Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы - Михаил Пыляев

У самых ворот строилась караульная избушка, называемая воротнею. При царе Алексее Михайловиче, в 1681 году, приказано было в Кремле, в Китай-городе и Белом городе строить исключительно одни каменные строения и для этого выдавали из приказа Большого дворца хозяевам на постройку кирпич по полтора рубля за тысячу, с рассрочкою на десять лет, а тем, которые не имели средств сооружать каменные постройки, приказано делать вокруг дворов, по крайней мере, каменные ограды.

Форма деревянных домов в старину была четырехугольная; особенность русского двора была та, что дома строились рядом с воротами, а посредине от главных ворот пролегала к жилью дорога. Вместо того, чтобы строить большой дом или делать к нему пристройки, на дворе сооружали несколько жилых строений, которые носили название хором, постройки были жилые, служебные или кладовые; жилые носили наименование избы, горницы, повалуши, сенника.

Изба – было общее название жилого строения. Горница, как показывает самое слово, было строение горнее, или верхнее, надстроенное над нижним, обыкновенно парадное, чистое, светлое, служившее для приема гостей; повалуши в старину служили для хранения вещей; сенником называлась комната холодная, часто надстроенная над конюшнями и амбарами; служила она летним покоем, необходимым во время свадебных обрядов.

В зажиточных домах окна делались большие и малые; первые назывались красными, и в каменных зданиях они были меньше, чем в деревянных. Изнутри окна заслонялись втулками, обитыми красными материями, а с наружной стороны закрывались на ночь железными ставнями, особенно в каменных домах; вместо стекол употребляли чаще слюду; стекло исключительно доставлялось из-за границы, и для окон преимущественно употреблялись цветные.

А. Васнецов. Семиверхая угловая башня Белого города в XVII в.

Внутреннее расположение боярского дома старого времени, как и убранство горниц, было крайне неприхотливое; все стены, кроме капитальных, рубились деревянные, мебель – самая простая: широкие лавки по стенам, постланные у богатых азиатскими коврами, большой дубовый стол, такие же передвижные скамьи, поставец с посудою, кровать с пологом, наконец, выложенная затейливыми изразцами печь с лежанкою, топившаяся из сеней и развалисто выдвигавшаяся на первый план горницы; ни зеркала, ни картины не украшали горниц до половины XVII века; первые зеркала явились в Москве у боярина Артамона Сергеевича Матвеева в 1665 году; картины гравированные и живописные явились тоже в тех же годах.

Признаком довольства дома почиталось обилие пуховиков и подушек. Богатством дома также была и божница или киота с образами, в богатых окладах, с жемчугами и драгоценными каменьями. В старину боярин любил щегольнуть богатством одежд: дорогие одежды означали первостепенных царских вельмож.

Аристократ того времени отличался также множеством челядинцев в доме, также обилием кушаньев и богатством своего погреба, обильными ставленными крепкими медами. У богатого боярина дом всегда был полон бедных дворян-«знакомцев»; если такой боярин выезжал куда-нибудь в гости, то и знакомцы за ним следовали. Домашний штат имел еще сказочника, шута или дурака и затем непременно карлика, который прислуживал ему. Подобные миниатюрные прислужники были даже и у архиереев; так, на картине в «Новом Иерусалиме», писанной по приказу царя и изображающей во весь рост патриарха Никона, окруженного современниками, уцелел для потомства карло-келейник этого иерарха.

К числу домочадцев богатого боярина принадлежал и священник домовой его церкви, или, где ее не было, живший по договору, для пения в самом доме всех церковных служб, кроме обедни. Наконец, на дворе, в прихожих и лакейских всегда ютилось много странников, калек, юродивых и других людей, кормившихся от боярской трапезы.

Москва. Крестовая палата в Кремлевском дворце

Несмотря на то, что такой образ жизни был уничтожен Петром I, но он все-таки с маленькими изменениями существовал еще в допожарную эпоху.

Батюшков, посетивший Москву в 1812 году, говорит про одного из бар, что, войдя в дом его, можно было увидать в прихожей слуг – оборванных, грубых и пьяных, которые от утра до ночи играли в карты.

Комнаты этого барина были без обоев, стулья без подушек, на одной стене – большие портреты в рост царей русских, а напротив – Юдифь, держащая окровавленную голову Олоферна над большим серебряным блюдом, и обнаженная Клеопатра с большой ехидной на груди – чудесные произведения кисти домашнего маляра. В час обеда на столе стояли щи, каша в горшках, грибы и бутылки с квасом. Сам хозяин сидел в тулупе, хозяйка в салопе; по правую сторону – приходский поп, приходский учитель и шут, а по левую – толпа детей, старуха-нянька, мадам и гувернер из немцев. Большой двор этого барина тоже не отличался чистотой и весь был завален сором и дровами, позади был огород с капустой, редькой и репой, как водилось еще при дедах.

Но не так уже жил в то время бывший царедворец Елизаветы или Екатерины II; в доме такого вельможи было сборное место русского дворянства. Большие залы в большом здании такого барина вмещали по нескольку сот гостей, начиная от вельможи до мелкопоместного дворянина. Праздники и пиршества тянулись по неделям.

К таким богатым домам в Москве принадлежал и дом младшего из братьев Михаила и Романа Воронцовых, графа Ивана Илларионовича (1709–89), бывшего уже к 1760 году генерал-лейтенантом, а в царствование Екатерины II находившегося в отставке и жившего то в Москве, то в тамбовском своем имении.

И. И. Воронцов был женат на дочери известного по своей несчастной судьбе кабинет-министра Волынского; этот брак не увеличил состояния младшего из Воронцовых, человека строгой честности и чуждого всякой сомнительной наживы. Впоследствии, однако, происшедшая от Ивана Илларионовича младшая отрасль графов Воронцовых приобрела весьма значительное состояние, благодаря своему родству с князьями Дашковыми по знаменитой Екатерине Романовне Дашковой, вышедшей замуж за князя Михаила-Кондратия Ивановича Дашкова.

Князья Дашковы84 из Рюриковичей не были знатны, имя их не встречается в русской истории и оно получило известность только через княгиню Екатерину Романовну; но, живя скромно, они копили все более и более, причем накопленное ими не дробилось между размножавшимися наследниками.

Напротив, даже к исходу XVIII века все богатство князей Дашковых сосредоточилось в руках одного владельца, бывшего последним в их роде. Перед смертью князь Дашков завещал все свое имение внучатному брату своему, графу Ивану Илларионовичу Воронцову, получившему в 1807 году от императора Александра I дозволение именоваться потомственно графом Воронцовым-Дашковым.