Сталинизм и война - Андрей Николаевич Мерцалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, еще хуже, когда представители Ставки проверяли дела войск, фактически дезорганизуя их деятельность. Такие «проверки», руководимые, в частности, Мехлисом, часто заканчивались настоящим погромом. Подчас за порочные действия Мехлиса Сталин возлагал ответственность на того или иного командующего фронтом. Так было в случае с Д. Козловым, отстраненным от руководства Крымским фронтом. Не была безукоризненной и практика тех уполномоченных Ставки, которых относят к числу квалифицированных полководцев. Военные историки еще изучат, какой вред был нанесен РККА постоянным отвлечением от своих прямых обязанностей Жукова, Василевского, Воронова и других военачальников, которых Сталин по существу превратил в начальников неких команд, тушивших пожары от Ставрополя до Мурманска. Не ясно пока, как велик вред, нанесенный и тем, что представители Ставки, как правило, не отличавшиеся деликатностью, подменяли, по меньшей мере, отвлекали от дела способных командующих. Это понимали, против этого даже открыто протестовали уже в то время. Напомним лишь конфликт Рокоссовского и Жукова в Сталинграде, после которого Жуков благоразумно покинул штаб фронта. Ответственность Сталина за такую порочную систему удваивается потому, что практика посылки «особоуполномоченных» фактически провалилась еще во время гражданской войны. 15 июня 1919 г. она была резко ограничена решением ЦК РКП(б). Ограничены были и права этих представителей на местах.
Бюрократия немыслима без гипертрофированного внимания к организации контроля сверху вниз, информации снизу вверх. Под чьим только контролем не приходилось действовать на фронте командиру Красной Армии. Это и военные советы, политические управления и отделы, военные комиссары, позднее — заместители командиров по политической части, подчинявшиеся командиру, но сохранившие непосредственное подчинение и политическому отделу. Это представители Ставки и Генерального штаба, это контрразведка «Смерть шпионам» («Смерш»), орган ведомства Берии в армии. Это и военная юстиция, и орган государственного контроля — по части хозяйственной. Подчас доходило до абсурда. «Специалист по внутренним делам» мог возглавить военно-морской флот, а наркомречфлот — «внутренние дела». Мемуаристы воспроизводят случаи вмешательства Берии в оперативное руководство. Другой чертой сталинского руководства было постоянное совмещение должностей и обязанностей. Начиналось, конечно, с того, что сам Сталин был в трех лицах — государственном, партийном, военном. Уже упоминалось нечто подобное в связи с членами Политбюро. В двух местах — СНК СССР и РСФСР во время войны работал А. Косыгин. Мехлис с 21 июня 1941 г. был одновременно и наркомом госконтроля, и начальником ГЛАВПУ. Мерецков — заместителем наркома обороны и командующим фронтом. Тимошенко — наркомом обороны и командующим фронтом.
Крайне антидемократическими были принципы подбора кадров. Как правило, брали верх соображения, связанные с социальным происхождением, революционными заслугами, «классовым чутьем», преданностью «делу Сталина», умением бездумно выполнять любые приказы, личные связи, родство и т. п. Профессиональные качества учитывались далеко не всегда. Чем иначе объяснить длительное пребывание в числе ближайших советников Сталина многих, по словам Новикова, «крайне ограниченных» лиц[277]. Сам Сталин говорил о неком — петентности некоторых военных деятелей. Но какие-то обстоятельства удерживали их на своих постах. Подбор кадров часто напоминал известную манеру парижских красавиц. Стремясь подчеркнуть свои достоинства, они выходили в свет с компаньонками, не отличавшимися красотой. Иными словами, подчиненные не должны быть умнее, талантливее, способнее начальника. По мнению Жукова, порочные принципы поручили широкое распространение. «Многие подходили и еще подходят к делу подбора кадров с субъективных позиций, преследуя цель расстановки их с точки зрения выгоды своей персоны, а не общегосударственных интересов»[278].
Нельзя представлять так, что названная тенденция была единственной, что полностью был изгнан из кадровой политики здравый смысл. Так, в постановлении Политбюро «О выдвижении начальствующего состава РККА» 25 марта 1940 г. предъявлялись такие требования к намечаемым на высшие посты командирам, политическим и штабным работникам. «Они должны быть людьми способными, проявившими командирскую волю, сметку и умение». Однако на деле таким верным принципам следовали далеко не всегда и не везде. Нельзя переоценивать и кадровую политику накануне войны, называть ее «особой», ориентированной на привлечение компетентных людей, как считают некоторые авторы. Кого могли подобрать себе Ворошилов и Тимошенко, руководившие армией? Называют Жукова и Рокоссовского, ставя их в один ряд с Вознесенским и Косыгиным. Но только ли они определяли развитие армии в военные, да и послевоенные годы?
Бюрократические процессы в Вооруженных Силах нельзя рассматривать вне упоминавшегося уже огосударствления руководства ВКП(б). Неверно поэтому суждение о деятельности политического аппарата РККА в рамках однопартийности. Они действовали в условиях авторитарного режима, став одним из его орудий. Право выступать от имении партии узурпировали Сталин и его группа, после его смерти — несколько сот высших чиновников. Подавляющее же большинство членов партии стали статистами. Они были лишены каких-либо возможностей влиять на ее курс. Следуя пропагандистской традиции, многие историки и мемуаристы и ныне прикрывают самодержавие и олигархию избитой фразой «партия и правительство». Г. Морехина в книге «Партийное строительство в период Великой Отечественной войны Советского Союза» (1986) и автор хвалебной рецензии на эту книгу Н. Шишов утверждают, что созданная в годы войны система руководства не подменяла и не ослабляла ведущей роли партии. В брошюре В. Папина об организационно-партийной работе в годы войны (1990) говорится, что работа партии будто бы «наилучшим образом способствовала решению оборонных задач». По утверждению же В. Быкова, Сталин стал пленником собственной партии. Волкогонов призывает освободить армию от «партийного диктата»[279].
Однако был ли такой «диктат»? Начиная с рубежа 20— 30-х гг., речь может идти о «диктате» Сталина или его преемников. Даже ГЛАВПУ, юридически — центральный орган партии и армии, был далеко не всесилен. Министры обороны, почти всегда были одновременно и членами (кандидатами в члены) Политбюро ЦК КПСС. Они далеко не всегда считались с ГЛАВПУ. Его называли военным отделом ЦК, но фактически он находился в подчинении министра. Эта ситуация повторялась сверху донизу во всей армейской иерархии. Естественно, были и исключения. При несовершенстве системы управления многое зависело от личных качеств командующего (командира) и члена военного совета (комиссара или заместителя по политчасти). Авторитет второго подчас определялся его местом в партийной верхушке. Нельзя ставить на одну доску, например, равных по должностям членов военных советов фронтов Хрущева и Телегина. Первый, в отличие от второго, в случае необходимости мог обратиться непосредственно к Сталину.
Место армейского и флотского политического аппарата нельзя рассматривать вне связи с общими процессами, происходившими в партии во время войны. Напомним, что в 1941–1945 гг. был лишь один пленум ЦК — в 1944 г.
