся. Катрина все еще стояла у их фургона, за ней возвышался Мбежане. В шляпке и зеленом платье Катрина казалась совсем девочкой. Шон помахал ей шляпой и поехал к горам.

Они поднимались, и лес уступил место травянистым равнинам, а каждая ночь была холоднее предыдущей. Трава в свою очередь сменилась скалами и туманными горными ущельями. Шон и Хлуби поднимались по звериным тропам, теряли их, поворачивали назад от непроходимых утесов, искали проход, вели лошадей под уздцы по крутым местам и по ночам сидели у костра и слушали крики бабуинов на окружающих крансах.[32] И вдруг однажды утром, сверкающим, как ограненный алмаз, оказались на вершине. К западу местность расстилалась, как карта, и расстояние, которое они прошли за неделю, казалось ужасно маленьким. Напрягая глаза и воображение, Шон разглядел темно-зеленый пояс растительности по берегам Саби. На восток земля сливалась с голубизной, которая не была небом, и вначале Шон не сообразил, что это.

– Да ведь это море! – закричал он, и Хлуби засмеялся вместе с ним, ибо это было божественное чувство – стоять над миром. Они нашли более легкую дорогу по восточному склону и по ней спустились на прибрежную равнину. У подножия гор они наткнулись на туземную деревню. Для Шона было потрясением снова увидеть обработанные земли и человеческие жилища. Последнее время ему стало казаться, что он и его свита – единственные люди на земле.

При виде Шона все жители деревни скрылись. Матери хватали детей и бежали так же быстро, как мужчины. В этой части Африки все еще жива была память о работорговцах. Через две минуты Шону снова начало казаться, что он остался на земле в одиночестве. С обычным для зулусов презрением ко всем остальным африканским племенам Хлуби покачал головой.

– Обезьяны, – сказал он.

Они спешились и привязали лошадей к большому дереву посреди деревни. Потом сели в тени и стали ждать. Хижины травяные, их крыши почернели от дыма, и повсюду в голой земле копаются куры. Через полчаса Шон заметил выглядывающее из кустов черное лицо и притворился, что не обращает на него внимания. Вслед за лицом неохотно показалось и тело. Шон продолжал прутиком чертить рисунки на земле у ног. Краем глаза он следил за неуверенным приближением. Это был старик с худыми, как у журавля, ногами, с глазом, закрытым мутным бельмом.

Шон заключил, что соплеменники отправили старика послом, рассудив, что с его гибелью племя в общем ничего не потеряет.

Он поднял голову и радостно улыбнулся. Старик замер, затем его губы изогнулись в улыбке облегчения. Шон встал, отряхнул руки о штаны и подошел пожать старику руку. Тогда из кустов появилось множество людей – с криками и смехом они возвращались в деревню. Они окружили Шона, трогали его одежду, смотрели ему в лицо и радостно вскрикивали. Было очевидно, что большинство их раньше никогда не видели белого человека. Шон пытался стряхнуть с себя Одноглазого, который держал его за руку, как собственник. Хлуби презрительно стоял у дерева, не принимая участия в церемонии знакомства. Одноглазый прекратил сумятицу, прикрикнув на соплеменников хриплым от старости голосом. Храбрость, которую он проявил раньше, теперь принесла свои плоды. По его команде полдюжины молодых женщин убежали и тотчас вернулись с резным деревянным стулом и шестью глиняными кувшинами местного пива. За руку, которую он не отпускал ни на мгновение, Одноглазый привел Шона к стулу и заставил сесть; жители деревни расселись кружком, и одна из девушек подала Шону самый большой горшок с пивом. Пиво было желтое и слегка пузырилось, и желудок Шона восстал против его вида. Но потом Шон посмотрел на Одноглазого, который тревожно следил за ним, поднял горшок к губам и отпил.

И, удивленный, улыбнулся: пиво оказалось мягким и приятно терпким.

– Хорошо, – сказал он.